Парк покачал головой; Бини затянулся.

— Ты собирался меня арестовать?

Парк внимательно наблюдал за едущей впереди машиной. Она виляла зигзагом по двум полосам, как будто водитель хотел в последнюю секунду свернуть направо на Оушн-авеню, но потом дернулся обратно на среднюю полосу, оседлав прерывистую белую линию и перегородив обе ведущих на запад полосы.

Бини выдохнул дым в открытое окно.

— А если бы то, что случилось, не случилось, ты бы меня арестовал?

Парк переключился на четвертую, повернул «субару» в освободившееся место в неплотном потоке автомобилей, едущих на восток, и проехал мимо машины, украдкой взглянув на водителя с напряженной шеей, старика без рубашки, который завывал, как собака, под песню немецкой дет-метал-группы, грохотавшей у него в динамиках.

Он опять свернул на западную полосу.

— Да. Я бы тебя арестовал.

Бини посмотрел на косяк, зажатый между пальцами, и насупился.

— А теперь?

Парк подъехал к мостику через Большой канал, вода с обеих сторон пенилась густой накипью водорослей, прерываемых флотилиями пластиковых бутылок.

— Если я тебя арестую, то, по-моему, кто-то может тебя убить.

Бини поднес косяк к губам, но убрал, не затягиваясь, и выбросил из окна.

— В чем дело, Парк?

Парк подвел машину к обочине на Стронгз-Драйв.

Лагерь беженцев на Венис-Бич расползся с берега на Вашингтон-авеню. Палатки, сарайчики, шалаши из гофрированных листов растянулись вдоль песчаной полосы от парка на Хорайзон-авеню до точки сразу за Катамараном. Объединение бездомных, уже давно застолбивших себе место на этом участке набережной, жителей, эвакуированных из района каньонных пожаров, и беженцев из Инглвуда и Хоторна. Они бежали, пока не уперлись в океан. Те, кто пытался сбежать дальше на север, уперлись в ограду из рабицы и колючей проволоки на южном краю Санта-Моники, и им пришлось повернуть обратно. На юг никого не тянуло. На тот случай, если они обогнут гавань, морские пехотинцы патрулировали берег у подножия взлетных полос лос-анджелесского аэропорта. Если бы беженцам как-то удалось миновать обе эти опасности, их бы наверняка расстреляли из пулеметов частные охранники на шевроновском нефтеперегонном заводе «Эль Сегундо».

В лагере еще довольно часто мелькали рваные цветастые футболки в стиле хиппи и полинялая военная форма из распроданных запасов армии, но былой дух бродяжничества практически выветрился. Венис-Бич всегда представлялся Парку каким-то мрачным развлекательным слайд-шоу с участием разорившихся торчков и стареющих элэсдэшников, перегоревших от наркоты до такой степени, что в их глазницах были видны разорванные нити накаливания. Он не видел в прошлом этого места никакой романтики, однако от этого его настоящее не становилось менее отчаянным.

Парк выключил двигатель и провел большим пальцем по зубчикам ключа от дома.

— Дело в «дреме».

Бини опустил голову и затряс ею.

— Блин.

Бини посмотрел на Парка.

— Я же свел тебя с Кейджером.

Парк смотрел на ватагу пыльных мальчишек и девчонок, пинавших футбольный мяч, который то вылетал на свет, то улетал во тьму между двумя уцелевшими уличными фонарями.

— Знаю.

Бини открыл дверь со своей стороны и вылез из машины.

— Вот хрень.

Парк вышел, подошел к багажнику, открыл его и отошел в сторонку.

Бини вытащил велосипед.

— Подержи-ка.

Парк взялся за руль и держал вилку над землей, а Бини прикреплял переднее колесо, перед этим снятое, чтобы велик влез в маленькую пятидверную машину.

— Ну пусть так, брат, пусть Кейджер подонок, но я не думаю, что он меня убьет. Ну, ты же из полиции. Мне-то ты можешь загубить жизнь, а с ним-то что ты сделаешь?

Парк прислонил велик к машине.

— Кто-то вчера утром нагрянул на голдфарм.

— Нагрянул?

Парк опять посмотрел на ребятню. Они повздорили из-за границ поля.

— Убил и Хайдо, и всех остальных ребят. Перестрелял.

Бини поморщился.

— И Киблера?

— И Мелроуза Тома, и Теда, и того, кажется, его звали Чжоу.

— С серьгой в виде ятагана?

— Да, этого.

Бини кивнул.

— Да, Чжоу его звали. Вот хрень. Хрень.

Он заплакал, взял себя в руки, снова заплакал, ударил по крыше машины и замолчал.

— Черт. Козлы. Эти. Это же бессмысленно, зачем убивать всех наших.

Парк кивнул.

Бини вытер глаза.

— Кейджер?

Парк отвернулся от детей.

— Какие у него были дела с Хайдо, кроме торговли артефактами?

Бини сел на бампер и стал пристегивать зажимы на ботинки.

— Парк, откуда мне знать? Я даже не знал, что ты полицейский.

Он поставил ноги на землю, зажимы стукнули по асфальту.

— Хайдо был кем-то вроде его личного дилера во всех виртуальных делах.

Бини пристегнул налокотник.

— Все, что Кейджеру было нужно для «Бездны», все, что ему требовалось для какого-нибудь квеста, Хайдо ему доставал. А я в этом участвовал только потому, что, когда Кейджер предъявил слишком большой список требований, Хайдо поручил кое-что мне. Я справился, и время от времени Кейджер подкидывал мне какое-нибудь дельце.

Парк потянулся в багажник, достал второй налокотник и подал Бини.

— Почему?

Бини пристегнул, взял наколенники.

Потому что ему нравится быть в центре событий. Нравится, когда все кругом вертится. Как в тот раз, когда он встретил тебя и с лету провернул сделку с шабу. Он может приказать доставить ему эту дрянь в любой удобный момент, но ему нравится играть. Он любит экшен.

Бини сидел с наколенниками в обеих руках и хлопал ими, складывая.

— Мы с Хайдо говорили об этом. Знаешь, как разговаривают про кого-то знаменитого, когда его встречаешь. Думаешь, а что это за люди на самом деле. Весь этот культ знаменитостей, насколько глубоко он сидит у нас в мозгах. Как будто тебе даже и думать не хочется о них, но их постоянно суют тебе под нос, так что ничего нельзя сделать. И вдруг ты встречаешь кого-то, кого раньше видел только по телевизору, и у тебя едет крыша.

Парк снова потер отцовские часы.

— И что вы надумали?

— Насчет Кейджера мы решили, что для него имеет значение только игра.

Бини посмотрел на Парка.