разрешение на съемки собственного фильма. Много нервов для этого пришлось потратить. Мы вместе поехали выбирать натуру, и тут болезнь спутала все его планы. У него обнаружили рак, лимфосаркому. Как тогда сказали врачи, „болезнь от огорчения“. Отца положили в Кремлевку, а мной овладела навязчивая идея: я же должен отдать отцу долг! И вот Бог мне подсказал: писать сценарий о Дмитрии Донском! Отца всегда интересовал тот период истории, он загорелся, много работал. И этим продлил себе жизнь на год. Однажды его пригласили на какой-то юбилей, и он пришел на него в белом свитере, красивый, как всегда. Все знали, что он обречен, но сам отец не показывал виду, что ему плохо…

Отец лежал в раковом корпусе, вместе с Марком Бернесом, Полиной Жемчужиной – женой Молотова, Александром Твардовским. Они уходили к овражку, жгли там костерок, вели беседы. Я их навещал, приносил им книги Солженицына «Раковый корпус». Они умерли все по очереди…

В 1969 году, незадолго до его смерти, я принес в больницу документы о присвоении отцу звания народного артиста. Он только махнул рукой: оставь, мол, это, положи там куда-нибудь. А 9 декабря 1969 года он умер. У меня на руках. Я обычно ходил в больницу часам к одиннадцати-двенадцати. В тот день была скверная погода: снег, холод. Может, потому и примчался раньше. За некоторое время до моего прихода отец брился и поранил губу. А организм уже не сопротивлялся. Пришла медсестра, дежурно спросила: «Ну как себя чувствуем?» Увидела кровь, решила прижечь ранку и что-то замешкалась. Отец говорит: «Видишь, человеку тяжело, возьми лампу и посвети». Когда я поднес лампу, то увидел, что медсестра плачет. И тут отец произнес: «Ну что ты не можешь помочь человеку, видишь, ей трудно!» Ей трудно… Через несколько минут он умер. Потом я попросил скульптора Славу Клыкова сделать отцу памятник. Славе нужен был двухметровый белый камень: он считал, что отец был русским, светлым человеком, поэтому ничего лучше мячковского камня не придумать. Я перевернул всю Москву – не нашел. И тут мне сказали, что в одном переулке ломают часовенку. Схватил такси и, не поверите, приехал… к себе домой, туда, где всю жизнь жила наша семья, к Покровскому собору.

Вот от той разобранной часовенки и стоит на могиле отца камень…»

С. Столяров похоронен на Ваганьковском кладбище, напротив от входа. Рядом с ним на этом участке нашли свой последний приют артист Владимир Высоцкий, тележурналист Владислав Листьев, спортсмены Инга Артамонова и Отари Квантришвили. Всех их, таких разных, объединила земля Ваганьковского кладбища.

Буквально через несколько дней после смерти С. Столяров был удостоен звания народного артиста РСФСР. Фильм, сценарий которого он написал незадолго до смерти, вышел на экраны страны в 1972 году. Он назывался «Когда расходится туман».

СТРЕЛЬЦОВ ЭДУАРД (футболист столичного «Торпедо» (1954–1958, 1965– 1970), сборной СССР (1955–1958, 1966–1968), чемпион СССР (1965); скончался 22 июля 1990 года на 54-м году жизни).

В последние годы своей жизни Стрельцов вел в основном домашний образ жизни: большую часть времени проводил с женой и сыном. Иногда играл в футбол за команду ветеранов. Один такой матч состоялся в 30 километрах от Чернобыля, сразу после аварии в апреле 1985 года. Как вспоминают очевидцы, футболист Андрей Якубик сразу после матча принялся тщательно мыть свои бутсы, опасаясь радиации, на что Стрельцов ему заметил: «Этим, Андрей, теперь уже не спасешься…» Самое удивительно, но именно Стрельцов и не спасся: эта поездка ускорила у него процесс обострения болезни легких. Были предприняты запоздалые меры по спасению Стрельцова, но ничего не помогало.

В последние годы Стрельцов часто ложился в больницу, но врачи, неверно ставя диагноз, лечили его от воспаления легких. И только весной 1990 года, сделав пробу ткани легкого, врачи обнаружили рак. Стрельцова немедленно перевели в Онкологический центр на Каширском шоссе. Именно там его застала весть о смерти его товарища – Льва Яшина. Побывав на его похоронах, Стрельцов сказал своим близким: «Теперь моя очередь». Он знал, что говорил.

