равновесие, возможно, потом он рухнул на землю.

Той ночью я приехала в Луцк, находившийся примерно в двенадцати верстах от этой станции, на небольшой деревенской подводе с крестьянином, который повез меня. Я ехала через лес, который, как я видела, был изумительно прибран только что ушедшими австрийцами. Они превратили его в идеальный парк с пересекающими его дорожками, маленькими мостиками и беседками, сделанными из березовых стволов, а берез тут было полно. И их кладбище тоже содержалось в изумительном порядке.

Все еще была ночь, когда я добралась до Луцка; долго искала место для ночлега, наконец, меня принял госпиталь. Старшая сестра была очаровательна, но все, что она могла мне предложить, – это очень скользкий покатый диван, накрытый клеенкой, под телефонным аппаратом.

Уже было 15 июля (по старому стилю) 1916 года, и наступление нашей гвардии против немецкой было в полном разгаре. Я не могла добраться до своего мужа, потому что битва все еще продолжалась. На следующий день снова прилетели немецкие аэропланы и стали бомбить Луцк. Командующий войсками этого фронта генерал Каледин одолжил мне машину до Ровно, куда я решила вернуться, потому что было бесполезно пытаться увидеться с мужем. По пути я так часто встречала наши войска, идущие на фронт, что не могла удержаться от восклицания: «Боже милостивый, сколько же мужчин у нас в России!»

Ночь я провела в каком-то отеле. В нем было лишь четыре номера, но хозяин гордо заявил мне: «У нас есть свободные номера, сестра!»

Когда, наконец, я вернулась в Киев, мой госпиталь был переполнен ранеными в результате последних боев, включая некоторых воинов из снайперов полка императорской фамилии. Было несколько очень тяжелых ранений, и наши руки были постоянно заняты работой.

Через несколько дней после моего возвращения мой госпиталь посетила вдовствующая императрица. Нам позвонили по телефону, что через десять минут приедет ее величество. Мы как раз только что оперировали одного офицера, и у меня не было времени привести себя в порядок. Этот офицер только что пришел в себя после наркоза и едва понимал, что происходит. Мне пришлось сказать ему: «Капитан, с вами говорит ее величество». Он огляделся туманным взором, но, когда над его кроватью склонилась императрица, он произнес: «Какое счастье видеть перед собой обожаемую императрицу!»; той ночью он плакал. Он был простым малым, без роду без племени, но все равно был в состоянии оценить доброту ее величества.

Уходя, вдовствующая императрица сказала, что собирается послать императору телеграмму о том, что побывала в моем госпитале. Могу сказать, что император всегда проявлял огромный интерес к моей работе и часто присылал мне телеграммы или письма через кого-нибудь из своей свиты, передавая свою благодарность. Она также сказала, что его величество позволил ей наградить самых храбрых из моих пациентов.

Среди удостоившихся чести говорить с ее величеством был мой племянник из Канады. Как велика была радость всех раненых по случаю этого визита!

На следующий день генерал, приданный персоне ее величества, приехал в госпиталь и привез награды. Капитан, о котором я только что упоминала, был среди представленных к ордену и был доволен. Уехав из госпиталя, он написал мне много трогательных писем с фронта. Потом он был убит солдатом- большевиком своего полка. Он остался верен императору до конца.

Вдовствующая императрица отпраздновала в Киеве свой пятидесятилетний юбилей пребывания во главе благотворительных учреждений России. Утром того дня она устроила грандиозный прием. Император пожаловал свою мать наградой, представляющей число 50 в алмазах, которую полагалось носить на черной с алым Владимирской ленте.

Приехал генерал Иванов, прибывший с поздравлениями от лица императора, а также генерал Брусилов, ныне генерал-адъютант при императоре. Во время завтрака я не сводила глаз с генерала Брусилова, когда он поднял свой бокал, предложив тост за императора и императрицу. Мне он был несимпатичен. Не знаю почему, но в его взгляде мне виделось что-то ненатуральное, и к тому же он слишком часто моргал веками. Глаза нашего дорогого старого друга, генерала Иванова, с другой стороны, были добрыми и искренними. Я заметила, что генерал Иванов тоже внимательно вглядывается в генерала Брусилова, и мне стало страшно любопытно узнать, о чем же он сейчас думает. На следующий день, когда меня посетил генерал Иванов, он мне сказал, что уверен – Брусилов ведет двойную игру.

