обратно и радость к ней самой, и поэтому была готова сделать все, что было в ее силах, чтобы добиться этого.

Так как она была слишком занята, Скарлетт прожила в Чарльстоне более месяца прежде, чем заметила, что начинает скучать. Это случилось у Салли Брютон, в наименее скучном месте в городе, когда все говорили о моде, которая раньше была ее постоянным интересом. Сначала ей было интересно слушать Салли и ее подружек, упоминающих Париж. Ретт однажды привез ей шляпку из Парижа, самый красивый подарок, который она когда-либо получала. Зеленая – к ее глазам, сказал он – с широкими шелковыми лентами, чтобы завязывать их под подбородком. Она заставила себя слушать, что говорила Алиса Саваж, хотя было трудно представить, что могла знать об одежде такая старая тощая леди. И Салли тоже. С ее лицом и плоской грудью ничто не поможет ей выглядеть лучше.

– Ты помнишь примерочные Ворфа? – спросила миссис Саваж. – Я думала, что рухну, простояв так долго на возвышении.

Полдюжины голосов заговорило одновременно, делясь жалобами на вероломство парижских портных. Другие возражали им, говоря, что неудобство было маленькой ценой за качество, которое мог обеспечить только Париж. Они вздыхали, вспоминая о перчатках, ботинках, веерах и парфюмерии.

Скарлетт автоматически поворачивалась к говорившей с заинтересованным выражением на лице. Когда она слышала смех, она смеялась. Но думала она о других вещах – осталось ли что-нибудь от вкусного пирога, чтобы съесть на ужин… неплохо бы поменять воротник на ее голубом платье… Ретт… Она посмотрела на часы за головой Салли. Она не могла уехать еще целых восемь минут. А Салли заметила ее взгляд. Ей придется отнестись к разговору с вниманием.

Восемь минут показались ей восемью часами.

– Все говорили, мисс Элеонора, только об одежде. Я думала, что сойду с ума от скуки! – Скарлетт рухнула на стул напротив миссис Батлер.

Наряды потеряли для нее всю привлекательность, так как она была ограничена четырьмя тускло- коричневыми платьями, которые могла заказать мама Ретта у портного. Даже бальные наряды, изготавливающиеся для нее, были мало ей интересны. Их было всего два на приближающуюся шестинедельную серию балов почти каждую ночь. Они также были тусклыми; тусклые цвета: голубой шелк и вельвет цвета бордо; и почти никакой отделки. Впрочем, даже самый скучный бал означал музыку и танцы, а Скарлетт обожала танцевать. Ретт также вернется с плантации, обещала ей мисс Элеонора. Если бы только не надо было так долго ждать начала Сезона. Три недели вдруг показались нестерпимо скучными.

Ах, как бы она хотела, чтобы случилось что-нибудь волнующее!

Желание Скарлетт было удовлетворено очень скоро, но не так, как она хотела. Вместо этого, волнение было пугающим.

Все началось со страшного слуха, о котором, посмеиваясь, говорили в городе. Мэри Элизабет Питт, старая дева сорока с лишним лет, заявляла, что она проснулась в середине ночи и увидела в комнате мужчину. «Так же отчетливо, как все остальное, – говорила она, – с платком на лице, как у Джесси Джеймса». «Если я когда-либо слышал о мечтаниях, – недобро прокомментировал кто-то, – то именно это они и есть. Мэри Элизабет, наверное, старше Джесси Джеймса на двадцать лет». В газетах печатались серии статей, романтизирующих подвиги братьев Джеймс и их банды.

Но на следующий день история продолжилась. Алиса Саваж была тоже сорока с лишним лет, но была замужем дважды, и все знали, что она была спокойной, разумной женщиной. Она также проснулась и увидела мужчину у себя в спальне, который стоял рядом с ее кроватью и смотрел на нее в лунном свете. Он приподнял штору, чтобы на нее попадало больше света; на нем также был платок на нижней части лица. Глаза были в тени козырька его шапки. На нем была униформа солдата Союза.

Миссис Саваж закричала и швырнула в него книгой. Он выскочил на веранду, прежде чем ее муж успел прибежать в спальню.

Янки! Вдруг всем стало страшно. Одинокие женщины боялись за себя и за своих мужей, потому что если мужчина нанесет травму солдату Союза, то его посадят в тюрьму или повесят.

Следующие две ночи солдат появлялся в женских спальнях. На третью ночь не лунный свет разбудил Феодосию Хардинг, а прикосновение теплой руки к покрывалу над ее грудью. Когда она открыла глаза, перед ней была темнота. Но она чувствовала сдерживаемое дыхание, затаенное присутствие человека. Она закричала, затем упала в обморок от страха. Никто не знал, что может произойти дальше. Феодосию отослали к кузинам в Саммервиль. Все говорили, что она была в тяжелом нервном состоянии, близком к идиотизму, добавляли злые языки.

Делегация Чарльстонских мужчин отправилась в командование армии с престарелым адвокатом Иозефом Ансоном. Они собрались патрулировать старую часть города. Если они встретят незваного гостя, то они будут разбираться с ним сами.

Командование согласилось с патрулированием, но предупредило, что если солдат Союзной армии пострадает, то ответственный за это человек или группа людей будут наказаны. Они не хотят, чтоб под предлогом защиты чарльстонских женщин совершались нападения на солдат Северной армии.

Все страхи Скарлетт волной нахлынули на нее. Она стала пренебрежительно относиться к оккупационным войскам, как и все в Чарльстоне, она не замечала их, вела себя, будто их и вовсе не было, и они убирались с ее пути, когда она выходила на дорожку рядом с домом, чтобы пойти на рынок или нанести визит. Теперь же она боялась всякой голубой формы. Любой мог быть полуночным незваным гостем. Она легко представляла его, фигуру человека, выступающую из темноты.

Ее преследовали страшные сны, скорее, воспоминания. Снова и снова она видела мародера-янки, пришедшего в Тару, чувствовала резкий запах, видела его грязные, волосатые руки, перебирающие содержимое маминой шкатулки, его красные глаза, горящие от жестокости, похотливо смотрящие на нее, его рот с выбитыми зубами, влажный и скривившийся в плотоядном оскале. Она застрелила его, уничтожила глаза и рот в фонтане крови, кусочков костей и липких комочков его мозгов.

Она никогда не сможет забыть грохот выстрела, призрачно-красные брызги и ее неистовый триумф.

Ах, если бы только у нее был пистолет, чтобы защитить себя и мисс Элеонору от янки!

Но в доме не было оружия. Она обыскала полочки и ящики, гардеробы и бельевые шкафы, даже полки с книгами в библиотеке. Она была беззащитна. В первый раз в своей жизни она почувствовала себя слабой, неспособной посмотреть в лицо опасности и преодолеть ее. Это ее чуть не сломало. Она умоляла Элеонору Батлер послать записку Ретту.