— Неужели ты ревнуешь?

Лицо Одера вспыхнуло:

— Если бы могла увидеть себя со стороны, ты не спрашивала бы меня об этом!

— А что было бы, если бы я могла себя увидеть?

— Ты поняла бы, что ты стала совершенно другим человеком.

— Да, Одер, я — другой человек. И мне совершенно все равно, как ты на это посмотришь.

Стадион бурлил в предвкушении скорого начала гонки. Небо над трассой было еще затянуто тучами но дождь перестал с час назад, и покрытие осталось лишь чуть влажным. Я сидела на своем обычном месте, у открытой смотровой площадки и наблюдала, как техники возятся с жучком Одера. Что-то вышло из строя в последний момент, поэтому они очень спешили и были крайне озабочены. Одер уже скрылся в раздевалке. Времени на подготовку оставалось в обрез.

Минут через десять Фелим, подняв голову от жучка и отыскав меня, махнул рукой на раздевалку:

— Мари, поторопи его, пожалуйста, время уже выходит.

Я повесила обратно на подставку переговорную систему и, соскочив с сидения, прошла в раздевалку.

Одер был уже в комбинезоне и возился с застежкой.

— Фелим торопит, что ты застрял?

Одер пожал плечами:

— Все из рук валится. И вчера, и сегодня. Сам не пойму, что такое. Руки дрожат.

— Не выдумывай, — я подошла к нему и помогла с застежкой. Полосатый желто-коричневый комбинезон ладно сидел на нем. — Вот, все в лучшем виде. Кажется, принято решение пройти первые три круга на дождевых колесах.

Одер тряхнул головой, отбрасывая назад светлую челку, нетерпеливо сморщился:

— Перестраховщики. Потом терять время на переобувку. Ребята последнее время делают ее слишком медленно.

— Все тебе не так. Не ворчи. Ты стартуешь четвертым. Это совсем неплохо.

— Я не ворчу. Я просто жду, когда ты скажешь мне все? — он взглянул мне в глаза и отвернулся, надевая перчатки.

— Что я должна сказать?

— С кем ты разговаривала сегодня ночью?

— Ты что, спятил? Это было во сне…

— «Во сне, во сне»! Я только и слышу это!

— Тебе стартовать через десять минут, — я попробовала уйти от неприятного и, самое главное, совершенно бессмысленного разговора, которому, к тому же, в раздевалке было совсем не место.

Одер покачал головой:

— Посмотри, во что ты меня превратила, Мари!

— Что ты ноешь, как капризная баба?! — возмутилась я. И тут же пожалела о своем выпаде. У Одера даже руки опустились, он посмотрел на меня очень странно и сказал:

— Где ты набралась таких выражений, детка?

— Каких, черт возьми, выражений?! Ты замучил меня своими претензиями, но я же не ною! А могла бы! «Что ты говоришь? С кем ты говоришь? Что ты видишь? Что ты слышишь?» Ты мне надоел! Господи, как же ты мне надоел!

Я повернулась, чтобы выйти, но Одер схватил меня. Я резко рванулась и освободилась от его руки:

— Не трогай меня больше своими руками. Никогда! Нигде! Ты понял?!

— Но, Мариэла!.. — Одер развел руками. — Господи, что же это происходит?!

— Я тебе потом объясню.

— Нет, сейчас! — он решительно подступил ко мне.

Я сдерживалась изо всех сил. Но, видимо, что не дано, то не дано. Слишком напряженные и издерганные за последние недели нервы не выдержали.

— Хочешь сейчас?! Я скажу. Тебе очень не понравится, но я скажу… Я собираюсь уйти, Одер.

— Что значит «уйти»? Куда?

— От тебя, от всех. Вообще уйти отсюда. Далеко.

— Что ты несешь? — растерялся Одер. — Я зря обижаюсь на тебя, ты совершенно больна, бедняжка! Ты безумна, девочка…

Он сделал попытку обнять меня, но я ударила его по рукам:

— Ты зря так думаешь!

— Но, Мариэла!..

— Я больше не Мариэла! Ты сам тогда сказал: я совсем другой человек. Я не Мариэла. И у меня другая жизнь. В ней нет тебя. Ты мне в ней не нужен!

Одер побледнел. Он то надевал, то снимал перчатки, нервно теребя их.

— Его зовут Олег? — уточнил он.

— А ты догадлив, оказывается. И не ломай себе голову над тем, откуда он взялся, это бесполезно.

— На это мне наплевать. Мне хотелось бы знать другое, откуда ты взялась такая… — произнес он и, оттолкнув меня от двери, вышел из раздевалки.

Мне стало гадко и стыдно. Получилось не просто некрасиво, а глупо и мелко. Недостойно. Но что сделано, то сделано. Следующий разговор будет легче и спокойнее. Я искренне собралась провести его именно так.

Когда я выбралась на свой наблюдательный пункт, машины с гонщиками уже стояли на стартовой позиции, с включенными двигателями. Я поспешно надела наушники.

— Одер, будь полегче с передачами… — произнес Фелим. Ответа не было.

— Одер, слышишь? — вставил диспетчер. Но Одер молчал. — Виттмар, проснись. Пошел отсчет.

Запищал стартовый таймер. Машины рванули с места.

Первые три круга пролетели быстро. После них жучки по очереди стали залезать в боксы на смену шин. Трасса уже была высушена самими машинами, и теперь ничто не должно было сдерживать азартный напор гонки.

Пока жучки переобувались, желто-коричневая машина Одера вышла на первую позицию. Наращивая скорость, он бросился в отрыв. Команда недоумевала и неистовствовала. Одер не отвечал на призывы, игнорируя всех, кто к нему обращался, летел и летел вперед.

— Он что, собрался всю трассу пройти на дождевиках? — недоумевал Фелим.

— Это выйдет ему боком, — сокрушался диспетчер. — Одер, все готово, мы ждем тебя. Подтверди остановку.

— Заткнитесь, — пришел угрюмый ответ. — Я сам решу, когда заезжать.

Что-то нехорошее шевельнулось у меня в груди. Я поняла, что Одер расстроен, но очень не хотела, чтобы он нарвался из-за этого на неприятности.

Одер намного опередил тех, кто, сменив шины, кинулся за ним в погоню.

— Одер, разрыв тридцать секунд, — предупредил Фелим. — Не дури, Одер. Хватит, заезжай.

Ответа не было. Время шло. Никогда я еще не видела такого. Никто не решался так гнать на дождевиках.

— Ты надорвешь движок, парень, — заметил кто-то из инженеров.

— Отрыв тридцать восемь секунд, — следом напомнил Фелим.

— Через два круга встречайте, — коротко отозвался Одер. Я немного перевела дух. Значит, он еще отдавал себе отчет в том, что делал.