стало светло как днём. Теперь надо было быть особенно осторожным. Он снял с себя туфли и привязал их к ногам задом наперёд. Так бежать было куда труднее, зато никто уже не мог разыскать его по следу. Долго бежал Алимджан, наконец ноги его подкосились и он упал. Стражники были где-то совсем близко. Мастер прислушался — их голоса удалялись: обман удался, — следы уводили охотников от добычи.
— Хош! Хорошо! — сказал себе Алимджан и двинулся вперёд.
Неподалёку он заметил небольшую рощу над старинной могилой — мазаром. Там в тени деревьев он мог укрыться и подкрепить свои силы ячменной лепёшкой. Он полз и мечтал об отдыхе, но вдруг услыхал голоса: в роще тоже засели нукеры. Трое сидели у костра и варили шурпу — мясной суп с бараньим жиром, четвёртый стоял на страже, а в тени тополей звенели уздечками кони.
«Эх, достать бы коня, — подумал юноша. — С конем, как с крылом, — везде пролетишь!»
Он сунул руку в карман халата, нашёл там маленькую формочку для отливки золотых флаконов и приложил её к губам. Раздался тихий свист. Это обрадовало его, и он быстро пополз вперёд.
Нукеры уже расселись вокруг котла. Они разложили лепёшки и уже собирались обмакнуть их в жирную шурпу, как вдруг по равнине разнёсся пронзительный свист. Стражники выронили из рук лепёшки и застыли с открытыми ртами.
— Сова! — произнёс один.
— Дёв! — прохрипел другой.
— Джинн! — взвизгнул третий, бледнея от страха.
И вдруг совсем близко раздался нечеловеческий голос:.
— Презренные! Уходите сейчас же с моей могилы!
— Мертвец! — завопили нукеры и бросились врассыпную.
— Трусы! Куда? За мной! — заорал часовой. Он выхватил меч и побежал к коням. Но тут кто-то невидимый бросил ему в глаза полную горсть песку. Стражник завыл от боли и стал звать на помощь товарищей. Но, когда нукеры протёрли ему глаза, топот коня уже замирал вдали.
Не разбирая дороги, скакал Алимджан по равнине. Далеко впереди белела полоска рассвета и виднелись заросли саксаула. Там он мог спрятаться. Он принялся яростно нахлёстывать коня, он был уже близко от цели. Ещё скачок — и он спасён! Но вдруг в воздухе что-то свистнуло, и тугая петля аркана на всём скаку захлестнула коня. Конь захрипел, а юноша свалился на землю.
Чуть свет привели нукеры мастера во дворец и бросили к ногам грозного хана.
— Ты Алимджан, золотых дел мастер? — строго спросил владыка Хивы.
Мастер молчал.
— Это ты отлил серебряное зеркало для нашей ханши? — спросил хан ещё громче.
Но юноша и на этот раз не сказал ни слова. Он знал, что теперь никакие слова не спасут его.
Тогда хан подозвал знаком своего первого визиря Садр-Эддина и приказал:
— Выдать этому юноше тысячу золотых и почётную одежду!
Визирь хотел возразить, но хан крикнул:
— Этот мастер достоин большего, потому что в его зеркале я впервые увидел правду.
Этого никак не ждал Алимджан. Он поднял голову и увидел, что глаза хана смеются. Мастер понял, что злая ханша насолила не только своим безответным рабыням. Но недолго пришлось ему разглядывать хана. Нукеры снова схватили его, сорвали с него ветхую одежду и набросили на плечи вышитый золотом драгоценный халат. Визирь сунул ему за пазуху кошелёк с деньгами, а начальник стражи дал такого пинка, что юноша покатился с лестницы и, наверное, разбил бы себе голову, но внизу его подхватил второй визирь хана, воинственный Юсуп-бек.
— Юноша, я дам тебе триста золотых! — зашептал он мастеру. — Сделай такое зеркало, чтобы каждый увидел в нём глупость Садр-Эддина. — И, прежде чем Алимджан успел ответить, Юсуп-бек опустил ему в карман кошелёк и исчез.
