обратного пути. Сдаться означало немедленную смерть. Выжить – значит просто отдалить неизбежное. Наш искореженный мир стал сюрреалистическим и неясным; надвигающийся подлесок, эти сугробы и расколотые стволы деревьев молчаливо хранили секреты, которых они были очевидцами.
Всякий раз, как большевистское неистовство обрушивается на нашу оборону, атака захлебывается, налетев на безымянные ряды гренадеров. Фронт продолжает стоять. Советские атаки неоднократно прорывали истощенные, замерзшие и обескровленные ряды солдат из Восточной Пруссии, Вестфалии, Баварии и Рейнланда.
Когда в ходе одной из советских атак, поддержанной танками, были прорваны позиции у леса и враги устремились к штабу батальона, какой-то прусский фельдфебель попытался подтащить противотанковую пушку к окопам защитников, но не смог установить орудие из-за толстых сучьев и пней. Преследуемый очередями советского пулемета, он побрел сквозь глубокий снег к соседнему орудию, расчет которого погиб за несколько мгновений до этого. Фельдфебель никогда не прикасался к такому оружию, и два гренадера бросились к нему на помощь. Быстро установив прицел, он выстрелил. Ведь это должно сработать! И это сработало. Первый танк резко встал и вспыхнул пламенем, а вскоре за ним – и второй, и на короткое время советская атака запнулась.
Сейчас советские цепи почти полностью окружили ослабленный и выдохшийся немецкий батальон, который находился, как островок, глубоко во вражеском тылу. Батальон успешно отбивал натиск атакующих русских и сумел удержать дорогу, по которой велось снабжение. Почерневшие остовы подбитых вражеских танков вдоль периметра обороны были немым свидетельством тяжелых боев, которые велись в узких границах этого сектора.
Однажды ночью штурмовая группа добилась успеха, уничтожив четыре вражеских блиндажа и одну вражескую противотанковую позицию, но была отрезана от своих и рассеяна в последующей перестрелке. После девяти дней и ночей позади вражеских окопов, без отдыха под безжалостным морозным небом два измотанных в боях ефрейтора на рассвете добрались до наших окопов, неся с собой раненого товарища. Они завернули его в плащ-палатку и, просунув шест через связанные концы, несли его вдвоем, передвигаясь среди врагов в часы темноты, а днем прячась за снежными заносами.
Добравшись до своих, они рухнули от усталости, и понадобилось несколько часов, чтобы они пришли в сознание. Отказавшись от предложения переправить их в тыл для отдыха, они поднялись и побрели в расположение своей роты. Следующую ночь их рота атаковала и захватила вражеский опорный пункт вместе с этими двумя бойцами в своих рядах, уничтожив последний вражеский бастион в своем секторе.
Недели боев в болотах к северу от Смердиньи потребовали последних запасов сил и духа. Пожирающая время неторопливая лесная война выразилась в непрерывных боях против значительно превосходящего нас противника, силы которого были нескончаемы. За стремление вынести наихудшие из всех возможных условий безжалостной природы гренадерам, артиллеристам, саперам и зенитчикам пришлось платить огромную дань.
Главная линия фронта продолжала тянуться вдоль выступа в обороне, удерживаемой нашим полком. 7 -я рота была размещена на левом фланге, протягивавшемся с севера на юг в пределах узкой впадины русла Десны. Затем хрупкая линия загибалась вправо, обращаясь фронтом на юг к краю леса. Потом эта линия исчезала в густом лесу, идя несколько сот метров по прямой, а далее опять поворачивалась вправо фронтом на запад и юго-запад. Внутри этого растянутого выступа, примерно в 30 метрах позади окопов, располагался штаб роты, состоявший всего лишь из окруженной окопом хижины, покрытой землей и снегом. Две ночи назад была произведена корректировка в линии обороны, в результате чего правый фланг был отведен назад, сокращая тем самым линию и уменьшая растущую угрозу окружения и уничтожения. Между окопами была ничейная земля с густыми чащами и хвойными деревьями.
15 февраля вдоль линии фронта царило спокойствие. С наступлением этой тишины беспокойство охватило взводы, удерживающие хилый фронт. Редко можно было услышать лишь роковой шепот зимнего ветра, проносившегося в верхушках деревьев. Этот фронт почти всегда выдавал признаки жизни, будь это редкий треск снайперской винтовки или методичная дробь пулеметов «максим», пробовавших нашу оборону.
