какому-то дородному офицеру-тыловику, которого застал сидящим за массивным столом, заваленным документами. Я был вынужден выслушать нелепую тираду об использовании без разрешения инструментов, прибереженных строго для противовоздушной обороны. Тыча толстым пальцем в воздух, чтобы подчеркнуть каждое слово, он прочитал мне лекцию о важности инструментов и категорически заявил, что при любых обстоятельствах указанный инвентарь должен оставаться в подвале в ожидании неизбежного воздушного налета на наш гарнизон.
Кирки и лопаты были возвращены в подвал, чтобы без пользы висеть на стене. Может, они висят в холодных помещениях этого французского гарнизона до сего дня, медленно ржавея, все еще выполняя функции, для которых они были получены вермахтом.
Прослужив столько месяцев на фронте среди друзей и товарищей, я уже не удивился, что мои дни в резерве были менее приятными. Это могло быть вызвано частично моим разрывом с армейскими традициями мирного времени, выразившимся в общении с моими бывшими друзьями-солдатами. Вместе с еще двумя недавно получившими звание лейтенантами – Хорстом Линхардтом и Гансом Дюрмайером – я пригласил нескольких коллег из старой группы в 14-й роте в бывшее жилище какого-то французского офицера на вечер, чтобы выпить и попеть.
Вечером разговор неизбежно коснулся других друзей, оставшихся на Восточном фронте в нашем старом полку. Все мы испытывали чувство отчуждения в этой тыловой среде. Это уже не было нашей армией, нашей средой.
Сразу же после получения звания я написал своему бывшему командиру полка письмо с просьбой разрешить мне вернуться в 437-й полк. И в середине января 1943 г. пришел приказ явиться в мой старый полк. Вместе с Хорстом Линхардтом я поехал в переполненном поезде с отпускниками, возвращавшимися на фронт, через Дрезден, Кенигсберг, Ковно, Плескау (Псков) и далее на Тосно.
Пока последние остатки 6-й армии фон Паулюса подвергались ударам судьбы в Сталинграде, стал приоритетным и начал привлекать все внимание ввиду политической значимости еще один театр военных действий. Для коммунистического государства и Сталинград, и Ленинград воплощали в своих именах огромное политическое, экономическое и духовное значение. Этим городам свои имена дали Ленин, отец и духовный лидер революции в России, и Сталин – железный правитель, который с кнутом и пистолетом правил Советским Союзом, как красный царь. Поэтому захват этих громадных, густо населенных территорий имел значение, далеко превосходящее простую стратегическую необходимость. Они стали скорее символом сопротивления, который нашим вторгнувшимся армиям требовалось разгромить, невзирая ни на какие потери.
Ленинград с осени 1941 г. оставался окруженным немецкими войсками. 24 сентября того же года Гитлер снял танковые корпуса и пехотные соединения, которые находились в резерве для последнего штурма города. После этого планы успешной атаки просто испарились; и никогда больше не удалось собрать войска в таком количестве и такой мощи для финального наступления на ослабленного и неподготовленного врага, удерживавшего город.
Решающая ошибка в задержке наступления на город воплотилась в последовавшей за этим 900-дневной битве за Ленинград. Бои южнее Ладожского озера и на Волховском фронте, в которых с сентября 1942 г. по ноябрь 1943 г. участвовала наша дивизия, привели только к истощению крайне необходимых ресурсов, от чего вермахт так никогда и не оправился.
На суше Ленинград был полностью отрезан только в летние месяцы. Поскольку город расположен на западном берегу Ладожского озера, многочисленные суденышки могли доставлять в осажденный город грузы в ограниченном количестве. От западного берега озера до восточного, тоже бывшего в руках Советов, всего 30 километров, то есть примерно такое же расстояние, что и ширина Английского канала (Ла-Манша) в районе Кале. Это озеро так и осталось пробелом, в котором все наши усилия организовать блокаду пропадали впустую.
Немецкая 18-я армия удерживала 14-километровый коридор вдоль южного берега. Краеугольными камнями, на которых держались наши фланги, оставались города Шлиссельбург и Липка. Этот узкий опасный коридор, прозванный «бутылочным горлом», тянулся по Синявинским высотам и был окаймлен непроходимыми болотами. Вся южная часть фронта располагалась вдоль Невы, и осажденные Советы совершали неоднократные попытки прорвать это кольцо, заблокировавшее их город, а поэтому постоянно оказывали давление на наш Восточный фронт. На южной оконечности этого «горла» проходила Кировская железная дорога, связывавшая Ленинград с Уралом.
