14:20

Просматривавший почту Филлип Чэнь вдруг замер, и лицо у него посерело. На конверте было написано: «Мистеру Филлипу Чэню, вскрыть лично».

— Что случилось? — спросила жена.

— Это от них. — Трясущимися руками он показал конверт. — От Вервольфов.

— Ох!

Супруги сидели за обеденным столом, накрытым на скорую руку в углу гостиной в доме на самой вершине холма Струанз-Лукаут. Диана нервно поставила чашку с кофе.

— Открой его, Филлип. Но лучше носовым платком. Чтобы не стереть отпечатки пальцев, — с тревогой добавила она.

— Да-да, конечно, Диана, какой я глупец!

Филлип Чэнь сильно сдал за последнее время. Его пиджак был наброшен на спинку стула, а рубашка намокла от пота. В открытое окно у него за спиной влетал легкий ветерок, но было жарко и влажно, над островом нависла полуденная дымка. Ножом из слоновой кости Филлип осторожно вскрыл письмо.

— Да, это… это от Вервольфов. Это… это насчет выкупа.

— Читай вслух.

— Хорошо. «Приветствия Филлипу Чэню, компрадору Благородного Дома. Настоящим сообщаю, как должен быть выплачен выкуп. Для вас пятьсот тысяч такая же ерунда, как взвизг свиньи на бойне, а для нас, бедных крестьян, это будет целое наследство для наших голо…»

— Лгуны! — прошипела Диана, и прелестное ожерелье из золота с нефритом сверкнуло в потоке приглушенного солнечного света. — Как будто крестьяне станут похищать Джона или уродовать его. Грязные, вонючие заморские триады! Читай дальше, Филлип.

— «…будет целое наследство для наших голодающих внуков. Вы уже обратились в полицию, но для нас это все равно что струйка мочи для океана. Теперь вы обращаться туда больше не будете. Нет. Теперь вы будете держать все в тайне, или безопасность вашего сына окажется под угрозой и он не вернется, и виной всему станете вы сами. Берегитесь, наши глаза везде. Если вы попытаетесь выдать нас, случится самое худшее, и виной всему станете вы. Сегодня вечером в шесть часов я позвоню вам по телефону. Не говорите об этом никому, даже жене. А пока…»

— Грязные триады! Сыновья грязных потаскушек, они пытаются внести раздор между мужем и женой, — злобно комментировала Диана.

— «А пока приготовьте деньги на выкуп в неновых стодолларовых купюрах…» — Филлип Чэнь раздраженно глянул на часы. — У меня не так много времени, чтобы попасть в банк. Мне нужно будет…

— Дочитай письмо!

И без того сжавшееся сердце замерло, когда Филлип услышал резкие нотки в её голосе.

— Хорошо, не волнуйся, дорогая, — примирительно произнес он. — Где это? Ах да: «…купюрах. Если вы точно выполните мои инструкции, ваш сын может вернуться сегодня же вечером…» Дай бог, чтоб было так, — вздохнул он, прервавшись на мгновение, а потом продолжал: — «Не обращайтесь в полицию и не пытайтесь заманить нас в ловушку. Наши глаза следят за вами даже сейчас. Написано Вервольфом». — Филлип снял очки. Под усталыми глазами залегли тёмные круги. На лбу выступил пот. — «Следят за вами даже сейчас». Может, они подкупили кого-то из слуг… или шофера?

— Нет, конечно нет. Они все у нас уже много лет.

Филлип вытер пот. Он чувствовал себя отвратительно. «Джон должен вернуться, вернуться живым и здоровым, чтобы я смог удавить его собственными руками».

— Это ничего не значит. Я… Позвоню-ка я лучше в полицию.

— Забудь! Забудь об этом, пока мы не поймем, что нам нужно делать. Отправляйся в банк. Получи только двести тысяч — об этой сумме ты и должен договориться. Снимешь больше, возникнет искушение отдать им все, если сегодня… если они действительно отвечают за свои слова.

— Да… очень мудро. Если мы сможем договориться на эту сумму… — Он задумался. — Как быть с тайбанем? Ты считаешь, я должен сказать тайбаню, Диана? Он… он, вероятно, сможет помочь.