Генерал к тому же добавил, что ему совсем не нравится дух, который сейчас царит в войсках. Слишком много открыто обсуждали и осуждали императрицу. К несчастью, она не до конца разбиралась в сложившейся ситуации и так и не поняла Россию. К тому же ей не везло с окружением. «Я презираю госпожу В., – говорил генерал. – Я говорил с ней и сказал ей, что она губит репутацию императрицы. И потом, все это безумие – попытки сделать из Распутина святого!» Он даже заявил, что после его разговора с госпожой В. императрица стала относиться к нему неблагосклонно. Во время рассказа у старика текли слезы из глаз. «Только император выслушает меня! – воскликнул он. – Я обожаю его и умру за него. Мы все его обожаем и убиваемся из-за его неудач».

К концу ноября император сам приехал в Киев, с ним был наследник. Меня шокировало то, как изменился вид его величества. Похоже, он был полон тревог. Легко можно понять почему. Добрая часть России находилась в руках неприятеля, а также Пинские болота. В Европе под германской оккупацией была Бельгия, а во Франции союзники вели тяжелые бои.

Я имела счастье коротко поговорить с его величеством. «Благодарю вас за то, как вы ведете свою добрую работу, – сказал он. – Я был потрясен количеством людей, которые присматривают за ранеными, которые уже устали от забот медсестер. Но наши храбрые солдаты, которые их защищают, не устали от выполнения своих обязанностей».

Он с большим восхищением отозвался о работе в госпитале, которую вела его сестра, великая княгиня Ольга.

Тогда я видела императора в последний раз. Он все еще стоит перед моими глазами. Как он любил свою страну и как ею гордился! И с тех пор, как нет его самого, нет и страны. Россия не может существовать без царя. Он был сердцем того огромного тела, которое когда-то являлось нашей Родиной.

Той же осенью 1916 года великая княгиня Ольга, о которой говорил со мной император, отпраздновала в Киеве свою свадьбу. Она прежде была замужем за герцогом Петром Ольденбургским. Сейчас она с ним развелась и выходила замуж за капитана Куликовского, осуществляя брак по любви. Император и императрица были не очень довольны этой идеей, но дали свое согласие.

Из Петрограда поступали очень плохие вести. Заседания в Думе проходили бурно, а выступавшие ораторы дерзко осмеливались подвергать сомнению даже верность императрицы Александры Федоровны. Много критики высказывалось в адрес министра внутренних дел Протопопова, эпилептика, по натуре склонного к истерии. Кроме того, ходили слухи, что Брусилов и другие генералы составили заговор с целью свержения императора. Позднее эти слухи, к несчастью, подтвердились. В заговор входили Брусилов, Рузский и несколько других генералов, выдававших себя за верных слуг императора, но на самом деле являвшихся предателями.

Было очень сильное возмущение Распутиным, и все говорили – и в Киеве тоже, – что если избавиться от этого дурного влияния, то можно надеяться на улучшение дел. «Неужели ни у кого не хватит мужества прогнать его от императрицы? Неужели не найдется храбреца прикончить его?» – часто спрашивали друг друга люди.

Нам не пришлось долго ждать.

Как-то в воскресенье в конце декабря 1916 года я пошла, как обычно, в церковь. Ее величество вдовствующая императрица посещала богослужения в Киеве в личной часовне губернатора, графа Игнатьева, поскольку в императорском дворце личной часовни не было. После молебна ко мне подошел граф и спросил: «Вы слышали самую последнюю новость? Знаменитый Распутин убит». – «Неужели это правда? – спросила я. – А кто это сделал?» – «Пока дело покрыто тайной, даже его тело еще не найдено. Ее величество вдовствующая императрица знает о трагедии. Однако я очень беспокоюсь, какое влияние окажет эта новость на императрицу Александру Федоровну. Как вы знаете, она так безоговорочно верила в могущество Распутина, что, боюсь, его смерть станет для нее страшным ударом».

Императрица так и не сумела понять, что так называемый старец был не кем иным, как шарлатаном и