Ленинград умирал. От голода, который принесло им наше окружение, погибали солдаты и гражданские лица – женщины, старики и дети. Те, кто не строили укреплений и не работали на заводе, продуктовых пайков не получали. А кому полагался дневной паек, получал два куска хлеба в день. Все, что могло гореть, было использовано для обогрева жилищ и рабочих мест. Все съедобное исчезло. Даже обои срывали со стен и вываривали, чтоб извлечь мизерное количество еды из бумаги и клея. Военный и политический командующий Ленинграда Жданов беспощадно гонял население в своих неутомимых усилиях спасти свой город и страну. Женщины, старики и подростки были вынуждены посменно работать на рытье противотанковых рвов. Кто не мог работать, автоматически обрекался на смерть от голода; все имевшиеся продукты требовались тем, кто был способен помочь в обороне города. Неимоверными усилиями продолжался выпуск оружия и военных материалов. Танки сходили с ленты конвейера почти на виду у германских войск, которые оставались на своих позициях на самых окраинах города.
Немецкие стратеги явно недооценили зимних особенностей Ладожского озера. Огромный водоем замерзал на расстоянии более 30 километров. Вопреки предсказаниям, была успешно построена дорога по ледяному покрывалу толщиной 1—1,5 метра, Дорога жизни для Ленинграда. Всю долгую зиму в темные часы в город катили тяжелые грузовики, доставляя самые необходимые военные материалы. Продовольствие по важности находилось на самом последнем месте. Бензина почти не стало. Потом Жданов под прикрытием темноты проложил по льду железную дорогу. После оттепели Советы по дну моря провели трубопровод для доставки горючего и электричества. Электроэнергия с Волховской станции на реке Свирь поступала на военные заводы, ни на минуту не прекращавшие выпуска продукции.
В сентябре 1942 г. наша 132-я дивизия играла главную роль в прорыве к Гайтолову в ходе первой битвы на юге от Ладожского озера. Наступление, в котором Советы пытались прорваться к Мге с целью освободить Ленинград по суше, обернулось для Красной армии катастрофическим поражением.
Вторая большая битва южнее Ладожского озера началась 12 января 1943 г., когда наша дивизия располагалась далее на юг в «мешке» у Погостья и Волхова. На этот раз бои дошли до нас 11 февраля. Городу на Неве, культурной жемчужине России, городу, до революции носившему имя Петербург в честь величайшего царя, было суждено освободиться от немецких тисков с помощью огромного двойного охвата, проведенного Красной армией. Свыше двух с половиной лет город с 3 миллионами жителей, второй в России по величине, выдерживал кольцо немецких войск на северном фланге Восточного фронта. Как и Сталинград, город, носивший имя одного из основателей большевизма, имел первостепенное политическое значение и должен был быть освобожден.
В феврале 1943 г. Советам удалось прорвать наш фронт и создать угрозу окружения для немецких войск в Ораниенбаумском «котле». Столкнувшись с этой опасностью, воины 132-й пехотной дивизии отстаивали свои позиции с упорнейшим сопротивлением и тем самым предотвратили катастрофу, размеры которой могли бы сравниться со сталинградским разгромом.
Когда я вернулся в свой старый полк, многих из моих прежних товарищей уже не было; однако скоро я вновь почувствовал себя как дома. Меня немедленно направили на две недели на Волховский фронт командиром взвода, а в этом секторе фронта активность советских войск все возрастала.
Климатические и боевые условия, в которых мы находились в районе к югу от Ленинграда, значительно отличались от тех, к которым привыкли воинские части из Крыма. Местность была болотистая, изобиловавшая густым подлеском и березами, перемежаемыми невысокими холмиками, на которых можно было организовать очаговую систему обороны. При потеплении отовсюду начинала сочиться вода, из-за чего было просто невозможно углубиться в грунт для оборудования укрытий. Вместо окопов наша оборонительная линия была составлена преимущественно из баррикад, сложенных из грубо отесанных бревен, которые сверху заваливали землей и ветками; эти позиции можно сравнить с примитивными палисадами, которые когда-то строили римские легионы.
