герцогиня были двоюродными братом и сестрой, а таким близким родственникам православная церковь запрещает вступать в брак. Кроме того, она развелась со своим мужем, великим герцогом Гессенским (братом императрицы Российской). По этим причинам император отказался дать свое позволение на этот брак, но он тем не менее состоялся в 1905 году.

Однажды мы обедали на борту линкора «Александр III», обсуждая его проблему. Я прилагала усилия, чтобы подбодрить его, и подарила ему образок Пресвятой Богоматери, заверив его, что точно знаю, что все будет хорошо. Этот образ был копией знаменитой иконы из небольшой церкви в Москве, находящейся неподалеку от Кремля, и считалось, что икона обладает чудодейственной силой и возможностью приносить счастье. Иконе поклонялись под именем Богоматери Нечаянная Радость.

Мы говорили о ребенке, появления которого я ожидала с таким нетерпением. Он спросил меня, когда ожидаются роды. Я ответила, что, полагаю, в конце сентября. Великий князь сообщил мне, что хотел бы быть крестным отцом и надеется, что дитя появится на свет тридцатого числа (по старому стилю), потому что это его собственный день рождения. Моя малышка на самом деле выполнила то, что от нее ожидалось, и родилась именно в этот день.

В честь великих князей устраивалось много празднеств, давались обеды и балы, и все были очень добры и гостеприимны. В то время приехал знаменитый французский актер Коклен Кадет, он намеревался сыграть в спектакле «Сирано де Бержерак». Я видела его отца, игравшего эту роль в Монте-Карло, и находила, что тот был великолепен. В последнюю минуту мы решили пойти на спектакль с участием его сына, но все места в театре были распроданы, правда, администраторы очень любезно отдали в наше распоряжение свою личную ложу. Она была очень маленькой, а поскольку нас было не менее десяти человек, условия оказались несколько стесненными. Мы находились близко к сцене, и Коклен, с которым мы впоследствии беседовали в отеле, рассказывал: «Меня предупредили, что в директорской ложе будут сидеть их императорские высочества, но я смеялся от всей души, увидев, что эта ложа попросту забита людьми».

На следующий вечер мне пришлось пережить неприятное происшествие. Муж мой, уехавший обедать на корабль, вернулся очень поздно и отправился спать, полностью обессиленный. Примерно в три часа я проснулась от ощущения, что кто-то пытается открыть мою дверь. Моя собачка отчаянно залаяла. Я поднялась и выглянула из своей комнаты, которая примыкала к гостиной, и тут, к своему удивлению, заметила красивого мужчину, по виду грабителя. На нем были клетчатые брюки, а на шее – красный шарф, поверх которого виднелась острая черная бородка. Я разглядела его совершенно отчетливо, потому что у него не было времени, чтобы выключить свет. В руке его что-то блеснуло. Захваченный врасплох, он перепрыгнул через оттоманку, перевернув ее при этом, пытаясь убежать через туалетную комнату мужа, которая была сразу же за гостиной.

Когда я разбудила мужа, он намеревался было воспринять дело как выдумку и сказал, что мне это, должно быть, приснилось, а также заметил, что его туалетная комната заперта, а потому ничего не могло случиться. К этому времени пробудился весь дом, и было запрещено покидать его кому бы то ни было. Было обнаружено, что дверь, ведущая в коридор, была настежь распахнута и взломана. Сейчас же стали следить за каждым выходом. Примерно в шесть часов утра прилично одетый греческий гость заявил хозяину отеля, что получил срочное послание, призывающее его немедленно в Рим, и отправился на вокзал (где власти были уже предупреждены).

За ним тайно последовали агенты полиции и убедились в его отъезде. Он занял купе, а как только посчитал, что за ним уже не следят, покинул поезд с противоположной стороны. За ним следили весь день и арестовали, когда он пытался с помощью отмычки войти в номер в Hotel de Londres, занятый очень богатой дамой-англичанкой. В его чемодане были найдены клетчатые брюки, красный шарф и накладная борода – тот наряд, в котором я видела его. Он утверждал, что знал, что мы только что получили крупную сумму денег из Санкт-Петербурга. Немного ослабив защелку на наших двойных дверях, он, спрятавшись в гостиной, дожидался благоприятного момента для совершения ограбления, для чего запасся хлороформом (на случай, если понадобится им воспользоваться), и, если бы не моя собачка, у нас было бы куда более волнующее приключение, чем нам хотелось бы.

