Александр Владимирович не мог. Он распорядился доставить его силой. Об ответственности за нарушение депутатской неприкосновенности можно было не беспокоиться. Макс в сопровождении двух собровцев в штатском зашел в кабинет Усманцева, взял его за шиворот и поволок к двери. Пока доехали до здания РУБОПа, депутат успел «уволить» весь штат управления. Однако, просмотрев пленку, стал тише воды и меньше мыши. Белой мыши. Он побелел тогда, когда Земцов пообещал показать эротические приключения Усманцева его жене.

Усманцев быстро понял, что от него требуется. Все труды, потраченные на прорыв в ряды законотворцев, пошли прахом. Зато оставалась смутная, но надежда на то, что ни жена, ни один человек в городе не узнает о пристрастиях владельца трастовой компании. Он твердо пообещал сложить с себя полномочия и сдать депутатский мандат. Свое обещание он впоследствии выполнил. А Земцов, не отрываясь от окна, спросил уходящего Усманцева:

– Скажи, ты там один пидор или есть еще?

Портативная видеокассета с литерным номером «У-163« навеки затесалась в ряд себе подобных в архивную видеотеку РУБОПа.

Законодательная власть города Тернова пошатнулась. Мало кто понимал, что происходит. Первыми стали догадываться об истинных причинах двое последних из списка Лукина. Депутат Пустошин, пятнадцать лет назад судимый за мошенничество, и депутат Крошев, с подобной же биографией. Разница заключалась лишь в том, что судим он был за злостное хулиганство. И у того, и у другого судимости были погашены, что дало им полное право выставить свои кандидатуры на прошедших выборах. Но они были не из числа тех людей, что ошибаются раз в жизни, а ее остаток используют на искупление грехов. С началом демократических преобразований в стране они имели мощный стартовый капитал и обширные связи как во властных структурах, так и в организациях, прямо противоположных по смыслу деятельности и конечной цели существования. Лев Михайлович Крошев проходил по сводкам антимафиозного ведомства как один из его «клиентов». Необъяснимые силы заставляли Льва Михайловича тасоваться среди бандитов города и области. Присутствие его на днях рождения известных воров и вымогателей давало ведомству Земцова все основания предполагать, что не все гладко в королевстве Терновском.

Эти двое, поняв, что под горсоветом закачался пол, не стали ждать, пока он рухнет вниз. Поиск причин – вот что стало первоосновой их деятельности. Даже сидя на заседаниях, они обдумывали пути решения назревшей проблемы. Кого следующего ударит молот? Они не задумывались над ответом на этот вопрос. Он был очевиден. Проработав все варианты, Крошев случайно наткнулся на план работы горсовета. Через две недели его составу необходимо было, среди множества других вопросов, утверждать на должность мировых судей. Лев Михайлович пробежал глазами список и... застопорил свой взгляд на одной из фамилий. Струге Антон Павлович. Ему все стало ясно. Теперь он уже не сомневался, что следующий после Усманцева удар будет нанесен либо по нему, либо – по Пустошину. Проанализировав ситуацию, он согласился с логикой Струге. Зная, кто такой «СУДЬЯ СТРУГЕ», состав горсовета при голосовании расколется на две половины. Чуть более многочисленная – сраные законники – обязательно проголосуют «за». Более того, кто-то из них обязательно произнесет речь в поддержку. И Струге обязательно пройдет, потому что голосов «против» будет меньше.

Крошев еще раз в уме прикинул расклад.

– Да, он обязательно «пройдет»...

Но это только в том случае, если в голосовании не будут принимать участие четверо, помимо него, депутатов. Он, Крошев, был пятым. Двое уже не в счет. Их вырубили так, что им в ближайшие десять лет вообще на глаза лучше никому не показываться. Не то что в депутаты баллотироваться! Оставалось трое. Он с Пустошиным да, вероятно, сам мэр. Струге обидел даже его. Два года назад судье позвонили уважаемые люди и просили положительно решить вопрос. Какой – Крошев уже не помнил. Он помнил лишь разочарование мэра, когда Струге решил вопрос отрицательно. То есть, в данном случае, по закону.

Однако как себя поведет мэр – уже не важно. Главное сейчас самим не попасть в жир ногами. Выход был только один. Опять уходить в глубокий криминал, уже почти позабыв об этом, не хотелось. Первой мыслью Пустошина было:

– Может, его – это...

– Заткнись, депутат, – отрезал Крошев. – Мозгов занять? Ошибки коллег по кабинету тебя ничему не учат. Это тот случай, когда ссать приходится против ветра. Сделаем иначе.

Под вечер в кармане Струге запиликал телефон. Вытаскивая трубку, он вряд ли мог даже предполагать о личности звонившего. Когда понял, кто его беспокоит, был очень удивлен. Трубка голосом депутата городского совета Крошева вещала:

– Антон Павлович, случайно удалось узнать о вашем намерении утверждаться на должность мирового судьи. Решение столь же смелое, сколь и понятное для многих. Могу вас заверить от своего имени лично и от имени других депутатов, в частности – от имени Пустошина Сергея Михайловича, что мы приветствуем ваше решение и выступим в его поддержку.

Антон поблагодарил и отключил связь. Около пяти минут ему потребовалось на то, чтобы принять решение. Улыбнувшись, он, отпив из чашки остывший чай, набрал номер Пащенко.

Ночь перед утверждением была на удивление самой тяжелой из всех за последний год. Антон ворочался на диване, пытаясь отключить воспаленное сознание. Не помогли ни добрая доза новопассита, ни пересчет проплывающих в виртуальном небе барашков. Струге мучила жестокая бессонница. Он чувствовал, что, чем ближе финал всей этой жуткой истории, тем меньше остается сил. Они уходили, как вода в песок, не оставляя на поверхности даже намека на влагу. Антон сильно изменился за эти дни. Ранее дышавший мощью молодой организм начал давать заметные сбои. В еженедельный домашний бюджет как-то незаметно стали вкрадываться счета на приобретение успокаивающих медикаментов и сердечных лекарств. Он стал мнительным, и это вызывало у него постоянное чувство собственной опасности. Струге стал совершать поступки, которые ранее не приходили ему в голову. По два-три раза за ночь он просыпался, чтобы проверить – задвинута ли задвижка на входной двери. В магазинах он озирался, словно пытался выяснить степень угрозы ему со стороны окружающих.

Понимая, что с ним происходит неладное, он сходил к знакомому психиатру. Медкомиссия на предмет его возможности занимать должность судьи прошла успешно. Струге был здоров как бык. Поэтому ни Пустошин, ни Крошев, ни многие другие, жаждущие восстановления могильного холмика с фотографией бывшего федерального судьи, никак не могли понять частоту, с которой Струге обращался в больничные учреждения. В авангард была выслана разведка, которая на высоком профессиональном уровне выполнила свою миссию.

– После медкомиссии судья обратился за помощью к психиатрам, – докладывал один из спецов Крошева. – Он неофициально поставлен на учет как больной. У Струге в больнице главврач за кореша. Но за бабки, как известно, и лягушка в бабу превратится. Ваш судья спятил. У него вялотекущая паранойя. Мания преследования.

– Это что такое? – удивился Крошев. – Шиза, что ли?

– Паранойя, – поправил его спец. – У вашего клиента устойчивый бред. Он справедливо полагает – что и объясняет врачам, – что его хотят убить. В общем, если он станет судьей, то через месяц напряженной работы из параноика вялого он превратится в буйного. Самое страшное для него сейчас – нагрузка. Что физическая, что умственная. Ему фиолетово опасно и то, и другое...