своей догадки:

— Даррина!

Ее лицо приобрело совсем детское выражение полной беспомощности. Она не понимала, что происходит.

— Кто? Кто это, я не вижу! — пробормотала она, внимательно вглядываясь в мою сторону. Когда я почувствовала, что она меня вот-вот разглядит, я одним коротким приказом «занавесила» себя.

— А я вижу тебя, — отозвалась я, наслаждаясь ее беспомощным испугом. — Мы еще встретимся с тобой, и тогда я задам тебе вопросы. А сейчас у меня нет времени.

Я закрыла контакт и повернулась к Валерию. Он смотрел на меня с недоумением и неприязнью.

— Что ты здесь делаешь? — повторил он. — И с кем ты сейчас разговаривала?

— С Дарриной.

— Это еще кто? — нахмурился он.

— Не знаешь? У тебя был с ней контакт. Только что. Не помнишь?

Извеков продолжал хмуриться. Нет, Валерий не был артистом. Все эмоции были у него на лице. Он искренне не помнил Даррины.

— Так кто же из нас двоих действительно зомби, а, Валерий? — спросила я, не надеясь на связный ответ.

Извеков выбрался из растрепанной, развороченной постели, стал натягивать свой комбинезон. Он был растерян и подавлен. Он прекрасно понял, на что я намекаю. Он понял, что я вклинилась в его контакт, и теперь его волновало только то, что он, Валерий, ничего не может вспомнить. Он, человек, обладающий неразделенным цельным сознанием творца, оказался загипнотизированным чьей-то нездешней волей. А какая-то девчонка, которой он отводил роль восхищенной ассистентки гения, уличила его в этом.

— Твое самолюбие, Валерий, тут совсем ни при чем. Я думаю, что тебе нужно хорошенько подумать над своим положением…

— Какого черта ты читаешь мои мысли?! — возмутился он.

— Ничего я не читаю. Я хочу, чтобы ты вспомнил Даррину.

— Я сам хочу ее вспомнить… Зачем ты вообще здесь?

— Ты хотел отвести меня куда-то… Я пришла тебя поторопить.

— Все понятно.

Валерий вышел в гостиную, даже не удосужась позвать меня за собой. Я пошла следом, понимая, что рано или поздно он все вспомнит, и я смогу получить от него кое-какие объяснения.

— Что она хотела от меня? — спросил Извеков, подойдя к окну.

— Вспомни сам.

— Катя, если они закрыли от меня самого мое же собственное подсознание, промедление может плохо кончиться.

— Если бы я не пришла к тебе, ты никогда не заподозрил бы ничего.

— Но, черт возьми! Катя, ты должна мне помочь! Ты теперь знаешь обо мне больше меня.

Прав он был в одном: промедление могло плохо кончиться. Если Валерия заставили действовать определенным образом, скрыв присутствие внешней воли, эта внешняя воля уже сама по себе не может быть доброй.

— Знаешь, Извеков, Даррина угрожала тебе.

— Мне? Чем? Почему?

— Ты должен продолжать то, что тебе поручено.

— А что мне поручено? — напряженно уточнил он. Я не видела его лица, но голос его говорил сам за себя.

— «Все двери должны быть открыты настежь», — я постаралась воспроизвести голос Даррины.

— Боже мой!.. — колени Извекова подогнулись. Чтобы не упасть, он вытянул руку и уперся в оконное стекло. — Боже мой!..

— «И помни, что мы прекрасно знаем, куда ты спрятал своего брата», — добавила я.

— Я? Спрятал? Но ведь я… — Валерий повернулся ко мне. Он словно узнал о том, что смертельно болен.

— Катя, ты готова сейчас пойти со мной? — решительно произнес он.

— Для этого я и пришла.

— Тогда идем, — он открыл стенной шкафчик и достал оттуда свою кобуру с оружием.

— В «Каменный мешок»?

Руки Валерия, застегивающие ремень, задрожали так, что он не мог попасть концом ремня в пряжку.

— А говоришь, что не читаешь мысли… — прошептал он.

— Успокойся, о «Каменном мешке» мне рассказала Марина. Только что.

— Если Даррина доберется до Сашки, я буду знать, кого за это благодарить, — сквозь зубы процедил Извеков. — Идем. Быстро.

Мы вышли в коридор. Я думала, что Валерий поведет меня на эскалатор. Но он пошел в глубь коридора, где и открыл угловую дверь.

— Проходи.

Миновав тамбур, Валерий подошел к выходу, открыл кобуру и достал пистолет. Подняв наизготовку руку с оружием, он повернулся ко мне:

— Будь внимательна. Каждый мой приказ — закон.

Распахнув дверь ногой, он осторожно выбрался наружу. Из открытой двери в тамбур повалил густой туман.

— Можно! — Извеков махнул мне рукой. Я вышла из тамбура, и туман окутал мня сочными клубами, которые, казалось, имели вес.

Валерий пошел вперед, постоянно оглядываясь и не опуская руку с пистолетом. Но вокруг было тихо: только камни. Каменные стены какого-то ущелья. Туман, вместо того, чтобы подниматься вверх, прижимался к земле. Ущелье, сначала узкое до такой степени, что двое едва могли разойтись в нем, постепенно расширялось и в конце концов закончилось. Мы вышли на поросшее чахлой травой плато. С одной стороны — обрыв. С другой — горы. Клубы тумана витали вокруг, иногда разделяясь на отдельные пласты, каждый из которых совершал над поверхностью земли совершенно самостоятельные движения.

Это был действительно «каменный мешок». Каменный мешок с туманом.

— Ты выбрал для Александра не очень симпатичный мир, — заметила я.

— Ты не права, — отозвался Валерий. Он продолжал бдительно следить за местностью.

— Может быть, ты объяснишь, чего мы боимся?

— Здесь множество самого разнообразного хищного зверья. Это единственное, чего в этом мире нужно опасаться… Стой!

Извеков замер на месте. В следующую секунду я услышала странное шуршание, похожее на звук, который издает при ходьбе человек, одетый в спортивный костюм из ткани типа «болонья». Звук приближался, но множественные отражения от стен каменного мешка не давали понять, кто и откуда стремится к нам.

Извеков, несомненно, лучше ориентировался в обстановке. Схватив меня за руку, он оттащил меня под самую скалу и затолкал в расщелину.

— Это эскора, у них отличное зрение, но плохое обоняние. Она разглядела нас со скалы, но здесь не найдет. Не высовывайся.

Мне осталось наблюдать из-за его плеча. Шуршание стало слишком громким, и из тумана короткими неловкими прыжками выскочила невероятно уродливая птица.

Размерами она превышала самого крупного страуса. Длинная шея была хищно вытянута вперед, маленькая головка вертелась из стороны в сторону. Клюв, широкий и острый, был жадно раскрыт. Длинные, растопыренные, словно у испуганной курицы, крылья волочились по земле. Но самым мерзким было то, что эта курица, толстая и неуклюжая, была абсолютно голая, без единого перышка. Ее кожа свисала с боков складками, словно из птицы выпустили немного воздуха. Такие же складки покрывали толстые бедра-