— Ну, возможно, в подъемке и не было поломок. Дюк отвечает там за безопасность, но что ни скажет Майк — для Дюка это словно евангелие — Майк загипнотизировал его. Он всех там загипнотизировал. Когда придет крах, это будет пострашнее, чем любая бракованная подъемка. Джубал, что мы можем сделать? Я чертовски беспокоюсь.
Джубал выпятил губы.
— И какой же именно аспект тебя тревожит?
— Да все!
— Вот как? Я-то понял, что ты наслаждался этим визитом… вплоть до того момента, когда повел себя, словно напуганный кролик.
— Ну… да, именно так. Майк и
Джубал пожал плечами.
— Ты был занят другим. Не заметил бы и землетрясения.
— Глупости! Я же не закрывал глаза, словно школьница-малолетка. Как он это сделал?
— Это к делу не относится. Или ты хочешь сказать, что тебя шокировала нагота Майка?
— Да, и еще как.
— И это в то время, как сам ты сидел без ничего?
— Нет-нет! Джубал, у меня просто желудок не приспособлен для групповых оргий. У меня завтрак чуть не полез обратно. — Кэкстон поморщился. — Как бы вы себя почувствовали, если б посреди вашей комнаты люди стали себя вести, словно мартышки в клетке?
Джубал сплел пальцы.
— Вот тут какое дело, Бен. Это была не
— И вы не находите такое поведение шокирующим?
— А это уже другой вопрос. Публичное соитие я нахожу безвкусицей, но это просто отражает то, что было вбито в меня в молодые годы. Значительная часть человечества не разделяет моей точки зрения. У оргий довольно древняя история. Но шокироваться? Сэр, меня шокирует только то, что задевает мои этические принципы.
— Вы считаете, что
— И ничего более. И мой вкус не более священен, чем прямо противоположный вкус Нерона. Даже менее священен: Нерон был богом, а я нет.
— Будь я проклят!
— Может и будешь… если проклятье вообще возможно. Но, Бен, это же не было публичным соитием.
— Что?
— Ты говорил, что все эти ребята состоят в групповом браке. Случай групповой теогамии, так это можно назвать. Вследствие этого все, что там происходило… или должно было произойти — тут ты был невнятен — не было публичным. «Ведь здесь нет никого, кроме нас, богов», так как же кто-то может быть оскорблен?
— Я был оскорблен.
— Твой апофеоз был неполным. Ты сам сбил их с толку. Ты сам спровоцировал их на это.
— Я? Джубал, я не делал ничего подобного.
— Ну ты и жук! У тебя был случай все понять, едва ты вошел туда. Ты сразу увидел, что их обычаи — не твои. Но ты остался, насладился благосклонностью одной из богинь, вел себя с нею как бог. Ты знал цену, и они знали, что это ты знал. Их ошибка была в том, что они приняли твое лицемерие за чистую монету. Нет, Бен, Майк и Джил вели себя пристойно. Это ты их оскорбил.
— Проклятье, Джубал, вы все ставите с ног на голову! Я совсем запутался… Я сбежал, потому что
— Теперь ты заговорил о рефлексах? Любой человек старше двенадцати в таком случае стиснул бы челюсти, нашел бы ванную, и после того, как полегчает, вернулся бы и извинился перед компанией. Это не было рефлексом. Рефлекс выворачивает желудок, а не указывает дорогу ногам, не заставляет хватать вещи, не проводит сквозь двери и не толкает в дыру подъемки. Страх, Бен.
Кэкстон долго молчал. Наконец он вздохнул и сказал:
— Я знал, что вы докопаетесь до этого… Я — ханжа.
Джубал покачал головой.
— Ханжа считает, что его понятия о приличиях естественны для всех. Это не подходит к тебе. Ты приспосабливаешься ко многому, что не отвечает твоим понятиям о приличиях, тогда как истинный ханжа нанес бы оскорбление этой прекрасной татуированной леди и вышел бы вон. Копай глубже.
— Все это выбило меня из колеи.
— Я знаю, Бен, и от души сочувствую. Давай-ка рассмотрим одну гипотетическую ситуацию. Ты упоминал женщину по имени Рут. Предположим, что Джиллиан бы не было. Допустим, с тобой были бы Майк и Рут, и они предложили бы тебе то же самое. Ты был бы шокирован?
— Да, конечно. Это шокирующая
— Насколько ты был бы шокирован? Дошло бы до тошноты? До панического бегства?
Кэкстон призадумался.
— Черт вас возьми, Джубал. Хорошо, я просто нашел бы удобный предлог, чтобы выйти на кухню или еще куда, а потом ушел бы из Гнезда как можно быстрее.
— Очень хорошо, Бен. Вот мы и докопались до причины твоего бегства.
— Как это?
— Какой элемент изменился?
Бен довольно долго сидел с несчастным видом, потом признался:
— Вы правы, Джубал. Это все из-за Джил. Потому что я люблю ее.
— Близко, Бен. Но не в десятку.
— Почему?
— Не любовь заставила тебя бежать сломя голову. Что такое любовь, Бен?
— Ну уж, избавьте! Каждый, от Шекспира до Фрейда, сунул в это нос, и никто еще до сих пор не смог толком ответить. Я знаю только, что она причиняет боль.
Джубал покачал головой.
— Я дам точное определение. Любовь — это такое состояние, когда счастье другого человека становится необходимым условием твоего счастья.
— Я принимаю это… — медленно проговорил Бен, — потому что именно так я отношусь к Джил.
— Хорошо. И после этого ты утверждаешь, что у тебя выворачивает желудок, а сам ты спасаешься бегством лишь потому, что предстоит сделать Джил счастливой?
— Эй, погодите! Я не говорил…
— Или это было какое-то другое чувство?
— Я просто сказал… — Кэкстон остановился. — О'кей, это была ревность! Но я готов поклясться, что тогда я ее не чувствовал. Я знал, что Джил потеряна для меня, я давно с этим смирился… Черт, из-за этого я не люблю Майка меньше. Ревность ни к чему не ведет.
— Ни к чему хорошему, это точно. Ревность — это болезнь, тогда как любовь — здоровье. Незрелый разум часто путает одно с другим или полагает, что чем сильнее ревность, тем сильнее любовь, тогда как они просто несовместимы. Одно чувство практически не оставляет места для другого. Каждое может вдруг ударить в голову… и я грокаю, что так и случилось с тобой. Когда твоя ревность поднялась на дыбы, ты не смог посмотреть ей в глаза… и сбежал, как последний трус.
— Просто так сложились