притих.
— Э-э… да-да, — промямлил он, но, не удержавшись, добавил: — Мне очень приятно, что мы теперь партнеры с «Викторией».
— Извините, мистер Хэвегилл, — быстро выкрикнул Хэпли, — можно вопрос?
— Конечно, — благодушно проговорил Хэвегилл, прекрасно понимая, о чем пойдет речь. «Этот ублюдок Хэпли должен убраться, — думал он, — тем или иным образом».
— Могу ли я спросить, мистер Хэвегилл, как вы предполагаете выплатить деньги всем клиентам «Хо- Пак», а также вашим, «Блэкс» и всех других банков, когда из-за паники в кассе не хватает наличных?
— Это все слухи, мистер Хэпли, слухи, — беззаботно ответил Хэвегилл и добавил, вызвав взрыв смеха: — Запомните: даже целой туче москитов не прогрохотать раскатом грома! Экономика Гонконга крепка как никогда. Что касается так называемой паники, она уже в прошлом. «Виктория» дает гарантию вкладчикам «Хо-Пак», дает гарантию по слиянию «Струанз» и «Дженерал сторз», дает гарантию, что останется в бизнесе ещё на сто двадцать лет.
— Но, мистер Хэвегилл, вы не отве…
— Не волнуйтесь, мистер Хэпли. Давайте прибережем подробности нашего… того, как мы раскрыли над «Хо-Пак» зонтик великодушия, до пресс-конференции в понедельник. — Он тут же повернулся к губернатору: — Прошу извинить, сэр. Я оглашу это публично. — Он протиснулся к двери, и снова послышались приветственные возгласы.
Кто-то запел «Ведь он такой славный парень…»[327]. Все подхватили. Шум стоял такой, что можно было оглохнуть. Данросс обратился к Ричарду Квану на кантонском, процитировав старинное выражение:
— «Когда уже достаточно, останавливаются». Хейя?
— А-а, ах да… Да, тайбань. Да, действительно. — Банкир еле выдавил из себя улыбку, поняв скрытую в этих словах угрозу, но тут же напомнил себе, что ему чертовски повезло, что теперь, когда он вошёл в совет директоров «Виктории», Венера Пань наверняка будет стелиться перед ним, и его улыбка стала шире. — Вы правы, тайбань. «Мяса в избытке в красных палатах, и вино там течет рекой!» Мой опыт принесет большую пользу нашему банку, хейя? — И он отошел с важным видом.
— Боже, ну и денек! — пробормотал Джонджон.
— Да-да, чудесный! — воскликнул Мак-Брайд. — Джонджон, дружище, вы должны гордиться Полом.
— Да, конечно. — Джонджон провожал взглядом Хэвегилла.
— Вы хорошо себя чувствуете?
— Просто устал — работал допоздна.
Джонджон не спал почти всю ночь, прикидывая, как провести слияние безопасно для «Виктории» и для вкладчиков «Хо-Пак». Это была его идея, и сегодня утром он потратил немало утомительных часов на то, чтобы втолковать Хэвегиллу: настало время работать по-новому. «Мы сможем провернуть это, Пол, и получить такой кредит доверия…» — «И создать опасный прецедент! Не думаю, что твоя идея настолько хороша, как ты воображаешь!»
Лишь увидев, какой фурор произвело эффектное объявление Данросса, Хэвегилл изменил свое мнение.
«Ничего, — устало думал Джонджон, — от этого выиграем мы все: „Виктория“, Гонконг, „Хо-Пак“. Мы, без сомнения, лучше распорядимся деньгами инвесторов, акционеров и спонсоров, гораздо лучше, чем Ричард! Став тайбанем, я использую опыт слияния с „Хо-Пак“ для спасения от банкротств в будущем. Под нашим управлением активы „Хо-Пак“ начнут приносить замечательный доход. Как любая из десятка компаний. Даже как „Струанз“!»
Усталость Джонджона как рукой сняло, и он заулыбался.
«Ох, скорее бы понедельник — и открытие торгов!»