Юноша выбежал во двор, но не ступил и пяти шагов, как кто-то схватил его за плечо. Он обернулся: перед ним стоял сам Садр-Эддин:
— Тысяча золотых — и ты сделаешь зеркало, в котором весь мир увидит болтливого хвастуна Юсупа! — Так сказал первый визирь и тоже исчез, оставив в кармане юноши ещё один кошелёк.
Алимджан поспешил к воротам, но к нему уже бежал ханский звездочёт, а за ним ханский лекарь. Звездочёт хотел свести счёты с лекарем, а лекарь тянул Алимджана к себе и требовал, чтобы мастер выставил на позор перед всем ханским дворцом обманщика-звездочёта. И оба совали юноше кошельки с деньгами.
Теперь Алимджан был так нагружён золотом, что еле передвигал ноги. Но вот он добрался до выхода, стражники распахнули перед ним ворота, и мастер облегчённо вздохнул: наконец-то он был на свободе! Но не тут-то было: из-за угла выскочили два чёрных раба-великана и, как волк ягнёнка, потащили его во дворцовый сад. Они бросили его перед нарядной беседкой: юноша поднял глаза и увидел разъярённую ханшу.
Он понял, что погиб, и на этот раз ему не будет пощады.
— Негодный! — как змея прошипела Зюлейма: — За твою дерзость ты будешь казнён. Сперва мы отрубим тебе голову, потом повесим и, наконец, четвертуем! Но прежде ты изготовишь нам чудесное зеркало, в котором наш грозный хан увидит себя безобразным, как старый ишак, и глупым, как индюк! Пусть знает, как смеяться над благородной женщиной. — И ханша злобно рассмеялась.
Юноша встал с земли, стряхнул пыль с колен и, низко склонив голову, смиренно ответил:
— Твоя воля для нас закон, жаба-ханум — госпожа жаба!
— Негодный! — взвизгнула оскорблённая ханша, задыхаясь от гнева. Она хотела уже приказать схватить мастера и казнить его немедля, но тотчас же спохватилась, — так сильно было в ней желание отомстить хану за насмешку. Она велела выдать мастеру две тысячи золотых теньга и выбросить его за ворота.
В тот же вечер быстроногий верблюд уносил на своём горбе Алимджана, а за спиной у него, держась за кушак юноши, сидела черноглазая Халифа.
— Не бойся, джаным, — утешал мастер свою подругу: — ханское золото открыло нам ворота Хивы; оно доведёт нас и до Мерва, и до Мешхеда.
Халифа вздохнула:
— У хана длинные руки, и он найдёт тебя повсюду. Он объявит тебя вором, и ты поплатишься за проклятое золото.
Алимджан нахмурился.
— О джаным! Неужели ты думаешь, что я присвою себе золото, не выполнив обещания? Нет, я честный мастер; и заказчики получат своё сполна, но едва ли их порадуют мои зеркала. Они увидят в них себя жадными и жестокими, со всей своей глупостью и тщеславием; они увидят в них правду! — так ответил подруге юноша и рассмеялся, а быстроногий верблюд уносил их всё дальше и дальше от ханской Хивы.
Вот и вся сказка. Понравилась — хорошо, не понравилась — не я виноват: не сам я её сложил, от людей слышал.
— Ой, мои милые, тише! Стучат! — засуетилась Сона-Эдже.
Чайханщик остановил её:
— Это ветер стучит, жена! Кто может приехать в такую бурю? Верблюд не пройдёт, ишак и тот не пройдёт, как может пройти человек? — Он равнодушно пожал плечами и принялся хлопотать у самовара.
И вдруг сквозь бурю, сквозь завывания ветра раздались отчаянные удары. Кто-то громко и тяжело стучал в деревянные ворота.
Гости вскочили:
— Стучат!
— Ай, вах! И правда, стучат! — закричал чайханщик: — Говорил я тебе, жена, что кто-то приехал!
