– Спасибо.

– Подберут ребенка – и можете ехать.

«Ехать, не ехать»… Андреа сидит на рабочем месте и в который раз перелистывает билет. «Не поехать – обидеть Олега. Человек старался. Это своеобразная благодарность за проделанную работу, типа премиальных. И без гитары салону, конечно, не хватает частички души. Хотя гитару можно купить и в обыкновенном музыкальном магазине. Ну да! И как она будет смотреться на фоне всех этих старинных скрипок и раритетных флажолетов? Да, нормально она будет смотреться. В конце концов, кому Олег будет демонстрировать свое богатство? Своим друзьям и знакомым – людям, скорее всего не обладающим столь глубокими профессиональными знаниями, чтобы на глаз определить возраст и происхождение инструмента. Куда им до Марата! – иронически размышляет она, и при одном воспоминании о стороже по ее лицу невольно пробегает презрительная гримаса. – Поехать – значит провести почти целую неделю в его обществе. А может, он не поедет? Да нет. Если она согласится, то и он тоже. Назло. Ни за что не пойдет на попятную. Ну и пусть едет! Они же не обязаны всюду ходить вместе. Он будет осматривать достопримечательности, а она поедет домой. Нет, стоп. А как же Эрфан? Она не может оставить кота. Что же с ним случится за несколько дней, скажи, пожалуйста! Соседка не откажется кормить кошку. Так вот, Андреа поедет домой. Нет. А как же работа? Здесь так много заказов, столько неотложных дел, документов. Ну да, ну да. Много всего того, что она спокойно умудрялась откладывать все три месяца, что занималась обустройством дома. Ладно, решено. Она поедет домой – в очередной раз перечитывает «Moscow SVO – Madrid BAR» – или не поедет? – Андреа смотрит на часы и торопливо вскакивает. Задумалась и теперь опаздывает к психологу. – Может, с ним посоветоваться? Хотя его ответ очевиден. Он быстро соберет ей чемодан и лично проводит к самолету, чтобы убедиться, что пациентка на пути к исцелению. Конечно, никуда не ходила, а тут такой вояж!» Андреа выскакивает из магазина, быстрым шагом огибает здание, заворачивает за угол и…

Она здесь. В нескольких метрах. Точно на том месте, где любила стоять Андреа и наблюдать за ней. Наташа, так, кажется, зовут девочку, уперлась взглядом в стекло и неотрывно смотрит на склонившихся в деми-плие балеринок. На улице жарко, но по хрупким плечам девочки то и дело пробегает нервная дрожь, зубы выстукивают неразборчивые слова.

– А я сюда больше не хожу, – тихо произносит Андреа, подходя ближе.

Наташа вздрагивает и оборачивается. У нее опухший нос и покрасневшие веки. Она узнает в незнакомке странную женщину, и в заплаканных глазах мелькают смятение и испуг.

– Ты не танцуешь, я не хожу.

– Другие танцуют.

– Да. Другие танцуют по-другому.

– Как?

– Ну… – Андреа теряется. Что она может объяснить десятилетнему ребенку? Что только стук ее сапатеро возрождает в ней желание теребить струны? – Не знаю. В общем, не так, как ты.

– Ясно, – кивает Наташа и порывается уйти.

– Погоди. Почему ты не танцуешь?

– Не хочу.

– У любого «не хочу» есть причины.

– Какое вам дело! – откровенно грубит девочка и уже делает несколько шагов в сторону.

– Я не хочу ехать, потому что боюсь.

Наташа смотрит на женщину с опаской (может, она ненормальная?), но все же спрашивает:

– Куда ехать?

– Домой. К родным. Придумываю дурацкие отговорки. Сторожа, кота, работу – а на самом деле просто боюсь ехать в Мадрид. Потому что просто не смогу не прийти домой. Не могу туда не прийти и прийти не могу.

– Почему? – автоматически спрашивает ребенок. Из всего сказанного она поняла только, что странная женщина живет в другом городе и боится туда ехать.

