Присутствие Марсена вселяло в меня не столько уверенность в собственной безопасности, сколько надежду на то, что общение с ним позволит мне разобраться в моих проблемах. Марсен был подневольным человеком, близким к высоким кругам. Такие много знают, и даже если молчат, информацию из них можно вытянуть исподволь. Я, конечно, не ожидала, что мне удастся склонить Марсена на свою сторону и использовать его, как прикрытие. Если бы с Марсеном можно было провернуть подобный финт, он не был бы в числе лучших телохранителей верховного иерарха. И уж конечно, его не приставили бы ко мне. Уйти от опеки такого, как Марсен, будет очень даже непросто. И вряд ли у меня будет время, чтобы сделать тщательную проработку своих действий. Я чувствовала, что придется воспользоваться хитростью и случаем.

В то же время, я остро нуждалась в том, чтобы кто-нибудь меня хорошенько одернул. Я чувствовала, что меня неудержимо «несет». Возникающие сомнения в себе я сразу целенаправленно давила еще на стадии ощущений. Но мне казалось, что если я начну, как обычный нормальный человек, взвешивать «за» и «против», оценивать степень риска, анализировать собственные мотивы на правомерность, то наверняка навсегда завязну в этом божественном месте.

Но не всегда можно позволить себе воспользоваться здравым смыслом. Ведь здравый смысл, как бы ни хотелось опереться на него, оказавшись перед выбором, такая же противоречивая категория, как и любая другая. Я знала, что здравые размышления мне сейчас противопоказаны, иначе я буду смята и не смогу поднять головы. Да, конечно, умный человек не станет пытаться изменить то, что не в его власти. Возможно, то, что я делаю сейчас — всего лишь моя иллюзия, а на самом деле я ни на что не способна… Вот именно, стоит только начать думать, как начинаешь понимать, что думать вредно.

— Ты тоскуешь? — голос Марсена вывел меня из раздумий и немного встряхнул.

— Что, это заметно?

— Конечно, заметно, еще как. Ты сильно тоскуешь. Я очень не завидую твоему положению. Я ведь знаю, что значит преображение для таких, как ты, — ответил он.

— Для каких это «таких»?

— Для совершенно беспомощных.

— Ты считаешь, Рэста беспомощна? Даже сейчас?

— Даже сейчас. Но я чувствую, что та, другая жизнь, что осталась в твоей памяти, заставляет тебя подчиняться себе.

— А ты психолог. Я думала, ты просто телохранитель, а ты психолог.

— Хобби, — улыбнулся он. — К тому же психологии нас обучают всех и с детства.

— Зачем?

— Чтобы помогали сами себе и не позволяли другим подминать себя.

Вертолет снизился и пошел прямо над верхушками деревьев. Слева блеснула узкая лесная речушка, бурно текущая в разломе плиты. Я смотрела вниз на белые бурунчики пены, на солнечные блики и вдруг почувствовала сильный озноб. Пот прошиб меня и дыхание сбилось. Странные симптомы прошли, но удивительное ощущение какого-то непрошенного вторжения в меня не проходило. Это было чем-то похоже на преддверие контакта, и в то же время что-то совершенно новое. Меня словно кто-то беззвучно приглашал вниз.

— Что-нибудь не так? — спросил Марсен.

— Что это была за речка внизу?

— Одна из множества. У них нет названия. В долине Вебстера слишком много всякой всячины, чтобы каждая имела имя.

— Расскажи мне, кто такой Вебстер.

— Он жил три столетия назад. Твой род ведет начало от него. Именно он предположил, что двери откроет человек либо извне, либо отсюда, при условии, что здесь будет его последний аналог, человек, имеющий память о прочих реальностях. Он прорвется отсюда в один из прошлых своих миров, а уже оттуда во все остальные. Мы, живущие здесь, в основном все ни на что не способны.

— Вы создали себе премилую жизнь, разве вы так уж ни на что и не способны?

— Нас два миллиона, у нас есть все, но уже многие и многие поколения не в состоянии выполнять главное свое предназначение — быть иерархами реальностей.

— А чего ради?

Марсен бросил на меня взгляд, отчетливо говорящий о том, что он боялся этого разговора.

— Я понимаю, вы тысячелетиями вкалываете для того, чтобы снова открыть эти самые двери. Эта напряженная работа стала для вас священной целью. Я всего неделю здесь, но только об этом и слышу. Теперь объясни, что дальше. Вот Виллен считает, что я завтра же открою ему дверь, и что дальше?

Задавая Марсену этот вопрос, я представила, что произойдет. Я открою дверь, и в нее первым вслед за мной пройдет убийца. Убийца моего брата.

Марсен не спешил отвечать.

— Ты не знаешь или не можешь сказать правду?

— Сестра иерарха имеет право знать все, — уклончиво отозвался Марсен.

— Так скажи.

— Давным-давно, в течение нескольких тысячелетий Первый мир объединял все остальные миры. Верховный иерарх определял и корректировал развитие цивилизаций. Все делалось достаточно разумно и все были довольны, потому что не представляли себе другого положения вещей… — сказал Марсен, резко разворачивая машину.

— Кто берется это утверждать?

— История. История Первого мира.

— Но история других миров молчит об этом.

— Это не значит, что правление иерархии Первого мира — миф.

— Согласна. Но это не значит, что этот мир действительно Первый. Не знаю, как оно было раньше, но сейчас я могу заявить, что это мой мир — Первый и самый изначальный. И именно мой мир должен верховенствовать, так как я могу оттуда войти в тысячи миров, а вы здесь заперты.

— Но…

— Чему же такому хорошему вы можете научить? Придворным заговорам, шантажу и клановым распрям и склокам? У нас всего этого в избытке и без вас.

Марсен угрюмо молчал. Вертолет шел по краю лесного оврага, на обрушившемся склоне которого притулились изогнутые деревья, отчаянно цеплявшиеся корнями за оставшуюся в пределах их досягаемости почву.

Неожиданный толчок изнутри почти бросил меня в обморок. Сначала я не поняла, в чем дело. Казалось, сердце остановилось. Звуки, запахи, ветер, бьющий в лицо сквозь дверные проемы вертолета — все ушло на второй план.

— Марсен, снижаемся. Чуть назад и вниз.

Он послушно повернул машину и аккуратно посадил ее прямо на обрыв оврага. Я выпрыгнула на землю. Красота неописуемая, тишина, покой, величавость нетронутой природы. Экологическая культура — вот чему мог бы научить Первый мир. Я спрыгнула вниз на склон. Марсен двинулся следом. Он был тяжелее, и песок из-под его ног скользил вниз мощным потоком. Марсен словно съезжал вниз вместе с пластом песка.

Внизу на самом дне оврага я заметила что-то вроде пещеры. Расщелина, почва из которой была вынесена ветрами и талой водой, оголенные корни уже давно отмерших деревьев, присыпанные песком… И довольно большой, в человеческий рост, проем, ведущий вглубь, в толщу песчаного склона. Оттуда из этой чернеющей дыры исходил невероятной силы призыв. Именно оттуда.

Я посмотрела на Марсена. Он равнодушно обводил взглядом окрестности, и было ясно, что он ничего подобного не чувствует.

— Ты знаешь это место?

Он неопределенно пожал плечами и проговорил:

— Обыкновенное место. Таких оврагов в лесу сотни.

Если бы он только знал, как он не прав. Но в моих интересах было не разубеждать его.

Я села на торчащий из песка толстый сухой корень. Марсен встал поодаль. Такой ни на шаг не