Я заранее поблагодарил депутата за участие, выразил готовность к дальнейшему сотрудничеству, от чего он заметно приуныл, и отключил связь. Внезапно в голову пришла мысль: а с Храмовым Коренева уже переспала или только собирается? Практически все, кто встречался нам в ходе работы, имели связь с Ольгой Михайловной. Это имя уже набило оскомину. Я не мечтал с такой страстью ни об одной женщине. «Три года ты мне снилась»… Скоро, действительно, начнет сниться. Если бы ты знала, милая, с какой дрожью в сердце я надену на тебя наручники! Но для этого нужно как минимум тебя найти…

Верховцев что-то говорил, пока мы поднимались по лестнице, но я его не слушал. Едва я вышел из машины, меня осенила интересная мысль. Словно наступило прозрение!.. Однако не успел ухватить догадку за хвост.

Есть!..

– Ты чего орешь? – испугался Верховцев – Это тебе не райотдел.

Есть! Вот теперь я, кажется, понимал, почему за все эти дни не смог услышать даже упоминания о Кореневой! Не то что увидеть, а просто услышать!..

Мы подошли к двери с табличкой: «Следственный отдел прокуратуры. Следователь Вязьмин». Это выдающаяся личность. Без распоряжения прокурора он даже в туалет не пойдет. Я уже не говорю об инициативе в работе. И это не высокая дисциплинированность, которая так важна для следователя. Это – непроходимая тупость. Вязьмин просто не знает, что нужно делать сейчас, а что – через полчаса. Поэтому ждет, чтобы ему указали.

Следователь Вязьмин сидел за столом и курил. Перед ним было открыто на первом листе какое-то уголовное дело. Судя по длине окурка в руках, над этим листом он сидел уже минут пять. Если учесть, что лист был озаглавлен так: «Опись документов, находящихся в деле», мне не составило труда догадаться, чем на самом деле занимался следователь прокуратуры. Уроды, они такие же, как Вязьмин, только страшные! В каждой организации есть люди, целый день читающие на работе опись документов, находящихся в деле. Трудно понять, как Стрельцов терпит в своей конторе такого трутня.

Верховцев, бесцеремонно сев на стол, ибо знал, с кем разговаривает, стал ненавязчиво склонять Вязьмина к даче показаний по делу об убийстве Тена. Я смотрел на них, но в мыслях был очень далеко от этого кабинета.

Что я увидел на улице? Что резануло мой мозг, оставив яркую полосу? Пока она не затухла, у меня есть время для догадки. Итак, мы подъезжаем к прокуратуре…

Я открываю дверь и ступаю на тротуар…

На другой стороне дороги останавливается джип «Чероки»…

Задняя дверца распахивается, и из салона показывается неземной красоты женщина…

Высокая, с черными, как смоль, волосами «мокрый эффект», и пронзительно-голубыми глазами!

Резкий контраст! Черные волосы – карие глаза, голубые глаза – светлые волосы вот так привычнее! А черные волосы и голубые глаза – это красиво настолько, что кажется неземным.

– Ты сделал хоть что-нибудь за эти две недели? – донеслось до меня.

Я вернулся на землю, к реальности. Дима вперил в лоб Вязьмина гипнотический взгляд и не двигался с места.

– А что вы сделали за это время? – отбивался следователь. – Вы привели мне кого-нибудь? У вас есть подозреваемые? Вы кого-нибудь поймали?

– Ловят блох, – заметил Верховцев. – Ты прямо как царь Соломон! А приведите мне кого-нибудь! А ты сам-то привел кого?

Я потянул Диму за рукав. Понятно, что ничего нового в этом кабинете мы не увидим и не услышим.

– Читай Уголовно-процессуальный кодекс, творец обвинительных заключений! – советовал Верховцев, когда я его уводил под руку из кабинета.

– Сам читай! – огрызался в стиле отца Федора Вязьмин.

– Зарплату за ноябрь получил уже?! – уже в дверях возмущался опер.

– На тебя доверенность выпишу! – донеслось в коридор из кабинета.

Верховцев и Вязьмин – два антипода. Они схлестнулись на ниве совместной деятельности уже, наверное, в тридцатый раз. Их нельзя было оставлять наедине даже в курилке. Опер патологически не переваривал тунеядцев, а следователь – людей, которые ему напоминали о профессиональной несостоятельности.

