— Это мы легли в половине одиннадцатого! — воскликнула Кафари. — А Елену уложили в половине восьмого!

— Это голословное утверждение, — заявила тощая женщина таким вызывающим тоном, что Кафари начала терять самообладание.

Внезапно над ухом Кафари раздался голос Саймона, такой же ледяной и отчужденный, каким он был в день смерти Абрахама Лендана.

— Прошу вас немедленно удалиться!

— Вы мне угрожаете?! — зашипела защитница счастливого детства.

У Саймона на руках сидела Елена, а сам он угрожающе усмехался:

— Пока нет. Но если вы не удалитесь, события могут принять не самый приятный для вас оборот. Сомневаюсь, что Кибернетическая бригада оставит безнаказанными попытки мелких чиновников вторгнуться в жилище одного из своих офицеров с намерением вынудить его выполнять какое-то там предписание местных властей, которого он не видел и до которого ему вообще нет дела. Этот дом, — обманчиво кротким тоном добавил Саймон, — собственность Конкордата. Находящиеся в нем компьютеры подключены к каналам связи, по которым поступает настолько секретная информация, что на Джефферсоне никто, кроме меня, не имеет к ней доступа. Даже президент! Не говоря уже о какой-то нелепой «группе по защите счастливого детства»! Да будет вам известно, вы вообще не имеете права приближаться ближе, чем на сто метров к моему дому… На вашем месте я серьезно задумался бы о том, стоит ли вам пытаться применить силу. Я все-таки командир сухопутного линкора. Вон в том ангаре находится мыслящая боевая машина весом в четырнадцать тысяч тонн. Сейчас она прислушивается к нашему разговору и ждет только первого угрожающего жеста. Стоит вам шевельнуть хотя бы пальцем, и линкор откроет огонь на поражение. И я не успею его остановить. Так что пусть ваш Траск запишет следующее: Закон о защите счастливого детства не распространяется и никогда не будет распространяться на территории моего дома. Так что забирайте вашего слабоумного гориллу и убирайтесь подобру-поздорову… Кстати, дружеский совет! Не суйте нос в ангар с линкором, а то мне придется собирать ваши кишки по всему участку. «Блудный Сын» немедленно расстреляет вас за попытку проникнуть на территорию сверхсекретной военной зоны!

Джабовская чиновница сначала побледнела, потом покраснела и начала хватать воздух малюсеньким ротиком, как выброшенная на берег рыба.

Наконец она взяла себя в руки и заговорила:

— Траск, отметьте, пожалуйста, что Саймон Хрустинов…

— Я — полковник Хрустинов, наглая вы тварь! Кафари вздрогнула. Она еще никогда не слышала, чтобы ее муж разговаривал с кем-нибудь таким тоном. Тощая дама тоже смешалась и даже отступила на шаг назад:

— Траск, запишите, что у полковника Хрустинова и его жены есть боевая машина, способная в любой момент умертвить их ребенка!

— Ложь! — рявкнул Саймон. — «Блудный Сын» получил приказ ни при каких обстоятельствах не стрелять по моей жене или ребенку. На вас это не распространяется. Так что убирайтесь!

Он осторожно подтолкнул Кафари вглубь дома, захлопнул дверь и закрыл ее на замок.

— Кафари, возьми Елену и спрячься. Возьми пистолет! Чего доброго, у этого олуха хватит идиотизма высадить дверь!

Подхватив дочь на руки, Кафари бросилась в спальню. Елена тихонько заплакала, чувствуя, что происходит что-то плохое. Ей тоже не понравились дядя и тетя, желавшие войти к ним в дом. Кафари услышала, как Саймон достал из шкафа в гостиной пистолет и снял его с предохранителя, готовясь к самому худшему. Кафари открыла шкафчик, стоявший возле кровати, приложила большой палец к детектору и вытащила ящик с пистолетом. Вооружившись, она залезла вместе с Еленой в стенной шкаф.

— Тихо, — прошептала она, гладя по голове испуганную малышку. — Все в порядке.

Успокаивая ребенка, она негромко напевала детскую песенку, прислушиваясь к звукам в гостиной и на крыльце дома, где о чем-то спорили громкие визгливые голоса. Несколько мгновений прошло в томительном ожидании. Потом взревел двигатель автомобиля, который стал быстро удаляться.

