Двадцать пять километров до Сенчери-Сити. Почти десять до относительно безопасных мест, которые начинаются севернее бульвара Венис. Я не сомневался в том, что смогу пройти это расстояние целым и невредимым, но чтобы сделать это совсем наверняка, понадобились бы, пожалуй, целые сутки. Я бы чувствовал необходимость не высовываться без нужды. Мне представилось, как я, вывалянный в грязи и траве, ползу на брюхе по канавам и коллекторам, часами выжидая на перекрестках, пока не удостоверюсь, что вероятность быть подстреленным снайпером, засевшим в ожидании, пока я выйду из укрытия, достаточно низка и позволяет мне отважиться на короткую перебежку.
Я улыбнулся пилоту:
— Я потороплюсь.
Повесил на плечо сумку «Туми» и пошел от вертолета с логотипом «Тысячи журавлей», перламутрово блестевшим у него на боку в огнях прибывающего из Гонконга А-380, в каком-то странно приподнятом настроении. Может быть, меня обрадовало то, что пилот решил позвонить на свой телефон с моего, так что теперь у нас были номера друг друга? Ведь в конце концов он мог бы с таким же успехом продиктовать мне свой номер.
Французский вертолетчик. Лихой, как марсельский полицейский с разбитым носом. Он летал в Дарфур с гуманитарной миссией и явно был превосходным специалистом. Леди Тидзу брала только первоклассных контрактников. Судя по его рингтону, он когда-то был легионером. Вполне извинительно, если от этого всего разыграется воображение.
Неподалеку ждала черная «акура» с логотипом «Тысячи журавлей», ключ вставлен в зажигание. Я распахнул дверь и бросил сумку на пассажирское сиденье, насвистывая под нос «Марсельезу» и настраивая свой разум на освобождение, перед тем как отправиться на поиски того, что желала леди Тидзу.
9/7/10
Роуз не хочет, чтобы я ехал. Когда я вернулся домой, она была в детской с малышкой. Малышка лежала в кроватке, и звуковое устройство для засыпания издавало звуки прибоя. Она не спала, но и не плакала. Ее глаза казались остекленевшими, как будто она ничего не видела. Дочка что-то негромко лепетала, как будто разговаривала во сне. Роуз говорит, просто она теперь так спит, малышка, что дочка не перестала спать, просто она теперь спит с открытыми глазами. Роуз говорит, что малышка не больна. У нее колики, поэтому она все время плачет, и плач выматывает ее, и она засыпает прямо с открытыми глазами. Жена считает, что малышка так реагирует на стресс в доме.
Роуз говорит, что малышка не больна.
Но она не дает мне проверить ее на неспящий прион.
Она утверждает, что риск от проверки слишком велик. К тому же, по ее мнению, малышка здорова.
Я смотрел на дочкины глаза. Но не могу сказать, спит ли она. Она не похожа на спящую. Она больше похожа на Роуз, когда Роуз наяву впадает в фазу быстрого сна.
Роуз сидела на полу, прислонившись спиной к стене, с ноутбуком на коленях, она снова зависла в Лабиринте, вела Люцифру по новому пути, отмечая его светящимися пузырьками воды, плававшими в нескольких сантиметрах над полом.
Когда ребенок родился, но до того, как Роуз перестала спать, а малышка начала плакать, когда мы уже знали про диагноз, но ее состояние еще не ухудшилось, Роуз часто засыпала в детской. Сонная машина вырубала ее быстрее, чем ребенка. Она сворачивалась на полу, протянув одну руку вверх, просунув пальцы сквозь решетку кроватки, и детская ручка держала ее за мизинец.
Роуз такая крошечная, она могла бы сама свернуться в кроватке. Я, бывало, дразнил ее из-за этого. Говорил, что у меня два младенца.
Стоя в детской и глядя на них обеих, я хотел сгрести Роуз с пола и положить их вдвоем в кроватку, чтобы малышка уютно устроилась внутри Роуз, как это было много месяцев.
