для Николь’. Николь была его лошадь. Когда журналисту бросили вызов (словари говорят, что это выражение происходит от разговорного немецкого выражения, означающего «вонючий остолоп»), он признался, что они с приятелями сочинили эту историю в баре накануне вечером. По моему мнению, смотрительство слов само по себе вызывает тот же восторг ума, что и коллекционирование марок, с той дополнительной милой особенностью, что несчетное число твоих марок — подделки.

На противоположном конце этого темпераментного спектра находятся иеремии, горько стенающие и предрекающие близкий конец света. Один редактор известного словаря, журналист, пишущий о языке, и знаток словоупотребления однажды написал, цитируя поэта:

Лингвист Дуайт Болинджер, мягко призывавший этого человека взять себя в руки, вынужден был заметить: «Точно такое же количество кривляк обрушилось бы на нас, если бы с сегодняшнего дня все стали бы подчиняться всем когда-либо написанным прескриптивным правилам».

В последние годы одним из самых громких иеремий был критик Джон Саймон, чьи полные яда рецензии на фильмы и театральные постановки отличаются многословными осуждениями внешнего вида актрис. Вот типичное начало одной из его статей:

Грамматической ошибкой, вызвавшей это безвкусное сравнение, были содержащие избыточную информацию слова Типа О’Нейла «мои друзья-коллеги», которые Саймон назвал «твердым основанием языковой немощи». Говоря о разговорном английском языке афроамериканцев, Саймон пишет:

Не стоит опровергать этого злобного незнайку, потому что он не участвует ни в одном честном споре. Саймон просто открыл для себя прием, очень эффективно используемый многими комиками, ведущими ток- шоу и музыкантами, играющими панк-рок: люди со средними способностями, могут привлечь внимание прессы (хотя бы ненадолго), подвергая всех и вся жестоким оскорблениям.

Третья разновидность языкового мавена — это затейник, гордо выставляющий напоказ свою коллекцию палиндромов, каламбуров, анаграмм, ребусов, высказываний в стиле миссис Малапроп и Голдвина[138], эпонимов, длинных неудобопроизносимых слов, стилистических ляпов и оговорок. Такие затейники, как Уиллард Эспи, Димитри Боргман, Джайлз Брандрет и Ричард Ледерер пишут книги со следующими заголовками: «Разыгравшиеся слова», «Язык на каникулах», «Радость лекса» и «Затравленный английский». Эта шумная выставка языкового фиглярства забавна, но когда я читаю такие опусы, то иногда чувствую себя, как Жак Кусто на дельфиньем представлении: он страстно желал, чтобы этим удивительным созданиям позволили сбросить кружащиеся обручи и продемонстрировать свои куда более интересные природные таланты в более достойной обстановке. Вот типичный пример из Ледерера:

Возражение! (1) Все чувствуют разницу между сложным словом, которое может иметь собственное произвольное значение, как и любое другое слово, и словосочетанием, чье значение определяется значением его частей и правил, по которым они сочетаются. Сложное слово произносится с одним ударением (darkroom ‘комната для проявки пленки’), а словосочетание (dark room ‘темная комната’) — с другим. Якобы «сумасшедшие» выражения hot dog ‘горячая булочка с сосиской’, букв. ‘горячая собака’ и morning sickness ‘тошнота’, букв. ‘утренняя тошнота’, это сложные слова, а не словосочетания, поэтому холодные «горячие собаки» и ночная «утренняя тошнота» отнюдь не нарушают грамматическую логику. (2) разве не очевидно, что «здоровенный шанс» (fat chance) и «мудрый парень» (wise guy) — это сарказм? (3) Дырки доунат — торговое название продукции закусочных «Данкин Доунатс» — звучит нарочито фантастически, а что, кто-то не понял этой шутки? (4) Предлог over имеет несколько значений, включая статичное положение: Bridge over troubled water ‘Мост над беспокойной водой’ и траекторию перемещающегося объекта, например: The quick brown fox jumped over the lazy dog ‘Быстрая рыжая лиса перепрыгнула через ленивую собаку’. Head over heels ‘Голова через пятки’ подразумевает это второе значение, описывая движение, а не положение головы влюбленного.

Я также должен кое-что сказать в защиту студентов, авторов заявлений о социальном пособии, и многочисленных джо-шесть банок[139], язык которых так часто выставляется на посмешище эстрадными комиками. Карикатуристы и авторы юмористических диалогов знают, что можно выставить деревенщиной любого, если отобразить его речь квази-фонетически, а не в традиционном написании («sez», «cum», «wimmin», «hafta», «crooshul» и т.д.). Ледерер иногда прибегает к этому дешевому трюку, как например в статье «Howta Reckanize American Slurvian» («Как распознать американца с кашей во рту»), где он оплакивает такие непримечательные примеры действия фонологических процессов в английском, как «coulda» и «could of» (could have), «forced» (forest), «granite» (granted), «neck store» (next door) и «then» (than) [140]. Как мы уже видели в главе 6, все, кроме придуманных фантастами роботов, делают кашу из своих слов, да, своих слов, черт возьми, причем систематически.

Ледерер также приводит примеры стилистических ляпов из курсовых работ студентов, заявлений о получении автомобильной страховки и заявлений о выдаче социального пособия (помните эти выцветшие странички, приколотые на доске объявлений в государственных учреждениях?):