командовать мамой и быть с ней на равных. Я родом с Украины, из провинции. У нас всегда называли родителей на «вы»: «Мамо, Вы…»

Хотим мы или не хотим, но дети постоянно обращают свои взоры в сторону родителей, так как для них это два главных человека. Сын мог видеть (когда мы с ним вдвоем куда-то уезжали) и какой-то мой легкий флирт, и то, что я при нем позволял себе выпивать, что курю, слышал, как в мужской компании и соленое слово могу сказать. Не потому, что я специально его к этому приучал. Просто я человек эмоционально несдержанный.

Мама же у нас практически не имеет недостатков. Мама – чистоплюйка, хозяйка: просыпается рано и сразу начинает заниматься домом. (Сейчас дети живут отдельно, а когда мы еще вместе жили, Неля очень строго спрашивала со всех нас за беспорядок.)

Думаю, что наши дети правильно соизмеряют положительные и отрицательные черты своих родителей. И оставляют рациональное, доброе зерно как фундамент своей будущей жизни в обществе. Поэтому, несмотря на то плохое, что они могли видеть у родителей (в частности, у меня), я спокоен за них. Дети знают, что отец бывает груб, совершает какие-то проступки, но в принципе он – хороший. Потому что добрых дел у него тоже много. Они знают о моих взаимоотношениях с детьми в детдомах, знают, что я никогда не откажусь от друзей, если даже их заподозрят в чем-то…

В идеале дети должны одинаково относиться к родителям, но я понимаю, что сердцу не прикажешь – для них мама намного ближе. Однако знаю и то, что, когда летом 2001-го для меня наступили критические минуты, мои дети сразу примчались из-за границы. Когда я вышел из комы, то увидел сначала плачущие глаза жены, а потом – сияющие лица детей…»

В 2004 году распался брак Андрея Кобзона и Кати Полянской (она потом вышла замуж за футболиста Дмитрия Булыкина). Для отца Андрея это было сильным ударом, поскольку невестку он по-настоящему любил. А тут сын вдруг решил развестись с ней ради фотомодели. Разлучницу звали Настя, и она была… кореянкой. Короче, Кобзон-старший был сильно недоволен сыном и долго не хотел признавать его новую возлюбленную. Но затем все-таки вынужден был смириться с его выбором. В январе 2008 года у Андрея и Насти родился первенец – сын Михаил (назван в честь сразу двух людей: отчима Иосифа Кобзона и отца Нелли). И Кобзон-старший лично приехал в роддом, чтобы поздравить молодых с пополнением, тем более что это был его первый внук (против пяти внучек). Как заявил певец в интервью «Московскому комсомольцу» (номер от 29 января, автор – И. Лышицкая):

«Катя – типичная восточная девушка без комплексов, без вредных привычек – не пьет, не курит. Идеальная невестка, жена и мать. Она такая маленькая, что, когда была беременной, казалось, живот больше ее самой. Настя – молодчина, сама рожала, без кесарева. Вот что значит восточная генетика. Она очень долго и основательно к родам готовилась – правильно питалась, гимнастикой занималась…»

В 2007 Кобзон отметил 70-летний юбилей. Однако вскоре после него в СМИ просочилась информация, что у певца обнаружен рак. С этого момента начались его мытарства по различным клиникам как у себя на родине, так и за рубежом. И главным помощником Кобзона в этих мытарствах, его опорой стала жена Нелли. Не случайно сам певец в одном из интервью заметил: «Я счастлив, что когда-то повстречал Нелли». Действительно, это счастье, когда люди прожили вместе не один десяток лет и в конце жизни не устали друг от друга, а, наоборот, стараются помочь своей второй половине чем только могут.

В 1952 году Козаков поступил в Школу-студию МХАТ. Тогда он был еще невинным 17-летним юношей, к тому же постоянно голодным. Поэтому он часто обращался к студенткам со странным предложением: «Купите мою невинность за три рубля – я хочу поесть блинчиков в артистическом кафе». Девушки в ответ прыскали от смеха, но невинность Козакова не «покупали». В итоге ЭТО случилось с ним только на втором курсе.

Судя по всему, невинность Козаков потерял со своей однокурсницей – эстонкой Гретой (Галей) Таар, которая вскоре стала его женой и даже родила ему дочку. Однако, несмотря на брак, Козаков в те годы не относился к числу верных мужей. После выхода в 1956 году фильма «Убийство на улице Данте» с его участием Михаил стал чрезвычайно популярным. Число его поклонниц росло в геометрической прогрессии. Упустить такой шанс Козаков, естественно, не мог. Он был молод, красив, талантлив, да к тому же еще и пижон: ходил в модных тогда ботинках на толстой «гуттаперчевой» подошве, в лыжной куртке на «молнии», свитере с накладным воротничком и пальто с ворсом и накладным ремнем из того же материала. А еще у него была настоящая эстонская фуражка с козырьком – по тем временам просто шик.