Паровая виверна латунного цвета с пятнами ржавчины перекусила шею Люцифры дробящими челюстями. Тень Люцифры вылетела из тела. Прозрачная цифровая душа. Она полетит к бездонной пропасти в центре мира, где персонаж возродится. И Роуз сможет снова привести ее в Лабиринт и снова попытаться. В одиночку.
Роуз закрыла компьютер и глаза.
Затем вздохнула, открыла глаза и увидела меня.
— Как же я смогу заботиться о тебе? — спросила она.
Я покачал головой и сказал ей, что не знаю, и она вроде как вздохнула, как это бывает, когда она думает, что до меня что-то не доходит.
— Нет, правда, я хочу сказать, черт, как же я буду заботиться о тебе?
Я сказал, что ей не нужно заботиться обо мне, что у меня все хорошо.
Она смотрела в потолок.
— Ты такой… господи, ненавижу это слово, но ты такой невинный. Я хочу сказать, как же мне уйти от этого?
Я ничего не сказал, начиная понимать.
Роуз покачала головой, задумавшись о чем-то.
— Сколько я тебя уже знаю? Я прямо вижу это. Тебе на роду написано попасть под машину, читая книжку. Или получить ножом от пьяного урода в баре, пока ты будешь защищать честь какого-нибудь бродяги. Или сделать какую-нибудь глупость похуже, например пойти в морскую пехоту и погибнуть где- нибудь за нефть, потому что, по-твоему, это правое дело.
Я назвал ее по имени. Но она все говорила.
— И как же мне удержать тебя от этих глупостей, если ты там, а я здесь? Я хочу сказать, откуда ты взялся?
Я снова назвал ее по имени, и в этот раз она на меня посмотрела, и я сказал ей:
— Роуз Гарден Хиллер. На дворе 2010 год. Мы женаты, живем в Калвер-Сити. Ты видеомонтажер, а я полицейский. У нас есть ребенок.
Она моргнула, и пловец нырнул от меня.
Роуз заявила, что все это ей известно. Она сказала:
— Я просто вспоминала.
И она попросила меня, чтобы я не уходил, пока не вернется Франсин. До вечера. И я ответил ей, что останусь. Весь день. Что я останусь и буду помогать с ребенком, и она может отдохнуть. Она закрыла и открыла глаза.
— Паркер, — произнесла Роуз, — мне хочется сегодня поехать на пароме в город и пойти на тот бесплатный концерт на Выступе.
Я не возразил ей, что мы уже не живем в Беркли и что в парке Голден-Гейт больше нет бесплатных концертов. Я просто сказал ей, да, это было бы здорово, и поцеловал ее.
Бини сказал, что Хайдо знал «того чувака». Афронзо-младший был его клиентом.
Я полицейский. Я не должен делать поспешных выводов.
Я должен провести расследование.
В Википедии о Парсифале К. Афронзо-младшем была длинная статья со всеми признаками того, что ее постоянно обновляли и редактировали сотрудники рекламного аппарата семьи Афронзо. В статье делался упор на его благотворительном фонде KidGames, на финансовой поддержке некоторых профессиональных видеогеймеров, его увлеченности супермногопользовательскими играми, энергии и инновациях, которые он привнес в эту сферу, и ночном клубе, который он открыл в районе Полуночного Карнавала, выпотрошив и перестроив старый «Моррисон-отель», чтобы воспроизвести Денизон, его замок в «Бездне». Между тем абзацы о предъявленных ему обвинениях в краже персональных данных, интернет-мошенничестве, запугивании в Сети, распространении виртуальной порнографии и разнообразные гражданские иски, связанные с хакерством в обширных сферах Интернета, для которых еще не прописаны четкие законы, были сплошь в отметках «нет авторитетного источника».
В коротком предложении объяснялась эволюция его прозвища. Как его любовь к классическому техно