Когда мы спустились к машине, разговор в ней шел о достоинствах и недостатках двигателя «Феррари». Ваня и Вьюн проявляли недюжинные знания в этом вопросе, и их разговор носил мирный характер. Два ученых, размышляющих о строении атома с одной принципиальной позиции…

– Иван, – спросил я, – Домушин видел, как ты блокнот из машины стащил?

Нет, не видел. Ваня только начал говорить, а я тут же вспомнил, что, пока стажер делал досмотр, теновский бандит стоял спиной к яме. Ему было не до контроля за действиями молодого человека.

И тогда я распустил всех до двенадцати часов ночи. Нужно было отдохнуть и по-человечески поесть. Я глядел в лица своих друзей и с огорчением отмечал про себя, что за эти дни они осунулись и даже потемнели. Усталость берет свое. Но важно, что за все это время ни один из них не пожаловался на личные проблемы. Меня всегда окружали хорошие и крепкие люди. Только почему-то рядом со мной они всегда в опасности.

Ваню я забрал с собой. Нечего ему делать в пустой квартире. Пускай отойдет душой. Зарубцуется шрам, притупится боль, потом будет легче. Я знаю. А вот Верховцев, прежде чем расслабиться на диване и приласкать любимую кошку, должен сделать одно маленькое дельце. По документам, имеющимся у нас, ему надлежало установить одного из владельцев автомобилей с перебитыми номерами. Например, кого-то из группировки Креста или Мамая. И пусть машина будет покруче: «мерс» или «Порше». Я был уверен, что никто из владельцев не знал, какие номера ранее стояли на двигателях и кузовах их новых машин. Они даже не догадывались, что крутые авто уже давно в розыске Интерпола в Германии, Польше, Греции…

Домушина и Мишу-Самоделкина мы взяли легко, как на учебном занятии.

Я всегда говорил – глупость человеческая не имеет границ. Еще в 16.00 Домушину подробно растолковали, что его дурную голову облили краской не представители кемеровской братвы, а самые обыкновенные менты из «угро». После этого исчез еще и блокнот со всякими гадкими записями. Однако Домушин все равно идет на дело! Он едет на улицу Береговую, откуда забирает Мишу-Самоделкина с инструментами. А как же без инструментов? Квартира-то на «сигналке»!

Мы не успели рассказать даже по паре анекдотов, когда ровно в час ночи на лестнице послышалось тяжелое дыхание. Я прижал палец к губам, и Ванька с Верховцевым затихли. Вьюн спал в машине у соседнего подъезда. Время, отведенное для отдыха днем, он растратил на какую-то девицу из клуба.

Свой блестящий череп Домушин скрывал под глубоко посаженной черной вязаной шапочкой. От этого он становился похожим на Децла и дебила одновременно. Мишей Самоделкиным оказался парень огромных размеров, с животом, похожим на рюкзак. Свою работу подельники знали хорошо. Очевидно, подобный поход был далеко не первым в деятельности их совместного предприятия. Отмычки, проволочки, проводки, крючочки…

Нам нужна была одна вещь, а именно, статья с чистой квалификацией «кража». Именно по этой причине мы сидели и ждали, пока воры проникнут в квартиру, наберут все, что посчитают нужным, и выйдут на лестничную клетку. Если их брать раньше, то ничего, кроме «покушения на кражу», мы из этого эпизода не выжмем. Грамотный опер никогда так не сделает. Домушина и Самоделкина нужно «ломать», как только они перенесут свои бренные тела вместе с похищенным через порог квартиры. Оказавшись за ее пределами, статья «сто пятьдесят восемь, часть третья» прочно «наматывалась» на все жизненно важные органы злодеев.

Мой несостоявшийся убийца полетел вверх ногами с первого же удара Ивана, но вот с Самоделкиным пришлось туго. Домушин уже давно лежал на животе, разведя ноги и заложив руки за голову, а мы все дубасили и дубасили стопятидесятикилограммового Мишу. Он визжал как поросенок, кричал: «сдаюсь!», но никак не хотел падать на пол. Имеющий опыт общения с правоохранительными органами, Домушин сразу