вспомнились другие дома, где он кружился в вихре шальной музыки и веселого, громкого смеха, где яркий свет играл на сочной теплоте красного плюша и почти обнаженные женщины соперничали друг с другом, добиваясь благосклонного внимания.

Не пробыл он и трех минут в этой комнате, как пьяные мысли пришли в некоторый порядок, он осознал всю нелепость того, что столь многоопытный мужчина, как он, позволил запереть себя в этой клетушке, и в нем созрела пылкая решимость. Им не удастся держать его взаперти в этой коробке, в то время как где-то под самым его носом веселятся! Он двинулся к двери, с сугубыми предосторожностями открыл ее и на цыпочках выбрался снова в ту же просторную переднюю. Сюда доходил сверху слабый гул голосов. Мэтью, крадучись, осмотрел переднюю. В нее выходило еще три двери, и он долго смотрел на них, нерешительно и в то же время с надеждой, наконец остановил свой выбор на той, которая находилась напротив гостиной, осторожно шагнул к ней, нажал ручку и заглянул внутрь. Его встретил только холод и мрак затхлого нежилого помещения. Закрыв снова эту дверь, он обратился к смежной, но и тут был разочарован, обнаружив за ней пустую кухню. Он круто повернулся и, фыркая от негодования, ринулся очертя голову в последнюю дверь.

Он сразу же остановился, как вкопанный, трепеща от восторга при виде открывшегося ему зрелища. Перед уютным огнем камина сидела девушка, читая газету. Как неугомонный искатель сокровища, наконец нашедший его, он испустил где-то в самой глубине гортани неслышный крик радости и стоял неподвижно, насыщая свой взор красотой девушки, любуясь теплыми отблесками огня на ее бледной щеке; он успел заметить и стройность фигуры и красивый изгиб лодыжек, так как девушка, все еще не подозревая о его присутствии, сидела, протянув ноги к огню. Она была хороша собой, а ему, сквозь туман опьянения и голодной похоти, показалась необыкновенно прекрасной и желанной. Он тихонько подошел ближе. При звуке его шагов она подняла глаза, на лице ее выразилось смятение, она уронила газету и сказала быстро:

— Эта комната занята, она заказана.

Он хитро качнул головой и ответил:

— Совершенно верно. Она заказана для нас с тобой. Не бойся, нас никто здесь не потревожит.

Он тяжело плюхнулся на стул рядом в ней и сделал попытку взять ее за руку.

— Но вы не имели права сюда войти, — запротестовала девушка в паническом испуге, — Не смейте делать таких вещей. Я… я позову хозяйку.

Она была боязлива, как вспугнутая куропатка, и, — сказал себе Мэт, облизываясь, — такая же жирненькая и мягкая. Его так и подмывало куснуть ее в круглое плечо.

— Не надо, милочка, — сказал он охрипшим голосом. — Я с ней уже виделся. У нас был длинный и приятный разговор в передней. Она не красавица, но славная женщина. Да! Она получит от меня денежки, а я получу тебя.

— Это неправда! Вы меня, оскорбляете! — закричала девушка, — Тут какая-то ошибка. Я вас никогда в жизни не видала. Я с минуты на минуту жду прихода одного человека.

— Он может подождать, пока я уйду, — грубо возразил Мэтью. — Ты мне так понравилась, что я тебя теперь ни за что из рук не выпущу.

Она сердито вскочила.

— Я закричу! — воскликнула она. — Вы с ума сошли! Он вас убьет, если увидит здесь!

— Пусть проваливает ко всем чертям, кто бы он ни был. Теперь ты моя! — заорал Мэт, неожиданно обхватив ее, раньше чем она успела закричать.

В тот самый миг, когда он крепко прижал девушку к себе в наклонился к ее лицу, дверь отворилась. Он повернул голову и только что хотел обругать вошедшего, как глаза его встретились с глазами отца. Одну минуту, казавшуюся вечностью, три фигуры оставались недвижимы, как будто три чувства — удивление, гнев и испуг — превратили их в камень. Затем постепенно рука Мэтью ослабла, девушка молча выскользнула из его объятий. И как будто это движение развязало ему язык, Броуди, продолжая неотступно глядеть в лицо сыну, бросил холодные, режущие, как сталь, слова:

— Он сделал тебе больно, Нэнси?

