капитализма ликвидирована экономическая отсталость стран, в силу особенностей их истории и хозяйства оказавшихся в задних рядах «мирового сообщества»? Подобно многим другим идеям экономистов, она могла использоваться и использовалась как в реакционных, так и в прогрессивных целях. В современных условиях характерно возрождение интереса к Листу в развивающихся странах, перед которыми стоят задачи развития национальной промышленности в условиях господства на мировых рынках монополий развитых капиталистических стран.

Оригинальность и научная ценность Листа состоят не в развитии экономической теории, а в серьезной разработке одной хозяйственно-политической проблемы — о трудностях и факторах капиталистического роста слаборазвитых стран.

Капитал по самой своей природе космополитичен. Но эта его черта действует в диалектическом единстве с воинствующим национализмом, также органически присущим капиталу. «Но две души живут во мне!», как сказано у Гёте. Это единство и этот конфликт сопровождают все развитие капитализма, действуют они и в современных условиях. Если классики с большой силой выразили первую тенденцию капитала, то Лист с не меньшей силой выразил вторую.

В предисловии к работе «К критике политической экономии» К. Маркс рассказывает, каким путем он, являясь в 1842–1843 гг. редактором «Рейнской газеты», под давлением фактов и необходимости обратился к экономическим проблемам. Среди событий, которые «дали первые толчки… занятиям экономическими вопросами», он называет «дебаты о свободе торговли и покровительственных пошлинах».[183] Нет сомнения, что эти занятия молодого Маркса были связаны с ознакомлением с опубликованной в 1841 г. книгой Листа, стоявшего в центре дебатов о торговле. Любопытна деталь: до того как Маркс занял место редактора «Рейнской газеты», издатели пытались привлечь на это место Листа, но он отказался, сославшись на нездоровье. [184]

В дальнейшем Маркс и Энгельс в своей практической и литературной деятельности вынуждены были неоднократно обращаться к проблеме свободы торговли и протекционизма. При этом они рассматривали также идеи Листа. Невысоко оценивая Листа как теоретика и подвергая критике буржуазно- апологетическую суть его учения, основоположники марксизма все же считали его самым выдающимся немецким экономистом той эпохи.

Дискуссия о свободе торговли отражает борьбу внутри класса буржуазии, а также между буржуазией разных капиталистических стран. Свобода торговли и протекционизм — лишь две разновидности классовой политики, в равной мере направленные на увеличение прибылей капиталистов путем эксплуатации рабочего класса. Но это не значит, что пролетариат и его партии могут устраниться от самой проблемы, предоставить ее целиком буржуазным экономистам и политикам. Рабочему классу вовсе не безразлично, какими темпами и в каких формах развивается в стране промышленность. А развитие промышленности в немалой степени зависит от торговой политики.

Политика свободы торговли прогрессивна с точки зрения рабочего класса постольку, поскольку она способствует развитию капитализма в мировом масштабе, росту его производительных сил. Прежде всего это может при известных условиях содействовать какому-то улучшению материального положения рабочего класса. Но в конечном счете суть дела заключается в том, что ускоренное развитие капитализма одновременно развивает его противоречия, поднимает на более высокую ступень конфликт между производительными силами и производственными отношениями и тем самым готовит гибель капитализма как системы. В 1847 г. Маркс говорил: «…мы стоим за свободу торговли, потому что с введением ее все экономические законы с их самыми поразительными противоречиями будут действовать в более широкой сфере, на более обширной территории, на территории всего мира; и потому, что сплетение всех этих противоречий в единый клубок, где они столкнутся, породит борьбу, которая в свою очередь завершится освобождением пролетариата».[185]

Но позиция за свободу торговли ни в коем случае не может считаться универсальной, применимой к любой ситуации и любым конкретным условиям. В Германии середины прошлого века свобода торговли могла лишь увековечить промышленную отсталость страны, содействовать консервации остатков феодализма. Протекционизм мог быть в конечном счете выгоден рабочему классу как средство ускорения капиталистического развития и преодоления феодальных порядков. Маркс подчеркивал, что Лист и его последователи требуют покровительства не для мелкого кустарного производства, а для крупной капиталистической промышленности, где ручной труд вытесняется машинами, а патриархальное производство заменяется современным. В конце этого пути Маркс видел, однако, не торжество мощного германского капитала, а социальную революцию. По схожим причинам Энгельс в несколько более позднюю эпоху считал в принципе прогрессивной протекционистскую торговую политику Соединенных Штатов.

Эти принципы важны для оценки «либеральных» и протекционистских тенденций в современном капитализме.

Национальная душа, национальный характер, национальная судьба — эти и подобные им понятия пронизывали всю общественную мысль Германии конца XVIII и XIX в. Что может быть более национальным, чем история? Увлечение историей было также своеобразной реакцией на рационалистическую философию прошлого века, которая рассматривала все, что было до нее, т. е. феодализм и его институты, как противоестественные явления, порожденные невежеством, недостатком просвещения.

Лист оказал на немецкую историческую школу политической экономии сильное влияние, которое может быть сведено к трем моментам: 1) вслед за Листом «историки» рассматривали политическую экономию не как науку об общих законах развития хозяйства, а как науку о национальном хозяйстве, подчеркивая при этом определяющую роль государства; 2) они критически относились к классической школе и к ее последователям, выступая, в частности, против космополитичности и абстрактности их теорий; 3) они исходили из стадий экономического развития страны.

Однако они пошли дальше Листа, создав особый исторический метод в политической экономии, который сыграл в дальнейшем значительную роль в развитии этой науки, особенно в Германии и в США. Идеи исторической школы становятся понятнее, если учесть коренные пороки той политической экономии, которая была представлена буржуазными рикардианцами в Англии и школой Сэя во Франции. Их теории стоимости и доходов вполне могли казаться либо безнадежной путаницей, либо бессодержательным упрощением. Им действительно был чужд историзм, взгляд на экономическое развитие общества как на исторический эволюционный процесс. Абстракция человека- счетчика, разумного эгоиста, освобожденного от всех прочих качеств, была неубедительна. «Космополитизм» этих экономистов, особенно английских, отражал господствующую роль Англии на мировом рынке. «Историки» хотели, чтобы в центр экономической науки был поставлен конкретный человек, с его сложной психикой и моралью, с национальными и историческими чертами.

Но в условиях феодально-буржуазной Германии первой половины XIX в. и под пером прусских профессоров этот закономерный протест неизбежно должен был принять реакционный характер. Критикуя классическую школу (они не делали различий между Смитом, с одной стороны, и Сениором и Сэем — с другой), они не видели самого главного.

Историческая школа отказывалась от метода научной абстракции как основного метода исследования в политической экономии. Она отказывалась от познания всеобщих объективных законов общественного развития, возводя в абсолютный принцип национальные особенности. Особая область экономической науки подменялась неопределенной и зыбкой сферой, включающей историю, этику, право, психологию,