меня. Встретившись со мной взглядом, они поспешно спрятались за домом.
— Видела? — тихо спросил я, скосив глаза в сторону.
— Конечно видела, — ответила Ёко так громко, что я даже удивился. И уже обычным голосом продолжала: — Лучше всего не обращать на них никакого внимания. Если не иметь с ними дела, то это все равно что их нет вовсе. Я почему-то оказалась способной к самопостижению. И уверена, что суд над вами существует лишь в воображении тех, кто на нем присутствовал. Ну ладно, до завтра. Значит, в десять. — Последние слова она произнесла голосом влюбленной.
Мне пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы заставить себя не смотреть вслед удаляющейся Ёко. Ощущение пустоты в груди мучило меня куда сильнее, чем тогда, у клетки с верблюдом. Однако совесть решительно сопротивлялась. Сможет ли Ёко одна прожить в той пустыне? Предположим, я буду ежедневно поглощать для нее пищу, но ведь человек жив не одной пищей. Точно скользя по маслу, я добрался, наконец, до дому.
Визитная карточка еще не вернулась.
Забыв зажечь свет в полутемной комнате, я терпеливо ждал ее возвращения. Все, что произошло со мной за сегодняшний день, сломило мой дух, у меня теперь и в мыслях не было выражать визитной карточке свое решительное неудовольствие. Наоборот, мне бы хотелось помириться с ней. Мне бы хотелось поразмыслить о причинах, которые привели к случившемуся. Но я так и не смог ничего понять, и мне оставалось одно — утешать себя тем, что это всего лишь глупая проделка визитной карточки. В конце концов я дал полную волю своему воображению, построившему эту заманчивую картину.
Вот вернется визитная карточка, думал я, и скажет: это я подшутила над тобой — и весело рассмеется. А я в ответ: ну и удивила же ты меня — и тоже рассмеюсь. После этого имя вернется к своему владельцу, ощущение пустоты в груди исчезнет, и все встанет на свои места. Я облегченно вздохнул и зажег свет.
Однако визитная карточка не возвращалась.
Устав от ожиданий, я выглянул в окно. И увидел, как верзилы в зеленом, которые до этого стояли у ворот, где нестерпимо ярко светил уличный фонарь, и смотрели на мое окно, поспешно спрятались за ворота. Я быстро захлопнул окно, задернул штору — меня охватила ужасная тревога.
Может быть, визитная карточка не вернулась из-за того, что ее караулят эти типы, подумал я. Я нервно шагал из угла в угол, не в силах найти способ избавиться от них. Студент, живущий в соседней комнате, стал стучать в стену и причитать жалобным голосом:
— Простите, потише, если можно. Я к экзаменам готовлюсь.
Не раздеваясь, я повалился на кровать.
Немного подремав, глянул на часы — они показывали одиннадцать. Визитная карточка еще не вернулась.
Съев немного соленых бобов и попив воды, я вдруг захотел спать. Разделся и теперь уже по- настоящему улегся в постель.
Ночь была тихой. Из-под кровати доносился гудок паровоза, проходившего километрах в четырех от моего дома. Из цветочной вазы был слышен далекий лай собаки. Но главное — под окном беспрерывно, точно биение пульса, раздавался тяжелый топот двух человек, методично вышагивающих навстречу друг другу.
Вдруг топот одного из них прекратился, торопливые, крадущиеся шаги послышались в коридоре и затихли у моей двери. Я испуганно сел. Шаги тут же поспешно удалились. Под окном снова вышагивали двое.
Спать расхотелось, меня начали мучить кошмары, им не было конца. Волнуясь все сильнее, я в сердцах винил в случившемся визитную карточку. Потом вспомнил, как в зале суда все мои знакомые, боясь, что я их увижу, бросились от меня врассыпную. Неужели до тех пор, пока визитная карточка не вернется и я не стану прежним, никто из них так и не подойдет ко мне, когда с моих глаз сорвана повязка? Одиночество, когда отнята свобода, равносильно одиночеству в одиночной камере. Правда, у меня есть Ёко, подумал я. Но и это меня не успокоило. Лишь охватил стыд.
