– Теперь ваша очередь раздеваться, милорд.
У Гэбриела от звука ее голоса едва не подкосились колени.
Не дожидаясь приглашения, Элинор подошла к нему поближе. Волосы ее отливали ярко-рыжим и каштановым блеском в сиянии свечей, и Гэбриелу пришлось стиснуть руки в кулаки, чтобы удержаться от соблазна обмотать одну прядь вокруг пальца.
Элинор сумела всецело завладеть им без единого прикосновения, только при помощи своих ярко- зеленых глаз, пока он медленно потянул за кончики галстука, чтобы его развязать. Когда тонкая полоска ткани соскользнула с его шеи, ему показалось, что он вот-вот рухнет на пол. И все это время она просто следила за ним с соблазнительным блеском в глазах.
Если Элинор и отдавала себе отчет в том, что с ним делала, доводя кровь в его жилах до кипения и едва не заставив его потерять самообладание, то она ничем этого не показала. Одну за другой она расстегнула пуговицы на его рубашке, время от времени слегка задевая тугую кожу у него на груди и вызывая множество непередаваемых ощущений, которые пробегали по всему его телу, накапливаясь в чреслах.
Стоя так близко от нее, Гэбриел наслаждался присущим только ей запахом, который он успел узнать слишком хорошо с тех пор, как она вошла в его жизнь. Этот дивный аромат способен был разбудить его посреди ночи, кружил ему голову всякий раз, когда она проходила мимо. В ушах у него звенело, тело было охвачено огнем, и он мог только неподвижно стоять, пока она медленно проводила руками по коже под его рубашкой, откидывая материю с его плеч. Мускулы его живота тотчас же откликнулись на ее легкое прикосновение.
– Ну вот, теперь мы оба готовы лечь в постель, – произнесла она. – Спокойной ночи, милорд. Приятных вам снов.
В этот момент Гэбриел меньше всего думал о сне. Когда Элинор поднялась на цыпочки, чтобы слегка поцеловать его в губы, Гэбриел схватил ее за руки и привлек к себе, целуя так крепко и с такой жадностью, словно хотел вместе с этим поцелуем вобрать в себя все ее существо. Он упивался ее близостью, тяжестью ее мягких грудей, прижатых к нему. Он бы непременно перенес ее на постель и занялся с ней любовью, если бы в этот самый миг Джулиана не зашевелилась, разворошив простыни.
Словно шестнадцатилетний подросток, которого застали с дочкой директора школы в Итоне, Гэбриел резко отшатнулся. Джулиана не проснулась, так что только ее чуть слышное посапывание нарушало тишину в комнате. Гэбриел и Элинор еще некоторое время стояли друг против друга, все еще под впечатлением от того захватывающего поцелуя, которым они только что обменялись. Никто из них не осмеливался прервать молчание до тех пор, пока Элинор не произнесла с мягкой улыбкой:
– Пожалуйста, погаси свет, когда ляжешь.
С этими словами она отвернулась, взобралась на огромную постель с противоположного края от него и потихоньку улеглась на перине возле мирно спавших девочек, так что Гэбриелу ничего не оставалось делать, кроме как занять место по другую сторону от них.
Едва он задул свечу и устроился поудобнее на перине, как перед его мысленным взором тотчас же предстал образ пылающих зеленых глаз, влажных губ и пышных белых грудей, заполняющих его руки. Следующий час он провел, считая дубовые балки на потолке комнаты в попытке отогнать от себя это навязчивое видение.
На следующее утро Элинор проснулась первой, открыв глаза навстречу мягкому солнечному свету, струившемуся сквозь маленькое оконце в стене над самой кроватью. Аппетитный запах яичницы с беконом, которую готовила на завтрак миссис Грей, проникал из кухни в щель под дверью.
Элинор лениво потянулась, чувствуя себя бодрой, свежей и как никогда полной сил. Она уже не помнила, когда в последний раз спала так крепко, и решила, что все дело в удивительной кровати мистера Грея. Бесспорно, кровать такой необычайной величины стоила того, чтобы провести на ней самую знаменательную ночь в ее жизни. Она уже решила для себя, что если они когда-нибудь снова отправятся в Лондон, то непременно остановятся в Киркби-Лонсдейл и попросят у хозяина гостиницы ту же самую комнату.
Элинор уселась на перине, собираясь встать и приступить к дневным хлопотам, однако тут же замерла на месте при виде картины, которая предстала ее глазам.
Гэбриел растянулся на перине рядом с ней. Лицо его во сне выглядело спокойным и безмятежным, волосы на лбу были слегка растрепаны, придавая мягкость чеканным чертам его лица. Темная головка Джулианы уютно пристроилась у него на плече, а одна из ручонок Брайди, которую та вытянула вперед, обвилась вокруг его шеи. Каким-то образом посреди ночи девочки ухитрились перелезть через него, так что он оказался окруженным ими с обеих сторон. А когда Элинор присмотрелась к нему, то увидела, что Гэбриел улыбается во сне.
Элинор снова улеглась в постель, свернулась в клубочек рядом с посапывающей троицей и закрыла глаза, решив, что ей стоит поспать еще немного на удивительной, необычайной кровати мистера Грея.
Еще задолго до того как их экипаж достиг далеко раскинувшихся предместий Лондона, их встретила неизменная дымка от горящего угля, окутывавшая город подобно мрачному савану. Даже в Чизике уже давал о себе знать запах отбросов, гниющих овощей и рыбы с городского рынка. Ветер срывал с деревьев осенние листья, которые устилали дорогу перед ними и прилипали к колесам кареты.
Элинор хорошо помнила, как еще в детстве ее всегда охватывал трепет волнения каждый раз, когда они приезжали из своего загородного поместья в столицу. Всю дорогу от самого Илинга она смотрела по сторонам, высунувшись из окна экипажа, в ожидании того момента, когда впереди покажется Кенсингтонский дворец и угол Гайд-парка, откуда уже недалеко было до дома. Гомон и суета большого города, снующая из стороны в сторону разношерстная толпа, скрежет колес, болтовня прохожих, цоканье копыт, свист бичей, шум проносившихся мимо экипажей – все это приводило ее в неописуемый восторг. Она даже представляла себе скрывающихся за деревьями Найтсбриджа лихих разбойников, которые только дожидаются момента, чтобы крикнуть им «Кошелек или жизнь!» и отнять у них их богатства. Она даже видела перед собой призрак старой королевы Анны, который, по слухам, все еще обитал в Кенсингтонском дворце, наблюдавший за ними из окон верхнего этажа. Но теперь, когда они проехали по многолюдному Стрэнду и миновали Лондонские ворота перед зданием Темпла, сооруженные из белого строительного известняка Кристофером Реном, где еще столетие назад выставлялись напоказ насаженные на пики головы изменников и откуда на них безучастно взирали каменные изваяния Карла I и Карла II, Элинор не испытывала и доли того волнения, той бьющей через край радости, что в юные годы. Вместо этого, глядя на окружавшие ее грязь, мусор и суматоху, множество людей, карет и дома, которые полностью загораживали собой солнце, она с тоской в душе вспоминала окутанные туманом стоячие камни на берегу, парящих в небе альбатросов и Куду, растянувшегося, подобно турецкому ковру, на каменном полу большого зала.