– А вы все такой же грубый, лишенный всяких манер независимо от титула.

– Стерва.

София улыбнулась и вздохнула.

– Ах, словно и не было этих двадцати лет, Уэсти. Ты снова заставляешь меня чувствовать себя молодой. Благодарю тебя за это.

– Почему каждая беседа заканчивается разговором о тебе?

– Не знаю, – пропела она. – Странно, почему так бывает. Возможно, потому, что я самый интересный человек в любом обществе. У меня самые лучшие украшения. Ты, конечно же, их узнаешь.

Уэстлин безобразно покраснел, чего ему следовало избегать всеми способами при его-то и без того багровой коже.

– Да уж. Я почти разорился, когда купил их для тебя.

– Почти – в этом-то и дело. Не следует браться сразу за много дел, лорд Уэстлин. У тебя плохая привычка все преувеличивать. Ну посмотри, что ты сделал со своим сыном. Он начал было почти ненавидеть меня.

– И абсолютно заслуженно, – огрызнулся он, усмирив свою плоть. На время. Она точно знала, как вернуть ее к жизни снова, и готова была сделать это, чтобы поставить Уэстлина в неловкое положение. Кое-что в жизни было так очаровательно предсказуемо.

Они стояли на пороге у парадной лестницы дома Гайда, вдали от толпы людей, которые следовали по самому важному, самому определенному маршруту дома. В голубую и красную приемные, а также в желтую гостиную можно было попасть через многочисленные маленькие двери, а через них – на лестницу. Это был самый легкий способ пройти по кругу, который помогал избегать скопления людей, собравшихся в узком месте между красной приемной и гостиной. София точно знала, ради кого все это было и почему. Теперь все было ради Каролины и для Каролины. Если она с этим справится, тогда Эшдон будет положен на лопатки.

– Твоя дочь, – продолжал Уэстлин. – Наследственность сказывается в ней, София. В данный момент она усыпана жемчугами по крайней мере от троих мужчин.

– Три жемчужных ожерелья, – задохнулась София. – В свое время мне удалось получить только одно. Мы оба помним, чем это обернулось, не так ли?

– Ты ею гордишься?

Глаза Уэстлина готовы были вывалиться из орбит.

– За то, что она смогла получить три жемчужных ожерелья за одну ночь? Полагаю, что каждая мать могла бы чувствовать то же, что я в этот момент. Но скажи мне, этот жемчуг не хуже? Каролина всего лишь девочка, неопытная, наивная, слишком доверчивая, на мой взгляд. Не хочу, чтобы ее обманули.

– Обманули! Как ты можешь говорить об этом? Со мной?

– Дорогой мой Уэсти, – произнесла она, понизив голос до соблазнительного воркования. – Никогда не говори мне, что тебя обманули. Мы оба знаем правду о том, что было между нами, чего бы ты ни выдумывал на забаву Эшдону.

– Оставим прошлое, София, – посоветовал Уэстлин со зловещей улыбкой. – Главное то, что происходит теперь. Ты надеялась организовать свадьбу между моим сыном и твоей дочерью. Этого не будет. Как ты могла подумать, что я это допущу? Эшдон овладеет ею, но никогда не женится.

– И ты знаешь, как это сделать? – нежно проговорила она.

– Ты почему-то думаешь, что мужчина, желающий с тобой переспать, обязательно будет добр с тобой, примет твои планы, как свои. Ты такая же наивная, как твоя дочь. Мужчина хочет женщину. Что в этом особенного? Хотеть женщину ни к чему не обязывает. И обладать ею ничего не стоит. Но, кроме обладания, нет больше ничего.

– Что ты можешь придумать, чтобы объяснить поведение Дэлби? – спросила она.

– Дэлби выбрал тебя, только чтобы насолить мне. Наше соперничество было на десятилетие старше тебя. Когда вспоминаешь Дэлби, София, вспоминай меня. Без меня ты бы никогда его не поймала.

– Он был счастлив пойматься.

– Как был пойман Ричборо? – съязвил он.

– Ах, Ричборо. Он очень внимателен. Всегда готов помочь советом. Как хорошо он сыграл свою роль, – медленно произнесла она, разглядывая Уэстлина.

– Роль, которую для него организовал я.

– Стало быть, именно ты пригласил Ричборо в мою постель? Такое приглашение, дорогой Уэстлин, могу сделать только я. И ты, как никто, должен это помнить.

– Ты соблазнилась хорошеньким личиком, София, – усмехнулся он.

Откуда у Уэстлина появилась привычка усмехаться, вместо того чтобы просто говорить? Совершенно неприятная манера. Надо, чтобы кто-то отучил его от этого, и чем скорее, тем лучше.

– А кто поступил бы иначе? – ответила она, слегка пожав плечами. – Никогда не забуду ту ночь в июле, когда ты нес меня через три пролета лестницы, чтобы мы могли насладиться жемчужным светом полной луны на прелестном пруду у тебя в имении. Ты называл меня твоей лесной нимфой и, конечно же, был моим сатиром. Какие это были счастливые, самые счастливые времена!

Как она и ожидала, его бриджи готовы были лопнуть. Как это прелестно!

– Вижу, что ты помнишь ту ночь так же ясно, как я, – сказала она, легонько похлопав его веером. – Скажи мне, этот пруд все еще… полон? По-прежнему ли вода шумно и мощно бежит по высоким камням и круто вздыбленным… – Ее голос затих, когда она посмотрела на его возмущенную плоть. – О, вижу, что все по-прежнему. – Она соблазнительно улыбнулась. – Как замечательно, что в нашем стремительно