Все это время я не спал, но ощущения мои постепенно притуплялись: сначала я перестал чувствовать ноги, потом застыло в неподвижности все тело. Зрение же, слух, сознание, как ни странно, обострились, точно освободились от оков.
Сколько прошло времени? Руки не двигались, и поэтому я не мог посмотреть на часы. Вдруг я услышал, как напольные часы в квартире управляющего пробили час и тут же — четыре часа. Не успел я прийти в себя от удивления, как часы пробили два раза, а через какое-то время стали бить снова — теперь уже безостановочно, и только на тридцать первом ударе бой прекратился. Мне стало не по себе, даже затошнило.
В дверь тихо заскреблись. В щели над ней появилась визитная карточка. Мне казалось, я вскрикнул, но на самом деле горло и губы онемели так, что я не мог издать ни звука. Некоторое время визитная карточка смотрела из щели, изучая, что делается в комнате, потом спорхнула на пол и громко сказала:
— Вставайте, вставайте, вставайте все! Революция!
И тут началось нечто невообразимое. Брошенный мною пиджак вдруг поднялся, будто живой. За ним поднялись брюки. Из обувного ящика выскочили ботинки и зашагали, словно их надел человек-невидимка. Со стола огромной бабочкой взвились вверх очки. Со стены змеей сполз галстук. С той же стены свалилась шляпа, как обычно падают шляпы. Из кармана пиджака стрекозой вылетела авторучка. Точно мотылек выпорхнула записная книжка, ударилась о лампочку и поспешно опустилась на пол.
— Все сюда! — крикнула визитная карточка.
Мои вещи послушно собрались вокруг нее. Хорошо, что я лежал на боку и мог в непосредственной близости видеть происходящее.
— Прежде всего прилепим к стене манифест, — сказала визитная карточка.
На стене появилась листовка. Это был тот самый рекламный листок, который ветер подогнал к моим ногам в зоопарке, когда меня вели на суд: «Приглашение к путешествию. Вечер, на котором будет прочитана лекция и показан фильм о крае света».
Визитная карточка в панике закричала:
— Наоборот!
И тут же листовка перевернулась другой стороной:
ОТ МЕРТВЫХ ОДУШЕВЛЕННЫХ —
К ЖИВЫМ НЕОДУШЕВЛЕННЫМ!
— Мы должны бороться, — сказала визитная карточка, и все вещи вокруг меня зааплодировали. Как им удалось аплодировать, не имея рук, я так и не понял. — Ближайшая цель нашей атаки следующая, — продолжала визитная карточка. — Мы начнем ее сегодня в десять часов утра. Именно в это время противник планирует соблазнить машинистку Ёко у главного входа в зоопарк. Мы должны приложить все усилия, чтобы воспрепятствовать этому. Наша непрекращающаяся борьба уже превратила противника в вечного обвиняемого. Если мы и в дальнейшем не ослабим наших усилий, победа будет за нами и противник полностью лишится права на существование.
— Правильно. Слишком долго мы пребывали в рабстве. И дальше терпеть этого не намерены. Нас используют только в кино, а когда ухаживают за девушками — игнорируют. Мы имеем право смотреть. И хотим, чтобы нам дали возможность видеть всё! — закричали очки.
— Я ни разу в жизни не наедалась досыта. И сколько бы ни скрипела, меня грубо встряхивают и заставляют работать до изнеможения. Меня безжалостно эксплуатируют. Я хочу, чтобы все написанное мной принадлежало мне! — закричала авторучка.
— Мы взбешены, — холодно заявили часы. — Мы хотим указывать свое время — время, когда сходятся полдень и полночь, то есть только двенадцать часов. А нас вынуждают показывать этим грязным типам ненавистное нам время — три часа, семь часов... Мы клянемся, что с нынешнего дня будем указывать лишь двенадцать часов.
— Правильно, моя материальная сущность втоптана в грязь, — прохрипел галстук, — для меня это ужасно, а виноваты в моих бедах люди. Проклятие, вы представляете себе, что значит вечно обвивать
