солнца, отражавшиеся от водной поверхности синего озера, создавали впечатление тысячи миниатюрных солнц, плавающих на воде. Вид был настолько мирный и безмятежный, что я с трудом могла себе представить, что война была уже на пороге Европы.

Днем ко мне подошел официант и произнес: «Знает ли ваше сиятельство, что объявлена война между Германией и Россией?»

Я не могла поверить своим ушам. Наш русский священник (о котором я до этого говорила) уверял меня в обратном!

Чтобы убедиться, что эта новость правдива, и оценить ее важность, я позвонила консулу в Женеву, сумев соединиться с ним после больших трудов, потому что все телефоны и телеграфы были заняты. Ответ был утвердительным. Его слова таковы: «Да, княгиня, я только что получил официальную информацию о том, что объявлена война между этими двумя странами. Советую вам идти к русскому послу в Берне, который, может быть, даст вам денег на обратную дорогу домой».

До сих пор во всех нас живы горькие воспоминания об ужасной тревоге, которую мы пережили в те моменты. Однако у меня не было времени для размышлений. Я была обязана действовать. Я сказала няне: «Нам надо собираться и немедленно уезжать».

В отеле царила обстановка, которую можно охарактеризовать словами «спасайся, кто может». Нам пришлось взвесить на станции свой багаж и уплатить, но никто не задумывался, правильно ли насчитали сумму. Это был последний фуникулер, и мы слышали вокруг себя лишь «Проходите, проходите, мы сейчас же закрываемся».

Из Монтре я позвонила в Женеву французской гувернантке моей дочери, чтобы нас встретили в Лозанне. Тут нам советовали ехать в Базель, откуда мы могли следовать до Сен-Луи и далее в Россию, как это уже сделали некоторые наши соотечественники.

Поезд шел очень медленно, он просто полз. Все были в состоянии крайнего возбуждения. Мы взяли с собой мадемуазель в Лозанне и приехали в Базель в два часа ночи.

Там не было ни носильщиков, ни тележек, ни каких-либо транспортных средств, чтобы добраться до отеля. Все мы очень устали, город был погружен в кромешную мглу, и я никак не могла вспомнить дорогу до гостиницы «Les Trois Rois», в которой останавливалась раньше. Однако на станции мы оставаться не могли, поэтому отправились в путь пешком.

По дороге нам попался небольшой ресторан, перед которым стояла большая автомашина. Я зашла в ресторан и спросила: «Кто хозяин этой машины?»

Я попросила его позволить нам воспользоваться ею, чтобы доехать до отеля, поскольку со мной была маленькая девочка слабого здоровья. Человек озадаченно посмотрел на меня и заговорил хриплым голосом. Я дала ему свою визитную карточку и объяснила свое затруднительное положение. Его поведение изменилось, и он предложил сам довезти нас до гостиницы, причем помчался по узкой улочке с такой скоростью, что я засомневалась в отношении его истинных намерений, но, к счастью, перед нами уже появился отель.

Он был заполнен до предела, но нам удалось получить один номер, который мы делили впятером (не считая наших двух собак), но были просто рады оказаться под какой-то крышей и не могли себе позволить быть привередливыми.

На следующее утро я встретила графа Тышкевича (который во время войны женился на княгине Радзивилл, а в прошлом году был представителем Латвии в Лондоне). Он, как и мы сами, хотел вернуться в Россию. Он одолжил нам 1000 франков, и мы решили пробиваться вместе. После короткого совещания о том, какие следует предпринять шаги, чтобы добиться свободного проезда, мы отправились к германскому консулу. Однако он сказал нам, что уже слишком поздно ехать через Германию, поэтому мы решили ехать в Берн и сразу же это сделали.

В то время нашим представителем был г-н Бахараш. Его женой была знаменитая мадам Кулемина, которая ранее была в течение короткого времени в морганатическом браке с великим герцогом Гессенским, но этот брак был аннулирован.

Я пошла прямо к нему, но он ответил: «Княгиня, что я могу сделать? Поездов практически нет, а тут толпа русских, желающих вернуться на родину. И все они приходят ко мне за советом и деньгами, а я ничего не могу сделать. Вам лучше всего будет пойти к барону Ромбери, германскому представителю».