В ложе «Струанз» Питер Марлоу, с мрачным видом облокотясь на поручни, смотрел вниз на толпу. С навеса, защищающего ложи, лились потоки дождя. У трех расположенных уступами балконов для голосующих и неголосующих членов такой защиты не было. Мокрых лошадей вели по рампе вниз, забрызганные грязью конюхи вливались в промокшую толпу, растекавшуюся с ипподрома.
— Что с вами, Питер? — спросила Кейси.
— О, ничего.
— Не из-за Флер? Никаких проблем там, я надеюсь?
— Нет.
— Может быть, из-за Грея? Я видела, как вы схватились.
— Нет, Грей здесь ни при чем, хотя он человек невыносимый, невоспитанный и ярый противник всего, что есть ценного. — Марлоу неожиданно улыбнулся. — Мы с ним говорили лишь о погоде.
— Ну да. И то вы выглядели чертовски подавленным. Проиграли в пятом?
— Да, но дело не в этом. Сегодня у меня получилось лучше, чем когда-либо, гораздо лучше. — Он помолчал, а потом обвел рукой ложи и все вокруг. — Я размышлял вот о них, о пятидесяти с лишним тысячах китайцев здесь, на ипподроме, и ещё трех-четырех миллионах за его пределами и о том, что за каждым из них богатейшее наследие прошлого и восхитительные тайны, и от каждого можно услышать совершенно фантастический рассказ. Я не говорю уже о двадцати с лишним тысячах европейцев, высокого и низкого положения, здешних тайбанях, пиратах, фрибутерах, которые наживаются на незаконной торговле, бухгалтерах, лавочниках, правительственных служащих. Почему они тоже выбрали Гонконг? И я проникаюсь пониманием того, что, как ни старайся, сколько ни читай, слушай или спрашивай, очень многого о гонконгских китайцах или о самом Гонконге не узнаешь никогда. Никогда. Все это будут лишь поверхностные знания.
— Везде одно и то же, — усмехнулась она.
— О нет, не скажите. Здесь кто только не собрался, со всей Азии. Возьмите, к примеру, вон того типа — что в третьей ложе отсюда, — кругленького такого китайца. Он ворочает миллионами. А жена у него — клептоманка, поэтому, куда бы она ни направлялась, за ней тайно следуют его люди и оплачивают товар каждый раз, когда она что-нибудь стащит. Во всех магазинах знают и её, и его, и все очень цивилизованно — где ещё в мире вы встретите такое? Его отец был кули, а дед — разбойником с большой дороги; а вон его — мандарином, а вон того — крестьянином. Один из мужчин, что рядом с ним, тоже мультимиллионер, нелегально ввозит опиум и другие запрещенные товары в Китай, а его жена… а, ладно, это уже другая история.
— А что это за история?
Он улыбнулся.
— У некоторых жен истории не менее завораживающие, чем у их мужей, а иногда и похлеще. Одна из дам, с которыми вы сегодня познакомились, нимфоманка и…
— О, да будет вам, Питер! Правильно Флер говорит, что вы все придумываете.
— Возможно. О да, но некоторые китайские дамы — такие же… такие же хищницы, как все женщины на земле, между нами говоря.
— Уверены, женоненавистник вы этакий?
— Да говорят вот… — Оба рассмеялись. — Вообще-то, они намного умнее нас, китайцы. Мне говорили, что вон те китайские матроны с блуждающим взором предпочитают иметь в любовниках европейцев — для безопасности. Китайцы обожают сплетни, скандалы, и большая редкость найти падкого до любовных утех китайца, который смог бы не разболтать свой секрет или защитить честь дамы. Так что дамы остерегаются, и неспроста. Если поймают, очень плохо придется, действительно очень плохо. Китайский закон весьма суров. — Он вынул сигарету. — Может быть, потому приключение становится более волнующим.
— Любовная связь?
Он наблюдал за ней, размышляя, что бы она сказала, назови он закрепившееся за ней прозвище, — ему восторженно шепнули об этом четверо разных китайских приятелей.
— О да, дамы здесь гуляют вовсю, некоторые из них. Взгляните вон туда, видите, в ложе разглагольствует человек в блейзере? Он дай люй