— Ха! — презрительно бросила она. — Какая от него может быть помощь? Мы имеем дело с этими собаками триадами, а не с жуликами из числа заморских дьяволов. Если потребуется помощь, мы должны держаться своих. — Она впилась в него глазами. — А теперь лучше скажи, в чем дело? Чего ты так разбушевался позапрошлым вечером? Почему с тех пор мечешься как обозленный кот с колючкой под хвостом и все дела забросил?

— Я занимался делами, — защищался он.

— Сколько акций ты купил? А? Акций «Струанз»? Ты воспользовался тем, что сказал тайбань о предстоящем буме? Не забыл предсказание Старого Слепца Дуна?

— Конечно, конечно не забыл! — запинаясь, проговорил он. — Я… я тайно удвоил количество наших акций и так же тайно дал указания нескольким брокерам купить ещё половину этого количества.

Щелкающий, как счеты, мозг Дианы Чэнь раскалился докрасна при мысли о том, какую это принесет огромную прибыль, сколько она заработает лично для себя на всех акциях, которые купила от своего имени, заложив весь свой портфель. Но лицо её оставалось холодно-бесстрастным, а голос ледяным:

— И сколько ты заплатил?

— В среднем по двадцать восемь долларов девяносто центов.

— Ха! В сегодняшней газете написано, что акции Благородного Дома при открытии шли по двадцать восемь долларов восемьдесят центов, — изрекла она, неодобрительно фыркнув, взбешенная тем, что муж заплатил за акции на пять центов меньше, чем она. — Тебе сегодня утром следовало быть на бирже, а не слоняться здесь. Так можно и всю жизнь проворонить.

— Я неважно чувствовал себя, дорогая.

— Все это возвращает нас к позавчерашнему вечеру. Что привело тебя в такую неслыханную ярость? Хейя?

— Ничего. — Он встал, надеясь улизнуть. — Ниче…

— Сядь! Ничего? И поэтому ты орал на меня — на меня, свою преданную жену! — в присутствии слуг? Ничего? И выставил в столовую, как последнюю шлюху? Хейя? — Она говорила все громче и даже не пыталась сдерживаться, чувствуя, что сейчас, когда они одни в доме, для этого самое время, зная, что он беззащитен и что она может воспользоваться своим преимуществом. — Думаешь, что можно запросто помыкать мной, отдавшей тебе лучшие годы жизни? Мной, что работала, надрываясь, и защищала тебя в течение целых двадцати трех лет? Оскорблять меня, Диану Майвэй Чжун, в жилах которой течет кровь великого Дирка Струана? Я досталась тебе девственницей и принесла в приданое собственность в Ваньчае, Норт-Пойнте и даже на Ланьдао, а также ценные бумаги. Я получила образование в Англии. Разве я сетовала на то, что ты храпишь и блудишь? Разве донимала тебя щенком, прижитым с девицей из дансинга, которого ты послал учиться в Америку?

— Что?

— О, я знаю все про тебя, и про неё, и про всех других, и про остальные твои гнусные проделки. Знаю, что ты никогда не любил меня. Тебе нужна была лишь моя собственность и безупречное украшение для твоей серой жизни…

Филлип Чэнь пытался заткнуть уши, но не мог. Сердце у него колотилось. Он терпеть не мог скандалов и не выносил этого её визга, который действовал ему на нервы, вызывая колебания в мозгу и смятение в желудке, словно был настроен на какую-то особую частоту. Он пытался прервать супругу, но она задавила его, разнося в пух и прах, перечисляя самые разные его увлечения, ошибки и тайные дела. Он был поражен тем, сколько всего ей известно.

— А как насчет твоего клуба?

— А-а, какого клуба?

— Тайного китайского ланч-клуба, в котором состоят сорок три человека? Он называется «Семьдесят четыре» и расположен в квартале от Педдер-стрит. Милое такое заведение с поваром-гурме из Шанхая, официанточками школьного возраста, спальнями, саунами и приспособлениями, которые нужны грязным старикам, чтобы поднимать свой «обессиленный стебель»? А?

— Ничего подобного там нет, — лепетал Филлип Чэнь в ужасе оттого, что она знает. — Это мес…