Сколько времени ему нужно, чтобы открыть им глаза на то, кто она на самом деле? Через несколько дней они увидят ту враждебность, которую он к ней питает, и, конечно же, поинтересуются, в чем причина. Что она могла сказать им? «Он хотел, чтобы я расплатилась за услугу, и я дала ему то единственное, что у меня было»?

Зачем она вообще позволила себе сблизиться с этими людьми? Для чего открыла свое сердце и полюбила их? Она знала, что с самого начала это было ошибкой.

«Любовь делает человека слабым», — говорила Салли.

«Ты когда–нибудь любила?» — спросила ее тогда Ангелочек.

«Однажды».

«И кто это был?»

«Хозяин, — горько усмехнулась она. — Но я всегда была слишком стара для него».

Чей–то ледяной голос прервал ее мысли.

— Ты, кажется, боишься? — Улыбка Павла была холодной и враждебной.

Ангелочек вышла из дома. Ей было тяжело дышать в доме. Душу наполняла хорошо знакомая боль. Это была та же боль, которая пришла вместе со словами отца о том, что лучше бы ей никогда не родиться, услышанными ею под окном гостиной. Та же боль, которая разрывала ее, когда умерла мама. Та же боль, которую принесло с собой известие о смерти Лаки. Она чувствовала эту боль даже тогда, когда Хозяин в первый раз отдал ее другому мужчине.

Каждый, с кем она сближалась, уходил. Рано или поздно все они уходили. Или умирали. Или теряли к ней интерес. Полюби кого–нибудь, и твое сердце обязательно будет разбито. Мама, Салли, Лаки. И вот теперь Мириам, Руфь и Элизабет.

«Как я могла забыть, что придется расплачиваться за эти чувства?»

«Потому что Михаил дал тебе надежду, а надежда смертельна».

Салли сказала однажды, что надо суметь превратиться в камень, потому что люди будут стараться причинить тебе боль; и что камень этот должен быть достаточно твердым, чтобы никто никогда не смог добраться до самого твоего сердца.

Ангелочек увидела Михаила, стоявшего в лучах солнца, сильного и прекрасного. Ее сердце сжалось. сумел оторвать самый большой кусок ее души, и рано или поздно он уйдет из ее жизни, оставив зияющую рану в том месте, где когда–то было сердце.

Он подошел к ней и, заметив выражение ее лица, помрачнел. — Павел сказал тебе что–то обидное?

— Нет, — поспешила соврать она. — Нет. Он ничего не сказал.

— Но тебя что–то расстроило.

«Я полюбила тебя. О, я так боялась этого, но это случилось! Ты становишься тем воздухом, которым я дышу. Я теряю Элизабет, Мириам и Руфь. Как скоро я потеряю тебя?» Она отвернулась.

— Нет, меня ничего не расстроило. Я просто думаю, что обо всем этом скажет Элизабет.

Прошло не много времени, как она получила ответ на свой вопрос. Повозка поднялась на холм и вскоре подъехала к дому. Элизабет смотрела, не веря своим глазам; Джон выпрыгнул на землю, широко улыбаясь. Она зарыдала и кинулась в его объятия, крича, что он негодник и что она его все равно обожает.

— Тебе тоже стоит извиниться, мама, — рассмеялась Мириам. — Ты вела себя так ужасно с той минуты, когда мы уехали из дома Осии. — Джон взял жену за руку, и они отправились осматривать свою землю.

Мириам занялась работой по дому, но через некоторое время остановилась и спросила: — У вас с Павлом не совсем дружеские отношения, да?

— Не совсем, — ответила Ангелочек. Руфь подергала ее за юбку, и Ангелочек, приподняв ее, помогла ей устроиться на своих коленях.

— О, нет, ты не усядешься здесь. — Мириам вытерла руки и, сняв Руфь с колен Ангелочка, снова опустила ее на пол. — Амэндочка должна помочь мне испечь пирог, и ей для этого нужны обе руки. И не смотри на меня так, девушка моя. — Она развернула ее и слегка шлепнула. — Михаил во дворе. Попроси его, пусть он тебя покатает. — Расставив чашки, она посмотрела на Ангелочка. — Итак, расскажи мне, что происходит?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты прекрасно понимаешь. Ты и Павел. Он что, был влюблен в тебя до того, как ты вышла замуж за Михаила?