Хорошенькая буфетчица из «Герба Уинтонов» медленно подошла к нему и, всхлипнув, сказала дрожащим голосом:

— Нет, не очень. Это ничего. Он меня не тронул. Вы пришли как раз вовремя.

Его губы крепко сжались, взгляд стал еще напряженнее. Он оказал:

— Так не плачь, девочка. Беги домой!

— Может быть, мне подождать тебя здесь в доме, милый? — спросила она шепотом. — Я подожду, если хочешь.

— Нет, — возразил он без малейшего колебания. — Ты уже достаточно тут натерпелась. Иди домой.

Зрачки его расширились, руки сжимались и разжимались. Он медленно продолжал:

— А этого… этого господина предоставь мне… я хочу с ним поговорить с глазу на глаз…

Когда Нэнси торопливо проходила мимо, он, не глядя, потрепал ее по щеке, и в лице его не дрогнул ни один мускул.

— Не бей его, — шепнула она боязливо. — Он не хотел меня обидеть. Ты же видишь, он пьян.

Броуди ничего не ответил и, когда она ушла, спокойно закрыл дверь и подошел к сыну. Они смотрели друг на друга. На этот раз не взгляд отца заставил Мэтью опустить глаза, он по собственной воле сразу опустил их и стал смотреть на пол. В его одурманенной голове мысли буйным вихрем неслись друг за другом. Унизительный страх, испытанный им в первую минуту, сменился противоположным чувством — бешеным, злобным возмущением. Что же, значит суждено, чтобы отец вечно становился ему поперек дороги? В его разгоряченном хмелем мозгу огнем кипели воспоминания обо всех унижениях, насмешках, побоях, которые доставались ему в жизни от отца. Неужели он покорно стерпит новую трепку за то, что нечаянно напоролся на любовницу отца? В пьяном угаре и исступлении неудовлетворенных желаний, в приливе жаркой ненависти к отцу он стоял, не двигаясь, чувствуя, что теперь он, наконец, превозмог свой страх перед ним.

Броуди смотрел на опущенную голову сына с жгучей злобой, которая в конце концов прорвала сдерживавшие ее железные цепи самообладания.

— Негодяй, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, — ты посмел!.. Ты… смел посягнуть на то, что принадлежит мне, и соваться в мою жизнь! Я тебя предупреждал, чтобы ты мне на дороге не попадался, теперь я… тебя задушу.

Он вытянул большие руки, чтобы схватить Мэтью за горло, но тот быстро увернулся, перебежал на другую сторону стола и отсюда, как безумный, сверкающими глазами смотрел на отца. Его бледное лицо покрылось испариной, рот конвульсивно подергивался, он трясся всем телом.

— Ты ничуть не лучше меня, ты, боров! — завопил он. — Не воображай, что будешь и дальше мной командовать. Ты хотел сохранить эту девку для себя, вот и все. Но если она не достанется мне, так я постараюсь, чтобы и тебе она не досталась. Довольно я натерпелся от тебя. Больше не желаю! Нечего на меня так смотреть!

— Смотреть на тебя?! — зарычал Броуди. — Я не смотреть на тебя буду, я буду тебя душить за горло, пока последний вздох не вылетит из твоего, поганого тела!

— Ну-ка, попробуй! — крикнул Мэт, тяжело дыша. — Не-ет, ни душить меня, ни измываться надо мной ты больше не будешь! Думаешь, боюсь тебя? Нет, не боюсь! Я покажу тебе кое-что, чего ты никак не ожидаешь.

При таком неожиданном и дерзком отпоре Броуди еще больше рассвирепел, глаза его горели, он не сказал ни слова и начал медленно обходить стол, подвигаясь к сыну. Но странно: Мэт не тронулся с места. Вместо того чтобы бежать, он с диким воплем торжества сунул руку в боковой карман, извлек оттуда небольшой пистолет и, крепко зажав его, направил в упор на отца.

— А, ты не знал, что у меня есть эта штучка, ты, боров! — визжал он. — Не знал, что я ее привез из Индии. Он заряжен пулей — это будет гостинец для тебя! Получай же его, черт бы тебя побрал! На, получай, ты, вечно фыркающий на людей буйвол!

И, стиснув зубы за побелевшими губами, он отвел назад указательный палец и нажал собачку. Блеснула желтая молния, и раздался громкий взрыв, который долго еще отдавался в комнате. Пуля,