Днем раньше Советы провели разведку боем выступа по всей длине. Где бы они ни появлялись – видны были лишь призрачные силуэты сквозь густую чащу и глубокий снег на расстоянии, в лучшем случае, менее пятидесяти метров, – их либо уничтожали, либо отбрасывали. Несмотря на внешнее отсутствие врага, вовсю чувствовалось, что Советы подбираются к нам.
Наш выступ был укреплен за счет левого и правого флангов. В линии обороны были установлены и тщательно замаскированы два тяжелых пулемета. Сектор, где эта линия простиралась за пределы окопов, резко поворачивая вправо, был усилен в течение ночи, для чего мы срубили деревья и сложили тяжелые бревна перед окопами. В этом месте я приказал на изгибе линии установить тяжелый пулемет, поскольку тут можно обеспечить максимальный сектор обстрела, а отделение под командой обер-ефрейтора разместило легкий пулемет в центральном секторе.
Гренадеры, два дрожащих от холода солдата, окопались, заняв снежные норы в 15 метрах друг от друга. После дня напряженного труда в снегу ночь была жестоко морозной; их ноги задеревенели в промерзших сапогах, гренадеры все более цепенели от холода и истощения. Стиснутые в отсыревших и промерзших пределах примитивных земляных укреплений, их жильцы были вообще не защищены от холода, который воцарился в снежных норах, чтобы мучить их.
Вдруг тишину рвущим барабанные перепонки грохотом разорвал тяжелый пулемет «MG», за чем последовал крик: «Тревога! Иван!» Капрал нажал на спуск «MG-42», стреляя быстрыми, короткими очередями в сумерки, а к нему присоединился тяжелый «MG» на окраине леса. Между очередями «MG» слышался треск винтовочных выстрелов. В ответ раздалась негромкая барабанная дробь советских «максимов», к которым подключились пронзительные выстрелы вездесущих советских автоматов. Пули свистели в хвое, сбрасывая нагруженные снегом ветки на землю, и высверливали длинные борозды в снегу, наваленном перед окопами защитников. Фельдфебель у тяжелого «MG» лежал ничком рядом с пулеметом, держа винтовку, быстро работая затвором и посылая одну обойму за другой.
Лес кишел большевиками. Сперва мы заметили их в 30 метрах перед своими позициями, отчего через подлесок доносился треск ветвей и хруст льда под ногами десятков, а может быть, и сотен тяжелых русских сапог. Грохотали пулеметы, к которым присоединились автоматы и винтовки, заглушаемые треском выстрелов и разрывами гранат.
В коротких перерывах от грохота пулеметного огня можно было расслышать крики «Ура! Ура!», а после нескольких секунд стрельбы эти крики сменились стонами, пока убитые, раненые и умирающие падали в снег перед нашими окопами. Перед нашими пулеметными позициями громоздились горы тел, одетых в светло-коричневую и белую камуфляжную форму, и новые русские заполняли бреши, которые вырывали наши горячие стволы в атакующих массах. Лес перед нами превратился в стрельбище, полное мишеней. Не было нужды выискивать цели, потому что русские сами бросались на наши окопы. Прыгая, увертываясь, стреляя, крича, они рвались вперед. Несмотря на охвативший их безграничный ужас, гренадеры оставались на своих позициях, не поддаваясь панике. Как на учебном полигоне, солдаты поддерживали темп стрельбы, имея возможность видеть сектор обстрела прямо перед собой, но не зная, что творится справа или слева от них. Несколько винтовок замолкло; ситуация стала еще более опасной, когда советская атака захлебнулась всего лишь в шести метрах от стволов наших пулеметов.
Около часа отдавался эхом в лесу грохот боя. Не видя конца волнам атакующих, я в отчаянии приказал нашему последнему резерву, маленькому отряду из четырех человек, готовиться к бою. В этот момент ко мне пришла просьба о помощи от взвода на левом фланге. Его позиции грозил неминуемый крах, хотя легкий пулемет продолжал непрерывно стрелять длинными резкими очередями, сопровождаемыми нескончаемыми разрывами гранат, которые доведенные до отчаяния гренадеры швыряли в атакующих.
Убитые и раненые заполнили лес. Наши собственные потери оставались относительно незначительными – двое убитых и трое раненых. Наши потери были легкими в сравнении с тем, что мы нанесли противнику, но тем не менее были невосполнимыми. Стрельба на нашем правом фланге ослабела и окончательно утихла, когда советская атака заглохла. Защитники, четыре-пять усталых гренадеров, оставались настороже, не снимая пальцев со спусковых крючков оружия, медленно остывавшего на морозном воздухе.
