спокойствием процедил:

— Что-что? Ты что, Орешин, заговариваешься?

— Проговариваюсь, — сокрушенно отозвался Юра. — Катя!

— Да, Юрка?

— Оставь нас, пожалуйста, на часок-два.

— Только если ты мне поклянешься, что будешь осторожен, — ответила я ему на языке Первого мира. — Если сможешь придержать в себе Виллена.

— Клянусь, — коротко отозвался Юра.

Я вышла из гостиной, оставив их вдвоем. Конечно, Юра умен и достаточно проницателен, он не позволит Виллену встревать в разговор. Конечно, он расскажет все, что сможет, о себе-Юрии и о себе- Виллене. И обо мне. Я примерно представляла, что это будет за разговор. Вряд ли он мог понравиться Олегу, и я не была до конца уверена в будущем их прежней дружбы.

Ведь, в сущности, это Виллен распоряжался направлениями работы Даррины. Желание одной половины сознания убить носителя другой половины — парадоксально, но оно всего лишь внесет некоторую осложненность в примирения Юрия с Вилленом в самом себе. И совсем другое дело — Рай в Сылве и использование Извекова.

Более того, я была уверена, что если бы Виллен знал, кто есть Катя Орешина, он принялся бы за ускорение «путешествия» ее сознания по аналогам ради преображения Рэсты. Виллен уничтожил бы Катю еще быстрее, чем это получилось у Валерия, несмотря на то, что в конечном итоге он наживет смертельного врага не только на стороне, но и в самом себе. Виллена вообще не интересовали родственные узы и взаимоотношения своих и чужих аналогов, потому что таков уж был Виллен — человек с целями совсем другого порядка. Он не знал души Юрия, и не обязан был оглядываться на нее. Теперь же мой брат должен будет свыкнуться со своим постоянным раздвоением, и насколько он сможет примирить две своих души — от этого зависит вся его жизнь. И без меня он вряд ли с этим справится.

Я сидела в полумраке пустой кухни, жевала остатки какой-то провизии, завалявшейся в холодильнике ребят, и размышляла о невероятных совпадениях и взаимосвязях, которые всплывали по ходу дела. Эти совпадения с некоторого момента стали всерьез меня беспокоить. Я снова и снова прокручивала цепочки. Юрий и Катя, Виллен и Рэста… Эти четверо сплели свои жизни в такой клубок, из которого им теперь никогда не вылезти. Но вот, например, Фелим и Мариэлла. Логично было бы предположить, что Фелим должен быть тоже как-то связан с Юрием и Вилленом. Но никаких намеков на это не было.

Я вспомнила Фелима немного отстраненно, но в то же время я чувствовала, что у меня остались какие-то следы вполне естественной привязанности к этому человеку. И Одер. Одера я старалась не вспоминать. Это было больно даже сейчас. Я признавалась сама себе в том, что я — убийца. Я могла даже сказать это вслух, и говорила это уже не раз. Но сознание своей вины, и признание, даже самое искреннее, ничуть ее не смягчило, наоборот: все стало намного острее. И поэтому мне каждое воспоминание об Одере давалось с трудом. Сейчас, поджидая конца разговора в гостиной, я позволила себе думать об Одере только с точки зрения разрешения моей новой проблемы. Проблема, как всегда, на глазах распадалась на несколько параллельных. Первая: связаны между собой все те, с кем я имела дело в различных реальностях? И если да, то где обитают аналоги Олега, Зинченко, Фелима, Одера и других? И вторая: если мне удастся восстановить эти связи, не будет ли это означать, что реальности — это не просто равноправные ниши, где могут обитать все, а каждая реальность — слепок с какой-то изначальной, причем люди не должны перемещаться туда-сюда и этим менять свое, уже кем-то определенное место в мирах. Может быть за такой самоволие и был наказан Первый мир. Тогда и мой побег из Первого мира — вызов законам мироздания. Ни больше, ни меньше.

Только при всей неотвратимости новой проблемы, все это были какие-то высшие сферы, о которых можно было порассуждать на досуге. В жизни вряд ли останется место для них.