Ангелочек саркастически усмехнулась. — Едва ли. Мириам нахмурилась. — Он не одобрил выбор Михаила?

— Да, — ответила Ангелочек. — По некоторым причинам.

— Назови одну.

— Тебе лучше не знать этого, Мириам. Ты и так уже знаешь больше, чем надо.

— А если я спрошу его, он мне скажет? — с вызовом спросила она.

Болезненная гримаса исказила лицо Ангелочка.

— Возможно.

Мириам поправила волосы, убирая с лица выбившуюся прядь и оставив на щеке след от муки. — Тогда я не буду спрашивать.

Ангелочек обожала ее. Ее детская непосредственность и озорство, как у Руфи, могли тут же смениться мудростью взрослой женщины, которая знает, что делает и говорит.

— Не думай о нем слишком плохо, — посоветовала она. — Он просто беспокоится о Михаиле. — В последний раз встряхнув сито, она отложила его в сторону. — Однажды одной моей знакомой девушке подарили кусок аметиста. Такой красивый! Он был светло–сиреневый и сверкающий. Тот, кто его подарил, сказал, что этот аметист был внутри большой глыбы из простого камня, которую он сам расколол. Поверх аметиста осталась скорлупа от этого простого камня — такая серая, уродливая и тусклая. — Она посмотрела на Мириам. — Я подхожу под это описание, только наизнанку. Все красивое и приятное вот здесь. — Она прикоснулась к своим волосам и безупречным плечам. — Но внутри все серое, уродливое и тусклое. И Павел это увидел.

Слезы побежали из глаз Мириам. — Он просто не пытался рассмотреть!

— Ты очень милая, но наивная.

— Я — и то, и другое, и ничего из этого. Не думаю, что ты знаешь меня так хорошо, как думаешь.

— Мы знаем друг друга ровно настолько, насколько можем.

День стоял такой жаркий и безоблачный, что Мириам решила разложить покрывала на траве и устроить пикник. Ангелочек заметила, что Михаил и Павел беседуют неподалеку. Ее желудок сжался от мысли о том, какие ужасные вещи Павел может рассказать Михаилу о ее хладнокровном поведении на дороге. Нелепость всего, что произошло тогда, вызывала у нее тошноту. Как Павел представляет себе то, что было между ними? Как холодную сделку, которую она предложила? Развратный, бесчувственный акт? Ничего удивительного, что он смог разглядеть внутри нее только черноту, проказу, поразившую ее душу. Ведь ничего другого она ему и не показывала.

Она украдкой посматривала на Михаила, надеясь, что он хоть раз бросит взгляд в ее сторону и даст понять, что все хорошо; но он лишь внимательно слушал Павла.

Она попыталась успокоиться. Михаил видел ее в обстоятельствах куда худших, которых Павел и представить себе не может. И все же он привез ее обратно. Даже когда она сбежала и предала его, он дрался за нее. Она никогда не сможет его понять. Она всегда думала, что мужчины, похожие на Михаила, слабы, но он отнюдь не был слабым. Он был спокойным и твердым, и непоколебимым, словно скала. Как он может испытывать к ней что–нибудь кроме ненависти и отвращения, после того, что она сделала? Как он может после всего этого любить ее?

Может быть, он еще не понял всей правды об Ангелочке. Когда он, наконец, поймет, то увидит ее так же, как Павел. Сейчас он смотрит на нее через пелену своих же фантазий, думая, что она еще не безнадежна.

«Но это всего–навсего ложь. Я просто играю новую роль. Придет день, когда мечтатель очнется, и моя жизнь опять рухнет в прежнее русло».

Работая и разговаривая с Мириам, Ангелочек делала вид, что ее ничего не беспокоит. Но внутри была