хорошо знаком с делом Стеллы Риверс. Ты был болен, когда это произошло.

Все думали, что у него будет нервный срыв. Тогда, в феврале, первое потрясение от смерти Джин ослабло, уступив место горю и панике и ужасу перед сложившейся ситуацией. Ему, спящему, доктор Крокер вводил лекарства, выкрикивая, когда он просыпался, что у него всего-навсего грипп и что он должен подняться и вернуться на работу. Но Берден не выходил на работу три недели, а когда, наконец, ему стало лучше, оказалось, что он потерял почти четырнадцать килограммов. Однако инспектор остался жив, в то время как Стелла Риверс умерла или исчезла с лица своей маленькой земли.

— Она тоже жила со своей матерью, — сказал Уэксфорд, — и со своим отчимом. В четверг, двадцать пятого февраля, у нее был урок в «Равноправии» — школе верховой езды на Милл-Лейн, около Форби. Она брала регулярные уроки по субботам, а этот был дополнительный, чтобы использовать короткие каникулы. Отчим, Айвор Суон, привез ее в «Равноправие» из их дома на Холл-Фарм в Киигсмаркхеме. Но осталось не совсем ясно, как она должна была возвращаться домой.

— Что значит — не совсем ясно?

— После того как она пропала, оба, и Айвор и Розалинда Суон, заявили, что Стелла сказала им, что вернется домой на машине подруги, на которой ее иногда довозили до Кингсмаркхема, но похоже, что у Стеллы не было таких планов, и она ждала, что за ней приедет Суон. Когда время приблизилось к шести, — урок закончился в четыре пятнадцать, и Розалинда Суон, справившись у подруги девочки, позвонила нам. Мы поехали сначала в «Равноправие», где встретились с миссис Уильяме, которая руководит этой школой, и ее помощницей, некоей миссис Фенн. Нам сказали, что Стелла ушла одна в половине пятого. В этот момент уже шел сильный дождь, который начался примерно без двадцати пять. В конечном счете, мы встретились с человеком, который проезжал мимо Стеллы без двадцати пять и предлагал подвезти ее до Стоуэртона. В тот момент она шла одна по Милл-Лейн в сторону Стоуэртона. Она не приняла его предложения, что наводит нас на мысль, что она была девочкой разумной и не садилась в машину к незнакомым людям.

— Ей было двенадцать, кажется? — перебил Берден.

— Двенадцатилетняя девочка, тоненькая и светловолосая. Мужчину, который предложил подвезти ее, зовут Уолтер Хилл, он менеджер филиала банка «Мидлэнд» в Форби. Он, несомненно, абсолютно респектабельный человек и не имеет никакого отношения к ее исчезновению. Мы проверяли и перепроверяли его. Больше никто никогда не заявлял, что видел Стеллу. Она ушла из «Равноправия», очевидно решив, что встретит своего отчима, и бесследно исчезла. Не стану вдаваться сейчас в детали, по мы, безусловно, с особой тщательностью интересовались Айвором Суоном. Хотя у него не было бесспорного алиби на тот день, у нас не имелось серьезных оснований считать, что он хотел причинить зло Стелле. Ей правился Суон. Похоже, что она даже была влюблена в него. Никто из родственников или друзей Суонов не смог рассказать нам хоть о каких-то проблемах, которые случались в их доме. И все же…

— И все же что? Уэксфорд запнулся:

— Ты знаешь о том чувстве, которое иногда у меня возникает, Майк, о том почти сверхъестественном чувстве, что тут что-то не… ну, не совсем так?

Берден кивнул. Он знал.

— Я испытал его там. Но это было всего лишь чувство. Люди хвастают своей интуицией, потому что стараются помнить лишь о тех случаях, когда она их не подводила. Я никогда не позволяю себе забывать то бесчисленное количество раз, когда мои предчувствия не оправдывались. Мы не нашли ни единой зацепки против Суона. Нам надо будет восстановить в памяти это дело завтра. Куда ты сейчас?

— Снова к миссис Лоуренс, — ответил Берден.

Встревоженная миссис Крэнток впустила его в дом.

— Не думаю, что я особенно помогла, — прошептала она ему в прихожей. — Мы не особенно близки, понимаете, всего лишь соседки, чьи дети играют друг с другом. Я просто не знала, что ей сказать. То есть я хочу сказать, что обычно мы говорим о наших маленьких мальчиках, но теперь — ну, я не чувствовала… — Она беспомощно пожала плечами. — И об обычных вещах с ней тоже не поговоришь, вы знаете. Это никогда не получается. Ни о доме, ни о том, что происходит в нашем квартале. — На ее лбу пролегли морщины от титанического усилия объяснить необъяснимое. — Возможно, если бы я смогла говорить о книгах или… или чем-то еще. Она не похожа ни на кого из тех, кого я знаю.