Я залила в кофеварку литр воды и включила ее. Ребята должны были, наконец, завершить свой разговор. Я ждала этого, но никакого страха у меня уже не было, потому что даже если многое будет кончено, у меня все равно останется брат. И что бы он ни делал, я пойду за ним куда угодно.

Кофе уже был готов, и я налила себе полную чашку. Когда в коридоре послышались шаги Олега, я достала еще одну.

Олег вошел, присел на табурет, облокотился на стол и без слов следил за моими руками. Я налила ему кофе и поставила перед ним чашку. Не задавая ему вопросов, я села напротив и стала пить сама. Олег присоединился ко мне. Мы сидели молча.

— Послушай, — Олег явно мучился от того, что не знал, как ко мне обратиться. — Я все понял, но…

— Не называй меня так, как тебе не хочется… Зови меня Рэстой.

— Хорошо, Рэста, — с облегчением кивнул он. Его решение, видимо, казалось ему самому правильным, но от того, что он не захотел назвать меня катей, я ощутила все ту же тупую боль. — Объясни мне одно: выходит, Валерий Извеков — просто невинная овечка, которую использовали?

— Тебе не свыкнуться с этой мыслью?

Олег пожал плечами и нехотя пояснил:

— Трудновато. Будто что-то теряешь. Цель, опору, какую-то изначальную посылку к действию.

— Неужели тебе больше не на что переключиться?

— Переключиться? Рэста…. допустим, Катя жива…

— Катя не жива. Катя передала эстафету, очень точно передала все, что у нее было. Поэтому не смешивай нас, все равно, это будет тебе не под силу.

Олег взглянул мне в глаза. Мои слова принесли ему заметное облегчение.

— Ты что, Олег, думаешь, я буду настаивать на чем-то? Спасибо уже за то, что ты был с Юркой все это время, пока я не вернулась. И спасибо за то, что пытался отомстить. Не твоя вина, что твой гнев был направлен не на того.

— А вот благодарить-то меня не за что. Тем более, что только что мы вместе с Юрой выяснили, что тот, кого следовало четвертовать за то, что с нами случилось, сейчас совершенно недосягаем. Ни для кого.

— Ты о ком?

— О Виллене, — пояснил Олег и снова принялся за кофе. — Ведь обвинять во всем Валерия, Даррину и ее команду сканеров все равно, что обвинять в убийстве револьвер.

— Ты не прав, Виллен очень даже уязвим. И я прошу тебя ничем не напоминать Юрке о том, что и как Виллен делал. Он сам это знает. И ему в сто раз труднее, чем мне. Я пролетела через жизнь Мариэллы Виттмар, напакостила там, убила там близкого человека, смяла чужую жизнь и все вокруг. Меня только за это повесить мало…

— Ну зачем ты все время об этом? — поморщился Олег.

— У кого что болит… Просто я представляю, каково сейчас Юрке. Если тебе не все равно, что с ним, побереги его, пожалуйста.

— Тебе не кажется, что у нас назревают странные взаимоотношения? Юрка грозится меня убить, если я случайно дам понять, что отношусь к Рэсте не так, как к Кате. Ты тоже угрожаешь мне, если я обвиню Юрку в том, что сделал Виллен… А ты не задумалась, кого вы будете убивать, если кто-то из вас в очередной раз будет возить меня мордой об стол…

— Какая чушь! С чего ты взял?

Олег никак не пояснил свою крайне выразительную метафору. Вместо этого он с досадой заметил:

— Юрка сказал, что он передает мне агентство. Я как бы должен заниматься всем сам, тянуть на себе все то, чем раньше Юра занимался с упоением…

— А сам он?

— Он не объяснил ничего конкретного. Но сказал, что ты знаешь его дальнейшие планы.

У меня так резко упало настроение, что даже расхотелось продолжать разговор. Олег залпом допил все, что осталось в чашке, отставил ее и, взглянув на меня нахмурился:

— Что с тобой?

— Я знаю его планы, и они меня не вдохновляют. А в том, что тебе в этой ситуации лучше заняться