Барона я знала ранее по Санкт-Петербургу. Он какое-то время был там секретарем германского посольства. Он был со мной исключительно любезен, но сказал: «Сожалею, княгиня, но уже слишком поздно. Могу предложить вам пойти к итальянскому либо французскому послу. Может быть, они предоставят в распоряжение россиян транспорт из Марселя или Генуи».

«Давайте зайдем к этим господам», – предложила я графу Тышкевичу.

Оба были любезны, но не смогли помочь нам ничем.

Я была рада, что была наделена даром терпения спокойно выслушивать все их оправдания.

Ничего не менялось. И тут, когда я проходила мимо агентства Кука, мне в голову пришла блестящая идея. Я решила обратиться к ним и сказала графу: «Кук – это огромная сила. Они наверняка знают, что делать».

В агентстве мы встретили самый сердечный прием, и перед нами, наконец, засверкал лучик надежды. «В данный момент, княгиня, поезда не ходят, но, как только движение возобновится, вы первыми узнаете об этом».

Позже вечером в наш отель зашел их агент и сказал: «У меня для вас хорошие новости. Рад вам сообщить, что через два дня пойдут пассажирские поезда. Вам следует забронировать себе места, потому что в Италию едет очень много людей. У нас есть информация, что итальянское правительство предоставит суда для отправки российских беженцев домой».

Через два дня мы попрощались с Берном и поехали в Рим. Примерно через три часа после отправления в ресторане ко мне обратился какой-то пожилой мужчина с длинной белой бородой, в странной старомодной одежде и очень большой шляпе. У него был усталый и потрепанный вид. Он приподнял шляпу и сказал мне: «Простите мне мою вольность. Хотя мы лично с вами незнакомы, но я знаю, что вы княгиня Барятинская. Я служил вместе с фельдмаршалом князем Барятинским, и он так хорошо ко всем нам относился, что, думаю, и вы будете так же, поскольку у вас то же имя. Я – старый врач из Саратова, моя фамилия Сатрапинский. Я совершенно беспомощен и с огромным трудом бежал из Германии в Швейцарию. Я был на волосок от смерти и потерял все, что у меня было». Его глаза были полны страдальческих слез.

Мне его стало очень жаль, и я ответила: «Дорогой доктор, я бы с радостью помогла вам добраться до нашей любимой страны, но в данное время я не двойник Рокфеллера, как это ни прискорбно. У нас есть деньги только на наши билеты и самая малость на езду, чтобы доехать до места назначения».

И все-таки он был так стар и немощен, что мы не могли отказать в его просьбе, потому купили ему билет, в результате чего остались без единой копейки.

По приезде на следующее утро в Милан мы были настолько усталыми и голодными, что еле стояли на ногах. Мы могли себе позволить лишь чашку кофе и кусочек хлеба на каждого.

Дожидаясь на вокзале следующего поезда, мы встретили одного итальянского графа, с которым я познакомилась ранее в Ницце, а потом вновь встречалась в Берне.

Он сразу же заметил меня и предложил: «Я так рад встретить вас, княгиня! Я еду на рыбалку. Не поедете ли вы со мной? До поезда еще полным-полно времени».

Но я отказалась от приглашения и объяснила: «Мы так устали и голодны после этой жуткой ночи, что предпочли бы остаться там, где находимся».

Я подумала, что это будет ему намеком на то, чтобы устроить для нас хороший обед, но он не клюнул, и нам оставалось только сокрушаться. Такова ирония судьбы, и я была почти в бешенстве, что он мог оказаться таким тупым, и мы сидели, скрипя зубами. Когда он ушел, нам стал очевиден юмор ситуации, хотя мы все еще были раздражены.

Он заявил, что идет ловить рыбу, раздразнив наши бедные пустые желудки.

Была середина августа, и в поезде поэтому было пыльно и жарко, так что, когда мы приехали в Рим, были совершенно истощены. К счастью для нас, на вокзале был интендант из «Гранд-отель», который встречал своего менеджера.

Он сразу же узнал меня: «Бонжур, мадам княгиня! Надеюсь, вы направляетесь в наш отель?» – «Прошу