В 1957 году Козаков впервые оказался за границей – на Шекспировском фестивале в канадском городе Стратфорде – и привез оттуда новые потрясные вещи для своего пижонского гардероба: мокасины с кантом и четыре пары носков в крупную клетку. Правда, вернувшись на родину, Козаков испытал сильнейшее разочарование – он увидел на своем лучшем друге Леве Збарском джинсы, которые только входили в моду, и сильно пожалел, что не купил в Канаде точно такие же по цене всего лишь полтора доллара (членам советской делегации платили тогда суточные в размере 9 канадских долларов). Но и без того Козаков выглядел не менее импозантно, особенно в черной вельветовой куртке с белым воротником, белыми пуговицами и манжетами и белой оторочкой внизу, в узких брюках и мокасинах. Глядя на него, люди на улице буквально замирали.

Стоит отметить, что выезд Козакова за границу, да еще в капстрану, состоялся не просто так. Во многом этому способствовал КГБ, негласным агентом которого Козаков был с 1956 года (в этом грехе артист признался сам лишь спустя сорок лет). Чекистам же Козаков понадобился в свое время с конкретной целью: он должен был вступить в интимные отношения с американской журналисткой Колетт Шварценбах и выведать у нее истинную цель ее приезда в Москву. Однако «уломать» иностранку Михаилу не удалось (возможно, плохо «старался»). О своей неудаче Козаков немедленно доложил на Лубянку, и с тех пор никаких конкретных заданий ему больше не давали. Правда, иной раз все же напоминали о себе: звонили, назначали свидания в разных местах (гостиницах, на частных явочных квартирах, просто на улицах). Как правило, это случалось после приемов в американском или каком-нибудь другом капиталистическом посольствах. Чекистов, правда, интересовало лишь отношение артиста к послу, его жене или еще кому бы то ни было из посольства.

Между тем Козаков посещал не только посольства, но и многие увеселительные места столицы: рестораны ВТО, Дома кино, Дома литераторов… Эти визиты часто сопровождались любопытными историями, которые с годами превращались в легенды. Вот одна из них.

Однажды Михаил Козаков, Евгений Евтушенко, Василий Аксенов и американский поэт Ален Гинзберг весело проводили время в ресторане ЦДЛ. Чтобы разбавить сугубо мужскую компанию, они посадили к себе за столик некую девицу не самого тяжелого поведения. Когда же стены ЦДЛ стали для них тесны, решено было догулять вечеринку в более достойном месте – в ресторане Дома композиторов. Тамошний швейцар, сдерживавший на входе напор толпы, поначалу отнесся к новоприбывшим без особого почтения, но, узнав среди них знаменитого поэта Евтушенко, расплылся в подобострастной улыбке и разрешил всей компании пройти внутрь. Собственно, именно это и послужило толчком к развитию дальнейших событий.

Приняв на грудь солидную порцию шнапса, Аксенов принялся подначивать не менее осоловевшего Козакова: «Как же это так, Миша? Ты – знаменитый актер, а все лавры достались одному Евтушенко: его и швейцар на входе узнал, да и дамочка, которую подцепили в ЦДЛ, готова отдаться чуть ли не прилюдно именно ему…» Михаилу эти речи явно не понравились. Будучи человеком, уже испорченным славой, он дал отпор Аксенову, заявив: «Если захочу, через пять минут эту девку уведу из ресторана я». Аксенов предложил пари: если Козаков выполнит обещанное – платить за него будет он, Аксенов. Ударили по рукам. И что же? Козаков подсел к девице, перебросился с ней парой фраз, и она тут же разомлела. Ее поведение стало еще легче обычного, она мгновенно влюбилась в Михаила и без труда позволила ему увести себя из ресторана. По словам Козакова, до близости дело так и не дошло по причине его брезгливости (от девицы за версту несло вендиспансером). Поэтому он просто довез ее на такси до дома, а сам уехал на Аэропортовскую – к жене и детям. Евтушенко же после этого долго на него сердился: как же – увел из-под носа даму при заморском госте.

В ноябре 1962 года у Козакова родился второй ребенок – сын Кирилл. Однако уже ничто не могло удержать Козакова от ухода из семьи. В его жизни появилась новая любовь – грузинка с красивым именем Медея. Козаков познакомился с ней летом 62-го во время гастролей «Современника» в Тбилиси. Знакомство произошло в доме тетки Медеи, Майи Кавтарадзе, которая давно дружила с нашим героем. Говорят, Михаил