помогнет. Ну, с богом, Юрьюшко. Тобе во Пскове полна воля всем правити меня вместо…

Отпустив всех, Василий Васильевич ослабел совсем и остался один с Васюком, чтобы отдохнуть и подремать до обеда.

В тот же день к вечеру, когда Юрий давно уж выступил с войском ко Пскову, почувствовал государь еще большую слабость, лег в постель и встать уже больше не мог. Андрей, оставшись один с отцом, испугался и заплакал.

Бросился потом к Васюку и приказал ему идти к архиепископу молить его помочь великому князю.

Владыка в келье своей при зажженных свечах читал священное писание и выписывал нужные ему назавтра изречения для поучительного слова после обедни. Узнав от Васюка о болезни великого князя, он тотчас же встал и, подойдя к книжному поставцу, выбрал «Добропрохладный вертоград»[166] и поспешил к болящему.

Княжич Андрей так обрадовался приходу владыки и с такой верой взирал на него, что отец Иона был растроган.

— Отроче милый, — сказал он, благословляя княжича, — радуешь ты сердце мое столь великой любовью своей к родителю.

— Благослови мя, отче, — молвил Василий Васильевич, — недужен яз сухотною болестью…

Благословив государя, владыка сел возле него и сказал с убеждением:

— Всяк недуг от человека отгоним бывает силою господней. Аз принес с собой «Добропрохладный вертоград», в котором сказано, каким зелием лечится таковой недуг. Из сей книги велю дьяку своему списать все о сухотныя болести и о всяком зелии против ее полезном…

Владыка раскрыл лечебную книгу и, прочитав нужные ему места, продолжал:

— Как аз разумею читанное мною в сей книге, вкушать тобе надобно молоко и масло в изобилии и жирные мяса: гусятину да баранину. Пред жирным же пити чарку водки — боярской али двойной, а после трапезы — меды сладкие или вина фряжские. Аз же, грешный, для-ради спасения живота твоего, государь, разрешаю тобе и в посты, ибо зело отощал и усох ты, а за грехи твои буду твоим молитвенником усердным…

— Спаси тя Христос за доброту твою, — сказал Василий Васильевич с умилением, — легче мне от беседы твоей. Благослови же мя, отче, на сон грядущий. Верую и уповаю яз на силу и милость божию…

— Бог даст, окрепнешь, государь! — благословив великого князя и прощаясь с ним, сказал владыка. — А ежели недуг пуще одолевать почнет, то пошлю тобе инока престарелого, есть у меня един такой в Юрьевом монастыре, который зело искусен трут на хребте у болящего сожигати от сей болезни сухотной, как о том указано в «Вертограде».

Дней через пять, когда от Юрия из Пскова прискакали вестники, Василий Васильевич уже встал с постели и чувствовал себя окрепшим, продолжая вкушать скоромную пищу: жирное мясо и всякие вина в умеренном количестве.

Вестники сообщили, что князя Юрия Васильевича встретили псковичи весьма благолепно. Как въехал он в Запсковье, зазвонили там во всех церквах, а у Богоявленского конца вышли навстречу ему оба посадника, сотники, судьи, старосты кончанские и уличанские, дьяки, воеводы, подвойские и прочие служилые люди. Впереди же них и по бокам шли и пели клиры церковные во главе с клиром собора св. Троицы, все в праздничных ризах, с крестами и хоругвями. Сзади же этих главных лиц псковской земли шли старосты от купечества, от разных общин ремесленников и все прочие псковские молодшие люди в великом множестве.

Под гул колоколов, пение клиров церковных, крики и шум толпы Юрий с воеводой, князем Оболенским, приблизились к Вечевой площади возле собора св. Троицы, где устроена высокая, вся резная и расписная степень.[167]

Оба посадника взошли на степень и, когда шум на площади стих совсем, возгласили здравие и многолетие князю Юрию Васильевичу, и весь народ кричал ему здравие. Далее посадники объявили, что государь московский, вняв мольбам веча, прислал своей вотчине, граду Пскову, «для-ради устроения дел его, сына своего князя Юрья собя вместо…»

Отсюда князя Юрия Васильевича повели под церковные звоны и клики народные в собор св. Троицы, где возвели его на Довмонтов стол[168] и дали ему Довмонтов меч, как великому князю. Засим, отслужив молебен, проводили его всем народом до княжого двора, что в Застенье, рядом с торгом.