— Я уверен, что вы великолепно справились, — сказал Берден. Он подумал, что прекрасно знает, о чем хотела бы поговорить миссис Лоуренс. Ей был бы интересен нескончаемый анализ чувств.

— Что ж, я пыталась. — Миссис Крэнток повысила голос. — Я ухожу, Джемма, но вернусь попозже, если вы хотите.

Джемма. Любопытное имя. Он не помнил, чтобы встречал его раньше. Это, должно быть, какое- нибудь заморское имя, которым ее наградили эксцентричные родители либо — что скорее — она выбрала его сама по причине собственной оригинальности. Неожиданно разозлившись на самого себя, Берден удивился, почему строил предположения о ней в такой неприязненной манере, почему каждая новая информация о Джемме Лоуренс немедленно вызывала новые вопросы. Потому что она причастна или будет причастна к делу об убийстве, сказал он себе. Инспектор толкнул дверь в гостиную, держа в памяти тот яркий, дикий и вызывающий образ, который у него сложился, и остановился, несколько ошеломленный увиденной картиной. Хотя ничего не изменилось с той поры, когда он уходил, — побелевшая испуганная женщина, свернувшаяся в кресле, которая ждала и ждала…

Хозяйка включила электрический камин, но тот едва ли согревал комнату, и она закуталась в одну из тех шалей, которые он заметил раньше — плотную, черно-золотую, с длинной бахромой. Берден подумал, что не мог бы представить ее рядом с ребенком. Или читающей сказку на ночь, или подающей кукурузные хлопья с молоком. Вот сидящей в каком-нибудь клубе — да. Поющей и играющей на гитаре.

— Выпьете чаю? — спросила она, повернувшись к нему. — Может быть, сделать какие-нибудь сандвичи? Я могу быстро приготовить сандвичи.

— Не беспокойтесь обо мне.

— Ваша жена накормит вас, когда вы вернетесь домой?

— Моя свояченица, — ответил он. — Моя жена умерла.

Он не любил говорить об этом. Люди немедленно смущались, краснели или даже немного отстранялись, как будто у него была какая-то заразная болезнь. Потом нечленораздельно выливали поток неуклюжих неискренних сочувствий, бессмысленных слов, которые вскоре забывались. Никому по- настоящему не было до этого дела. Во всяком случае, до сих пор.

Джемма Лоуренс сказала тихо и медленно:

— Мне очень жаль. Она, должно быть, была молода. Это большая трагедия для вас. Теперь я понимаю, отчего вы так добры к людям, попавшим в беду.

Ему стало стыдно за себя, и от стыда он начал заикаться.

— Я… пожалуй, я бы съел сандвич, если это не очень обременительно для вас.

— Ну почему же? — как-то недоуменно спросила она, словно такая вежливая общепринятая фраза была для нее в новинку. — Разумеется, я хочу сделать что-то для вас в ответ на все то, что вы делаете для меня.

Она очень быстро приготовила сандвичи. Стало очевидным, что для их приготовления и не требовалось много времени. Ветчина была небрежно зажата между двумя ломтями хлеба, а чай подан в кружках без блюдец.

Женщины баловали Вердена всю его жизнь, сервируя еду в изящной фарфоровой посуде и подавая ее на подносах, покрытых кружевными салфетками. И он взял предложенный сандвич без особого энтузиазма, но, когда вонзил в него зубы, обнаружил, что ветчина очень вкусная и не слишком соленая, а хлеб свежий.

Она села на пол, опершись спиной о кресло, стоявшее напротив него. Берден говорил Уэксфорду, что у него осталось еще много вопросов к ней, и он отважился теперь задать некоторые из них. Это были рутинные вопросы, касающиеся взрослых знакомых Джона, родителей его школьных товарищей, ее собственных друзей. Она отвечала спокойно и разумно, и его мозг полицейского автоматически фиксировал ее ответы. Но с ним происходило что-то странное. С удивительным трудом к нему приходило понимание того, что всякий другой мужчина заметил бы при первом же взгляде на нее. Она была красива. Мысль об этом заставила его отвести взгляд, но память сохранила, словно впечатав в сетчатку его глаз, умное выражение этого бледного лица с красивыми чертами и, что вызывало более сильное беспокойство, ее длинные ноги и