В дверях спальни появился Саймон. Его все еще трясло от напряжения.

— Они уехали. Пока…

— А когда они вернутся? — прошептала Кафари.

— Не скоро.

— А что, если они уговорят Законодательную палату изменить закон так, чтобы он распространялся и на нас?! Или сам Жофр Зелок издаст такой указ? У нас с тобой столько врагов… — с горечью добавила Кафари. — Наверное, было проще отдать Елену в ясли.

— Бороться за свободу всегда трудно.

— Это точно, — сквозь зубы процедила Кафари.

Немного успокоившись, она снова заговорила с мужем, который уныло наблюдал за Еленой, сидевшей у мамы на коленях и забавлявшейся прядью ее волос.

— Теперь я знаю, какой ты на самом деле. Ты умеешь смотреть в глаза даже самому опасному врагу и сражаться с ним до конца. Иногда это меня даже пугает… Что же нам делать, Саймон?

— Постараться выжить, — дрогнувшим голосом ответил ей муж.

— А теперь, — стараясь говорить спокойнее, добавил он, — нам надо позавтракать. Кто же воюет натощак?!

Саймон сделал такую комичную физиономию, что Кафари невольно рассмеялась, услышав это до боли прозаическое предложение.

— Видно, что ты опытный боец. Ну хорошо, давай поджарим яичницу.

Саймон взял на руки Елену и отдал Кафари пистолет, доверяя ей право первого выстрела по мерзавцам, которые могли передумать и вернуться, чтобы все-таки ворваться в дом. Кафари поставила свой пистолет на предохранитель и сунула в глубокий карман фартука. В другой карман она положила пистолет Саймона.

По пути на кухню она остановилась возле компьютера посмотреть, не прислал ли ей кто-нибудь сообщений. Сообщение действительно пришло. Кафари с удивлением заметила, что оно было отправлено в половине второго ночи. Содержание сообщения было кратким и недвусмысленным.

«Настоящим до сведения всех родителей доводится, что, согласно Постановлению 11249966-83е-1, проверки благосостояния детей на дому и обязательное посещение детьми яслей, требуемые Законом о защите счастливого детства, распространяются на все семьи Джефферсона, имеющие детей, независимо от того, работают оба родителя или нет».

У Кафари по коже побежали мурашки. Она поняла, что за ней кто-то очень пристально следит. Выходит, тем, кому следует об этом знать, уже известно, что она оставила работу в Космопорте имени Лендана. А стоило им об этом узнать, как они тут же стали действовать. Интересно, остальные родители действительно получили такое же уведомление, или оно прислано только им, чтобы дать джабовским шпионам возможность проникнуть в дом Саймона? Судя по всему, кому-то очень хочется узнать, что же находится внутри их семейной цитадели. Враги ее мужа желают ему отомстить, или охотятся за секретной информацией, или хотят совместить и то, и другое. С другой стороны, они могут пытаться в очередной раз предстать перед населением Джефферсона в роли благодетелей, заставив «ненавистного тирана- иностранца» отдать в ясли свое дитя, подчиняясь воле народа.

Кафари по-прежнему пугала ловкость, с которой Витторио и Насония Санторини умудрялись вертеть общественным мнением. Она распечатала сообщение и отправилась с ним на кухню, где Саймон уже посадил Елену на ее стул и возился у плиты со сковородкой и яйцами в руках.

Он взглянул на сообщение, хмыкнул и пожал плечами:

— Делать нечего… Но не расстраивайся, ведь мы вместе и с нами «Блудный Сын»!

Нарезав ветчину и налив сока, Кафари немного успокоилась. Хотя бы на сегодня их оставили в покое, и она спокойно позавтракает дома с мужем и ребенком. Она никому не позволит испортить ей утро. Завтра будет предостаточно времени, чтобы расстраиваться…

На следующее утро Кафари позвонила своему начальнику в космопорте, чтобы спросить, не возьмет ли он ее обратно на работу.

Издерганный директор космопорта Эл Симмонс с нескрываемым облегчением ответил: