4 декабря мы вновь наступали. Вместе с резервным подразделением полка я прибыл на небольшую речку, пробивавшуюся через лесной участок, имевший форму треугольника. На нашем левом фланге батальон Шмидта вел тяжелые бои, а прямо напротив нас в нашем направлении выдвигались танки. Я приказал в своем секторе соблюдать абсолютную дисциплину, не шуметь и стрелять только по четко видимым целям, когда и если это необходимо. Я тут же запросил подкреплений в виде одного противотанкового орудия с расчетом, еще не зная, когда следует ожидать прибытия этого столь отчаянно требовавшегося оружия.

Впереди нас и слева располагалось отделение Файерштайна, удерживавшее командные высоты над полем боя и пространство вперед по реке. Вдруг с позиции Файерштайна заговорил пулемет. Уже была видна русская рота, двигавшаяся вдоль речки и обеспечивавшая поддержку двум танкам «Т-34». Попав под огонь, Советы ретировались под защиту танков, один из которых тут же резко остановился и развернул свою массивную башню в сторону замаскированного пулеметного гнезда «MG». Прямым попаданием из мощного орудия пулеметное гнездо было уничтожено, при этом был мгновенно убит Файерштайн, который честно служил много месяцев под моим началом.

Другие танки тут же открыли огонь с опушки леса напротив нас. Стоя в неглубоком окопе вместе с Юкелем и Зеппом, мы следили за ними в бинокли, когда танковый снаряд ударил в соседнее слева от нас дерево, обрушив его на землю. Юкель медленно повернулся лицом ко мне, и я увидел, что лишь небольшой обрубок остался от трубки, неизменно торчавшей у него во рту. Осколок снаряда снес ободок его шлема и чисто срезал головку его трубки. Негромко пробормотав: «Он меня достал», он медленно опустился на землю.

Его левая рука была красна от крови, просачивавшейся сквозь ткань его камуфляжной накидки, и я расстегнул его рубашку и мундир и тут увидел, что большой осколок чуть ли не ампутировал его левую руку чуть пониже плеча. Ремешком от котелка я плотно стянул его руку немного ниже подмышек, пока не перестала идти кровь. Во время всего этого Юкель не произнес ни звука, но теперь он слабо улыбался и заметил, что, похоже, он, наконец, получил свой долгожданный отпуск с поездкой на родину. Я помог ему встать на ноги, и он исчез, направившись в тыл, твердо шагая без чьей-либо помощи.

Несколько недель спустя я получил письмо из госпиталя в Вене, которое начиналось словами: «Мой дорогой лейтенант». Юкель писал, что за исключением потерянной левой руки он остался цел. Он также добавлял, что у него нет табака для трубки, поскольку в госпитале табак не считается предметом первостепенной важности. Этот пассаж я подчеркнул красным маркером из своего планшета и передал письмо Хартелю, полковому офицеру-интенданту, с просьбой отправить ему немного табаку. К моему огромному удовлетворению и удивлению, примерно через четыре недели я получил еще одно письмо Юкеля с благодарностью за то, что выполнил его просьбу.

На следующий день мы приветствовали прибытие 75-миллиметрового ПТО и его расчета. Получив орудие, мы испытали огромное облегчение, потому что иначе у нас не было бы эффективной защиты от советской брони, расположившейся напротив нас. Вновь я оказался у давно забытого противотанкового орудия и, знакомясь с пушкой, поговорил с ее расчетом. Мы аккуратно установили пушку и залегли в ожидании, но ни один танк не появился перед нами в роли цели.

На следующий день перешли через мост, построенный из надувных лодок и переброшенный через приток, который отделял нас от III батальона. Враг заметил прибытие подкреплений и попытался выдвинуться со своими танками, два из которых стали жертвой нашего 75-миллиметрового ПТО. Остальные спешно отошли в укрытие.

Ночью два танка с пехотой, облепившей броню, прорвались через окопы, занятые Шмидтом. Некоторые наши роты были сброшены со своих позиций, и я контратаковал с резервом, состоявшим из усиленного саперного взвода 437-го полка. Мы пробились до небольшой ложбины в 150 метрах от того места в окопах, где русские осуществили прорыв. Отобрав два отделения для контратаки, остальным, то есть примерно шестидесяти солдатам, я приказал залечь в ложбине примерно в 200 метрах позади нас. План состоял в том, чтобы с целью сокращения потерь взять в первоначальную атаку как можно меньше людей. Остальные должны были последовать за нами после нашего первого удара.

По заранее обговоренному световому сигналу передовые наблюдатели передали нашей артиллерии приказ открыть огонь, и через несколько секунд наши снаряды уже молотили землю в 30—50 метрах впереди нас. Как только разрывы переместились вперед и покрыли вражескую систему окопов, мы продвинулись вперед и вскоре попали под спорадический огонь русских. Где-то совсем рядом с нами из замаскированного окопа начал стрелять автомат, и одного из пулеметчиков ранило в плечо.

Уже не теряя времени, мы бросились в атаку на вражеские позиции, стреляя в упор и забрасывая окопы гранатами. Я бросился к краю окопа менее чем в метре подо мной, из которого отчетливо доносились приглушенные голоса русских, где они притаились в темноте. Со страхом сидя в своем окопе, они не осмелились выглянуть за бруствер, а иначе они бы просто затащили меня в свой окоп. С колотящимся сердцем я выдернул чеки с двух ручных гранат и подождал до последней секунды перед тем, как катнуть их через бруствер в окоп подо мной.

Гранаты взорвались, подняв облако пыли и дыма, и, выставив пистолет под краем окопа, я выстрелил несколько раз в невидимые цели. Раздались крики раненых врагов, и я скатился в окоп, упав прямо на раненого русского. Крикнул солдатам приказ следовать за мной, и Шорх ворвался в окоп, прикрывая наш левый фланг, стреляя очередями с бедра из своего «MG-42».

Зепп, Гумперт и другие ринулись за мной в окопы русских. С нашего места нам была видна группа русских справа, которые вскочили с земли и опрометью бросились вдоль окопов сквозь наш огонь далее в тыл, к танку, зловеще притаившемуся в темноте. Его силуэт был виден на фоне вспышек наших рвущихся артиллерийских снарядов. В течение нескольких минут русские были выбиты из окопов, и некоторые из них стали искать убежище в овраге. После того как мы перегруппировались и приготовились к контратаке, Зепп Штурм взял связку гранат и, побежав к краю окопов, дернул шнуры и швырнул гранаты в овраг одну за другой. Русские оставили позади себя несколько убитых и раненых, а мы взяли двенадцать пленных.

После этой атаки нашей маленькой группы русские утратили инициативу и в течение последующих дней уже не проявляли намерения атаковать. Я немедленно представил Зеппа Штурма к награждению Железным крестом, и эта награда была ему вручена на следующее утро командиром полка.

14 ноября 132-ю пехотную дивизию в ее секторе фронта Кусинки сменили части 92-й пехотной дивизии и 12-й авиаполевой дивизии. А нас по железной дороге перебросили в армейскую группу Лоха на укрепление фронта к западу от Невеля возле Пустошки.

В этом месте дивизию не сразу послали в бой, а оставили в резерве для обороны и усиления дивизий, оказавшихся под угрозой. За исключением частей, остававшихся в районе Исакова, все ее батальоны использовались для поддержки 85-й и 329-й пехотных дивизий.

Было намечено, что 132-я пехотная дивизия будет атаковать в западном направлении с позиций к югу от озера Неведро для поддержки наступления 16-й армии в конце ноября. Это наступление планировалось с целью окружения советских войск, которые прорвались к югу от Пустошки. Это наступление, в результате которого была бы очищена жизненно важная трасса Щеглово – Лопатово, с использованием 436-го гренадерского полка и частей 16-го и 9-го полицейских полков, было намечено на 29 ноября. Перед лицом превосходящего по силам противника части продвигались к намеченным целям (Васильевка, Пустки и высота 192.7), но из-за тяжелых потерь, понесенных в предыдущие месяцы, когда взамен не было получено ничего, наступление заглохло.

Второе наступление планировалось на 10 декабря после завершения строительства другой линии снабжения, доходящей до районов Идрицы, железнодорожной станции Нищая, Люши и Лопатова. Для возобновляющихся атак дивизия намечала использовать 436-й и 174-й гренадерские полки. Однако планы эти так и не осуществились, потому что дивизия была передана в боевую группу Вагнера и вместе с 3-й эстонской добровольческой бригадой СС и латвийским полицейским полком из Риги получила задачу усиления сектора между Дриссой и озером Ясным. Ожидалось, что вражеское наступление из района Невеля пойдет через этот сектор и что враг ударит в направлении Полоцка. Эта ожидавшаяся атака угрожала всему правому флангу группы армий «Север».

Новый сектор дивизии, простиравшийся на 50 километров, до января оставался спокойным, за исключением мелких стычек разведгрупп. Все эти недели части усиленно трудились, укрепляя и строя