Когда линкор «Александр III» покидал Неаполь и проходил мимо нашего окна, у меня возникло какое-то странное предчувствие несчастья, но я не предполагала, что мое предчувствие реализуется менее чем через год. В японских водах все эти молодые офицеры погибнут со славой на своем же корабле, который они предпочтут скорее потопить, чем пойти в плен. Когда корабль шел ко дну, оркестр играл российский национальный гимн…

В Неаполе я впервые встретила господина Летбриджа, который впоследствии стал автором забавной книги «Германия, какая она сегодня». Господин Летбридж был в Риме с депешами для сэра Френсиса Берти, первым из Англии, кого тот принял после своего назначения на пост. Я помню, как Летбридж сказал мне весьма саркастическим тоном: «Посол наверняка завоюет популярность в Риме, если выполнит свою программу. Он хочет сэкономить, и он ненавидит черных!» Черными были, разумеется, католики.

Господина Летбриджа нам представил герцог д'Эболи Дориа. Как-то мы все ужинали у Посилипо, в ресторане на некотором удалении от города. Наша группа включала в себя герцога и герцогиню Дусмет; принцессу Кандриано, которая потом встретила свою смерть в ужасной автокатастрофе, где ее голова была целиком отрезана от тела; Артура Ламтона; мистера Крауниншеда, американского консула, сына знаменитого адмирала с тем же именем, в то время командовавшего американской Средиземноморской эскадрой; а также мистера Летбриджа.

Это был чудесный вечер, море было таким тихим и спокойным, луна лила свой серебряный свет на его воды. На темно-синем небе блестели звезды, и было такое ощущение мира и гармонии в этой среде, что нам никак не хотелось ее покидать. Время текло незаметно, и когда мы, наконец, осознали, что пора двигаться, то, к своему неудовольствию, обнаружили, что нет ни одной кареты. Идти пешком до Неаполя для меня было слишком далеко. Господа Летбридж и Крауниншед любезно вызвались отправиться на поиски какого-нибудь транспорта, но им надо было поспешить добраться до Неаполя до закрытия ресторана.

Они заключили пари, кто будет первым, и побежали. При мистере Крауниншеде был револьвер со взведенным на всякий случай курком (Неаполь небезопасен для путешественников, особенно в его окрестностях). Он споткнулся о кучу камней, которую не заметил в темноте. Револьвер вылетел и чуть не застрелил Летбриджа, который, естественно, был ошеломлен. «Мой дорогой друг, вы чуть не убили меня! – произнес он. – Зачем вы носите с собой эту штуку?» – «Ах, вы не знаете Неаполь так, как знаю я!» – ответил Крауниншед. Мой муж подарил Летбриджу трость, выгравировав на ней русскими буквами свое имя в память его спасения, и сказал: «Вы – герой!» Летбридж был очень рад подарку и, благодаря моего мужа, заметил: «Это будет моим талисманом».

Еще одна хорошая история с нашим другом Аланом Летбриджем имеет отношение к более позднему происшествию, имевшему место в Висбадене. Мой муж попросил его заказать кое-какую одежду у портных Алана в Англии, когда тот вернется к себе домой. Тот ответил: «Я в этом слабо разбираюсь. Лучше бы вы дали мне свои размеры. Сошьем побольше размером, так что, если одежда не будет сидеть, ее будет легче переделать». У моей горничной одолжили мерную ленту в ярдах, и я услышала, как вслух зазвучали замеры – тридцать четыре, двенадцать, восемнадцать и т. д. Вижу своего мужа, красного как помидор, как он пыжится вроде надутого голубя и подвергает себя какому-то ужасному обращению ради того, чтобы получить точные замеры. Наконец дело сделано, и результаты отправлены в Лондон телеграфом. Портной Каваног потом сказал Летбриджу, что князь, должно быть, сильно изменился, и с трудом поверил, что эти замеры относились к моему мужу. Но сделал все, что мог. В результате вышло, что он отлично потрудился, потому что одежда была точь-в-точь по фигуре мужа.

Летом 1903 года мы отправились из Неаполя в Берлин, где было суждено родиться моему ребенку. Мы сняли хорошую квартиру недалеко от Тиргартена. Я писала графине Меренберг, которая жила в Англии у своей дочери, графини Торби, умоляя ее найти хорошую няню для малышки. Она сразу же мне ответила, что знает одну хорошую няню, и я успокоилась. Мы наладили переписку, и вскоре графиня Меренберг написала, что няня выезжает, она наденет серое платье и будет держать в руке белый цветок, чтобы ее легко было найти на вокзале. Мы послали нашего слугу, но, к сожалению, муж в тот день что-то