Что ей ответить? Не рассказывать же про ворох открыток и иллюзию успеха, которую Андреа создала для своей семьи. Одно дело – корябать несколько чернильных строчек и совсем другое – рассказывать небылицы, глядя в глаза. Выслушивать хвалебные речи родителей, демонстрировать свою игру соседям, приглашать на несуществующие концерты и знать, что ты никто и ничто.

– Не могу не прийти, потому что я их люблю и очень соскучилась, а прийти не могу, потому что наделала много глупостей из-за разных комплексов и страхов. – Андреа наконец честно объясняет причину своей дилеммы «ехать – не ехать». – Так почему же ты не танцуешь?

– Боюсь, – чуть слышно выдыхает Наташа.

– Чего? – Ласково и ненавязчиво. Карлович бы одобрил.

– Со мной может случиться то же, что и с мамой… – Из черных глаз вновь бегут слезы.

«Родителей нет, – припоминает Андреа слова педагога. – Что же случилось с мамой? При чем тут классический танец? Спросить, не спросить… Лучше не стоит».

– Но ты же любишь фламенко.

Уверенный кивок и протяжное, захлебывающееся «О-о-очень» сквозь всхлипывания.

– Любишь и боишься сделать что-то, чтобы танцевать еще лучше.

– Угу. – Наташа понуро опускает голову, ровная ниточка пробора блестит на солнце между тугими черными косичками.

– Вот и у меня та же проблема, – вздыхает Андреа.

Какое-то время они молчат, вглядываясь в мелькающие за окном позиции, батманы, антраша и не видя их. Каждая думает о своем, но обе чувствуют одно и то же: боль нескончаемого одиночества слегка ослабла, а к изнуряющим, отравляющим душу воспоминаниям уже подкрадывается ластик времени.

– Знаешь, – Андреа нарушает затянувшееся молчание на правах старшей, – а давай договоримся так: я поеду и попробую преодолеть свой страх, а через две недели мы с тобой встретимся здесь в это же время, и я расскажу, что получилось. А потом мы подумаем, как быть с твоим «боюсь». Договорились?

– Договорились. – Андреа кажется, что черноглазая Наташа улыбается сквозь слезы.

– Договорились, – говорит Андреа, пожимая плечами. Марат только что попросил сопроводить его на корриду. Сказал, что давно мечтает, а одному страшновато. Андреа никак не ожидает откровенных признаний с его стороны и автоматически соглашается. Пассажиры уже закончили трапезу, стюардессы с дежурными улыбками катят по проходу тележку с дьюти-фри. Два часа до посадки, и Андреа решается:

– Только и я тебя попрошу кое о чем.

– Валяй. – Конечно, сейчас попросит в остальное время ее не беспокоить. Скажет, что раз уж они решили лететь, то не стоит портить друг другу отпуск. Надо поскорее сделать дело и разбежаться. Даже из вежливости, наверное, укажет на пару известных мест, которые Марат просто обязан посетить в столице Испании. Ему-то что! Да ради бога! Не хочет общаться – не надо. Она его не меньше бесит, чем он. Думает, если он обратился к ней с просьбой, то она уже автоматически считается победителем необъявленной войны. Как же! Дудки! Просто он читал в какой-то умной книге, что на корриду надо идти обязательно вместе с настоящим испанцем, иначе многое останется непонятным. А что делать, если других знакомых испанцев у него нет? Ладно, послушаем, что она там мямлит.

– Я… Мне… правда, очень неловко, – действительно мямлит Андреа, – но у меня просто нет другого выхода.

Она уже несколько дней мучительно ищет способ увидеться с родными и избежать изнурительных разговоров по душам и нежелательных вопросов. Идея пригласить Марата в гости кажется ей прекрасным выходом из положения.

– К твоей маме? Это что, шутка? Зачем тебе это надо?

– Чтобы ты подтверждал все, что я буду рассказывать. Запомни: я – гитарист. Играю в известном оркестре, который гастролирует по миру. График очень напряженный, ни одной свободной минуты. Я уже почти три года не виделась с семьей именно по этой причине. А ты – мой коллега. Как бы тебя