Пока все это пробегает нечеткой строкой где-то на самом дне сознания, но теперь уже понятно, что в твердых и вкрадчивых словах таится обман, такой же, как и голубое небо, сквозь которое проступает каменный свод, как эта бархатная трава, которая не сминается под ступнями, как прекрасное лицо Лолы, розовая маска, прикрывающая сетку морщин, как радость, плата за которую – безумие и смерть.
Значит, судьба выбирает достойных… Увидеть бы эту самую судьбу, которая выбирает.
А вокруг уже разгорается холодное медленное пламя, принимая ее в свои объятия, и неугасимый восторг гонит ее вниз, навстречу победе над всеми обстоятельствами. Еще немного, и она, Роза Валлахо станет полновластной хозяйкой жизни, хотя бы своей собственной. На долю мгновения полет превращается в стремительное падение, и вот пространство переворачивается. Теперь она поднимается вверх, туда, где в изменчивой водяной линзе играют солнечные лучи.
А потом на солнце наползает тень, тяжелая и стремительная. Отвратительный тип в блестящей чешуе сваливается откуда-то сверху, тянет к ней свои грязные лапы. Ключ, который вручила ей Лола (почему ключ?), превращается в меч, сверкающий и беспощадный. Сталь сталкивается со сталью, и от металлического звона содрогаются беломраморные стены колодца. Но сейчас нет силы, которая могла бы соперничать с ней. От доспехов врага отлетают пластины, лицо его искажается ужасом, он отступает, разбрасывая вокруг себя дрожащие шарики крови. Сейчас он скроется, и путь будет свободен.
Неожиданный бросок застает ее врасплох, и перед глазами – лишь стремительный отблеск далекого солнца на бронзовом шлеме. Он проскочил мимо нее и мчится вперед, чтобы затоптать розу, прикончить Лолу, уничтожить вечную радость. А иначе – зачем бы ему туда!
Сил немерено! Враг бежит! Белокурая красотка подождет. Главное – остановить коварного врага, посмевшего ввести ее в заблуждение. Недолгая погоня, и вновь скрестились мечи, рассыпая багровые искры. Но теперь все иначе, все иначе… Воин-Из-Бездны все еще боится ее, и теперь только его страх наполняет ее силой. Стоит лишь на мгновение отступить и… Этот удар рассек бы ее пополам, но воображение противника наделило ее кожу прочностью брони. Ее лишь отбросило в сторону, в лес каменных наростов, где царит абсолютная тьма, и откуда нет выхода. Она уже не могла видеть, как рассыпался на мелкие осколки тот несчастный булыжник, о который она ударилась головой.
Э. Н., 21 день, 15 ч. 52 м.
– Жертва должна быть принесена сегодня до заката солнца. – Верховный жрец Ватахуаменхочепа был непреклонен, зная, что в третий раз вождь не посмеет сказать «нет». Власть традиций была выше власти вождя, и огонь вспыхнул в жертвеннике сам собой именно в ту ночь, когда маси-урду принесли из Каркуситантхи едва живую бледнолицую.
– Ватаху будет недоволен полудохлой жертвой. – Мартин все-таки решил сделать последнюю попытку. – Пусть она сначала окрепнет.
– Ватаху хочет жертвы.
Впрочем, какое дело ему, Седуватахучепанипарду, вождю ватаху-урду, до какой-то пленницы, которая и так едва ли выживет… Ватаху требует жертвы, и не стоит испытывать терпение Красного Беркута.
– Я сам вырву ей сердце. – Следовало постоянно поддерживать свой авторитет среди соплеменников. Если он хоть взглядом, хоть словом покажет жалость к пленнице, в сердца ватаху-урду могут закрасться сомнения. – Пусть приготовят снадобья. Она сама должна взойти к чаше.
Жрец ушел, вполне удовлетворенный, и Мартин остался один в пирамидальном зале среди каменных оскалов и тусклых сальных светильников. Девять стражников не в счет – они не могут говорить с вождем, чтобы тот при случае имел возможность покарать их смертью своей непогрешимой рукой.
Итак, мало им убитого барса… Надо еще прикончить полумертвую бабу, предъявить толпе окровавленное сердце и бросить его в огонь. Понятно, что тогда, шесть лет назад, Ватахуаменхочепа не позволил убить его лишь потому, что был уверен: бледнолицему не одолеть серебристого барса. Или не найти. Но вот он, костяной кинжал, покрытый черной кровяной коростой, лежит среди сосудов и блях из магического серебра. Никто не смеет выносить святыни ватахов из чрева пирамиды, никто не смеет прикоснуться к ним, кроме вождя и верховного жреца, никто не смеет ничего без указания вышестоящего урду, и только попробуй не чувствовать себя свободным и счастливым…
До церемонии оставалось не меньше часа – пока соберутся урду из соседних поселков, пока на жертву подействуют снадобья, делающие последние минуты спокойными и безмятежными… Но почему маси принесли ее сюда? Могли бы и не приносить, могли сами прикончить, могли, наконец, просто оставить, где нашли.
Маси-урду были загадкой даже для ватахов, ближайших родственников. Взять хотя бы Мудрого Енота, который для них все равно, что для ватахов —Красный Беркут… Маси знают о Красном Беркуте все, а ватахи о Мудром Еноте – ничего, маси бродят по всему Сиару, как цыгане, и никто их не трогает, а ватахи не смеют носа высунуть за пределы помеченной территории. Правда, и сюда никто, кроме маси, не суется, магия – это тебе не фунт изюму. Здесь для женщины не быть ведьмой – отклонение от нормы, все равно, что для мужчины не быть воином, а для старика – вовремя умереть…
– Се, она очнулась. – Чепанисотинодати, главный хранитель тела великого вождя, наделенный правом именовать его кратким именем, преданный друг и внимательный воин, уже несколько минут стоял рядом, не решаясь потревожить своего господина.
Все равно, уже поздно… Ему нельзя с ней говорить. Если они перемолвятся хотя бы словом, жертвенный нож должен будет взять кто-нибудь другой, и вождь лишит себя возможности показать народу хладнокровие, верность обычаям и покорность Красному Беркуту.
– Вели принести ее сюда.
– Она и сама может… – В голосе Чепанисотинодати проскользнуло недоумение, но усомниться в мудрости вождя – все равно, что усомниться в его храбрости и силе. – Отрезать ей язык?
– Нет. После…
Хранитель тела удалился выполнять волю вождя, подарив Мартину еще несколько минут одиночества.
Итак, верховный жрец что-то задумал, и воля Красного Беркута здесь не при чем. Маси так и не объяснили, почему они принесли сюда эту полумертвую девицу, впрочем, они никогда ничего не объясняли, они вообще предпочитали молчать, а обычаи ватахов не позволяли задавать вопросом людям Мудрого Енота. Но жрец знает больше, чем говорит. Приносить жертвы – его прямая обязанность, а он настаивает на том, чтобы это сделал именно вождь. Почему? Нет, скорее – зачем… Если Ватахуаменхочепа на чем-то настаивает, последствия могут проявиться завтра, а могут и через год или через десять лет, или в другой