Где-то за неделю до смерти Стрельцов стал уговаривать врачей отпустить его домой, чтобы принять смерть в родных стенах. Но врачи отказали. 21 июля, прямо в больничной палате, Стрельцов отпраздновал свой очередной день рождения. Выглядело это грустно. Вот как об этом вспоминает Михаил Гершкович:

«Пришли мы к нему поздравлять. Знали, что ему плохо, что надежды никакой, но день рождения есть день рождения. Рая, его жена, взяла Эдика за руку, подняла ее, в наши поочередно протянутые ладони направила. „Эдик, ребята пришли к тебе, поздравить“. Он глаза прикрыл, мол, понимаю. Узнал. А может, нам просто хотелось в это верить?

Минут 10 пробыли в палате, говорили что-то бодрое и ненужное. Ну что в таких случаях говорят…»

Вечером того же дня Стрельцову стало плохо. Наступила клиническая смерть. Врачам все-таки удалось вернуть его к жизни, но утренние газеты уже успели сообщить, что «выдающийся футболист Эдуард Стрельцов скончался». А он в то время был еще жив. Когда очнулся и узнал об этом, пошутил: «Сведения о моей смерти сильно преувеличены!». По народной примете – жить бы еще 100 лет. Но примета не сработала. На следующий день после его 53-летия и накануне очередной годовщины суда над ним – 22 июля, в 3 часа дня – у Стрельцова случилась еще одна клиническая смерть. И вновь его удалось спасти. Но глубокой ночью того же дня смерть пришла за ним окончательно.

Похоронили великого футболиста на Ваганьковском кладбище. По словам сына футболиста Игоря Стрельцова: «Похороны отца совпали с годовщиной памяти Владимира Высоцкого – 25 июля. На Ваганьке народу было море, еле гроб пронесли. Отец вообще очень любил песни Высоцкого, чуть выпьет, включает магнитофон и слушает. Теперь вот лежат недалеко друг от друга…

После смерти отец мне часто снился. Мне сказали, что это плохая примета: покойник к себе зовет. Я так испугался, что пошел в церковь – окрестился… А мама долго не могла привыкнуть к смерти отца – однажды на его могиле у нее даже инсульт случился…»

В начале ноября 1999 года на стадионе «Торпедо» был открыт памятник Э. Стрельцову. Одним из инициаторов установки памятника была вдова Стрельцова Раиса Михайловна: она звонила на ЗИЛ чуть ли не каждый день, интересовалась, как продвигается дело. В итоге памятник великому футболисту по проекту скульптора Александра Тарасенко был отлит в заводских печах в предельно сжатые сроки. Да вот только вдове Стрельцова увидеть его было уже не суждено: Раиса Михайловна умерла за девять дней до официальной церемонии открытия.

СТРЖЕЛЬЧИК ВЛАДИСЛАВ (актер театра, кино: «Майор Вихрь» (т/ф, 1967), «Адъютант его превосходительства» (т/ф, 1970), «Корона Российской империи, или Снова неуловимые» (1971), «Звезда пленительного счастья», «Соломенная шляпка» (оба – 1975), «Женитьба» (1977) и др.; скончался 11 сентября 1995 года на 75-м году жизни).

Рассказывает жена актера Людмила Шувалова-Стржельчик: «Последние два года работы в БДТ он сильно уставал. Я видела – что-то меняется в нем, но списывала это на возраст, все-таки ему перевалило за семьдесят… Его пригласили на главную роль в спектакль „Макбет“. Его умоляли сыграть эту роль, и он дал согласие. После очередной репетиции он пришел жутко раздраженный. „Я не могу выучить текст“, – сказал он. „Не смеши меня, у тебя сто страниц от зубов отлетает, а здесь всего две странички текста“, – успокаивала я его. На следующий день он вернулся еще более мрачный: „Устал, больше не могу…“ Мы сели вместе на кухне, и он начал говорить мне текст. Один раз прочитал четко, второй раз – спотыкался через фразу… Тогда мы решили обратиться к врачам – думали, склероз. В клинике намекнули, что у мужа – прединсультное состояние, и посоветовали отдохнуть в санатории…

На предпремьерной репетиции он вышел на сцену и вообще забыл слова. Тогда он поклонился коллегам, произнес: «Со мной все, ребята» – и ушел. А вечером ему предстояло играть спектакль «Пылкий влюбленный». Я сидела в зале – и вдруг в финале Владислав Игнатьевич забывает свой монолог, который играл много лет. Алиса Фрейндлих стала ему подсказывать, а он даже не мог связать фразы… В тот момент мне стало страшно.

На следующий день в нейрохирургическом институте ему поставили диагноз: опухоль мозга. Я попросила врачей ничего не говорить супругу о болезни. Сама тоже молчала до последнего…

На следующий день мы отправились в театр – в нашем медпункте ему сделали уколы. Владик разделся в гардеробной и вздохнул: «Наверное, я последний раз захожу в этот театр…» И по его щеке скатилась крупная слеза. Вот что значит актерская интуиция.