В хоромах княжих все уж к пиру готово было, и в трапезной столы были собраны по-праздничному, но посадники провели князя Юрия в один малый покой, где были приготовлены для него дары многие и богатые. Затем, сняв верхнее платье и прослушав молитву в крестовой, все перешли в трапезную…

— Пили здравицы, — продолжал вестник, — за тобя, государь, и за государя Ивана Василича, и за всех из семейства вашего. Потом пошли здравицы — конца-края нет. Притомился даже князь Юрий, усталый с пути, и, сказав о сем посадникам, ушел к собе в опочивальню, но приказал строго в конце пира побудить его, дабы проводил он гостей с честью…

Василий Васильевич весело усмехнулся и молвил:

— Достойно князя вел собя Юрий-то. Добре вел. А что пили-то и долго ль?

— Почитай до утра, государь, пили-то. За столом же, опричь водок и медов крепких, много было заморских вин: фряжских и грецких, а еще и пиво немецкое, Князь Стрига-Оболенский, на что на сие зело крепок, а и тот, на своей лавке заснув, на пол упал…

Василий Васильевич засмеялся.

— Князь-то Иван Василич, — молвил он, — токмо о устатка великого охмелел, а один хмель его не берет…

— Нет, государь, — смеясь же, вмешался Федор Васильевич Басёнок, — не только от устатка Иван Василич сомлел, а не след водку с пивом мешать. От сего и в голову и в ноги ударяет.

— А на третий день, государь, после сего, — сообщил далее вестник, — немецкие посланцы прибыли…

— Пошто?

— Князь-то Юрий на другой день после пира отпустил князь Стригу с полками на немцев поганых. Немцы же на пути его уже встретили и били челом пропустить их посольство ко князю и посадникам. Баили немцы-то, что, узнав о походе полков наших, хотят они мира с Москвой. Ныне они уже во Псков прибыли и князю Юрью били челом, а со псковичами помирились на всей воле псковской. Твоего, государь, приказа молит князь Юрий Василич.

— Вот оно что! — весело воскликнул Василий Васильевич. — Воевода-то наш хоть и с лавки упал, а немцев-то всех повалил, земно челом всех бить заставил!..

Перекрестился великий князь и добавил, обращаясь к вестнику:

— Ну слава богу, все идет наидобрым путем. Иди отдохни, а утресь, после завтрака, дам ответ тобе для князя Юрья. Проводи его, Васюк.

Вестник поклонился и вышел. Василий Васильевич помолчал немного и сказал Бородатому и Басёнку:

— А вы пораньше к завтраку приходите. За столом думу будем думати.

В этот же вечер за беседою да за сладким заморским вином дотемна засиделся воевода Басёнок у дьяка Бородатого, который это время при великом князе жил в особом покое, возле крестовой, против трапезной. Уходя к себе в полк, отыскал воевода стремянного своего, обошел с ним все дозоры великокняжеские из своей и княжой стражи и вышел на Владычный двор.

Ночь темная. Снег идет мокрый — днем еще с крыш капель была. Глухо и мягко в мути влажной, и еле видать кругом, но Федор Васильевич и стремянный его, Дементий Волоцкий, хорошо каждую пядь земли на дворе знают и помнят, где яма, где поворот и где их стража расставлена.

Вдруг Дементий схватил за руку воеводу и задержал его, втянув под ворота. Тот понял, и оба у стены затаились. Мимо них прошли не то четверо, не то пятеро. За воротами стали. Удивился Федор Васильевич: ворота были из малого дворика, из которого никуда, кроме ворот этих, ни входа, ни выхода нет.

— Третий раз выходим, — послышался осторожный шепот, — а его нету.

Месяц взойдет, а таиться нам негде будет…