Сергей Юрский родился 16 марта 1935 года в Ленинграде, в актерской семье. Его отец — Юрий Жихарев — был актером немого кино, затем работал в театре под псевдонимом Юрский (производное от имени). В 20-е годы стал режиссером цирка, постановщиком пантомим, режиссером в драматическом театре и на эстраде. За год до рождения сына он бросил актерскую профессию и перешел на административную работу — стал заместителем начальника Главного управления цирков по художественной части, начальником театрального отдела Управления культуры Ленинграда. В 1936 году его уличили в связях с «врагами народа» и вместе с семьей отправили в ссылку в Саратов. Однако уже через полтора года обстоятельства сложились таким образом, что Юрский попал под бериевскую амнистию и смог вернуться в Ленинград.

Вспоминает С. Юрский: «Отец был очень худ и высок ростом, носил усы и небольшую бородку. Почти всегда вспоминаю его с папиросой или трубкой в руке. Многие, знавшие отца, отмечают его сходство с Дон Кихотом. И небезосновательно. Внешне и по многим внутренним качествам, которые светились в его глазах, умных и наивных одновременно, он был похож на Рыцаря Печального Образа…

Отец был натурой артистической — больше любил говорить, чем слушать, и говорить умел. Он был прекрасным рассказчиком, собеседником и великолепным оратором. Мне кажется, отец вовсе не обладал организаторскими способностями — в смысле умения спланировать действия людей и требовательно добиваться исполнения. Но у него было другое необходимое качество руководителя — способность увлечь, вдохновить…»

Мать С. Юрского — Е. Романова-Юрская работала преподавателем музыкальной школы.

Сергею было шесть лет, когда началась война. Сообщение о ней застало Юрских на отдыхе в Сочи. Пришлось срочно возвращаться в Ленинград, а оттуда отправляться в эвакуацию в Москву (прожил в столице до 1948 года). Именно там в 1942 году Сергей посмотрел первый в своей жизни драматический спектакль — пьесу «Роковой час» в постановке его отца Юрия Юрского.

С. Юрский впоследствии вспоминал: «Я видел и пережил все, что положено было тыловому ребенку. Я мечтал о мести и о фронте. И десятки раз, тайком перелезая через высокую стену киношки, смотрел военную хронику и военные фильмы. И видел на экране и бой, и всю войну, и смерть…»

Желание стать актером определилось у Сергея к четырнадцати годам. Он записался в самодеятельный драмкружок при Дворце пионеров, а затем перешел оттуда в драмкружок Педагогического училища. На сцене обоих коллективов он играл довольно много, причем роли совершенно разного плана и возраста. Среди них: Добчинский в «Ревизоре», Сашенька в «Беде от нежного сердца», Бальзаминов в «Праздничном сне после обеда», сорокалетний стахановец в «Трое с Украины», негр в «Белом ангеле» и др.

Между тем отец Сергея довольно скептически относился к театральным опытам своего сына, считая его непригодным для этой профессии. Не убедили Юрского-старшего даже несколько премий, которые сын получил на различных смотрах художественной самодеятельности. Отец продолжал настаивать на том, чтобы сын бросил лицедейство и применил свои «публичные» способности в другой области — адвокатской. Но Юрский-младший продолжал идти избранным им путем, а вскоре сама жизнь заставила его изменить свои планы.

Закончив школу в 1952 году, Юрский отправился в Москву, поступать в Школу-студию МХАТа. Однако экзамены, к своему удивлению, он провалил и вынужден был вернуться на берега Невы, что называется, несолоно хлебавши. После этого он наконец внял уговорам отца и поступил на юридический факультет Ленинградского университета. Но воистину человек не знает, где найдет, где потеряет. Оказалось, что при ЛГУ существует одна из лучших в городе театральных студий, которой руководила в прошлом известная актриса Евгения Владимировна Карпова. Узнав об этом, Юрский загорелся мечтой обязательно туда попасть. И пришел за советом к отцу. Тот, как ни странно, его поддержал. Юрский-старший посоветовал сыну прочитать на показательном прослушивании начало гоголевской «Шинели». Тот так и поступил. В результате был принят (из десяти поступающих взяли пятерых, в том числе и Юрского).

Сергей довольно легко вошел в дружный коллектив студии, из которой впоследствии вышли несколько всенародно известных актеров, к примеру, Леонид Харитонов (солдат Иван Бровкин), Игорь Горбачев.

Об этих годах С. Юрский вспоминал: «Университетская «драма» прежде всего отличалась своим репертуаром. Мы избежали двух крайностей, в которые нередко впадает самодеятельность. С одной стороны, мы не повторяли репертуар профессиональных театров, не стремились выглядеть «как большие», играть модные в то время сложные постановочные пьесы с множеством действующих лиц. (Единственным исключением была постановка пьесы М. Светлова «Двадцать лет спустя», но она не стала нашей удачей.) С другой стороны, мы не поддались соблазну играть самих себя — забавные сценки из студенческой жизни с гитарами и прибаутками, с острыми и беспощадными выпадами против комендантов общежитий и с дружной песней в финале. Признаться, все это мы проделывали, но в домашней обстановке, для своих, это были наши «капустники». И мы уже тогда учились отличать эту бьющую через край молодую энергию от организованной, более сложной энергии театра. Бессонные ночи отдавали песням, трепу, пародиям на университетскую жизнь и друг на друга. Но на сцене, в спектаклях, мы занимались делом и никогда не прикрывались белозубой улыбкой молодости…

Я играл Хлестакова. Вдруг сквозь реакцию зрительного зала расслышал отцовский смех. Он хохотал взахлеб. Я не видел его, я играл, но слышал его и чувствовал, что наступила самая счастливая минута моей жизни. После спектакля он впервые пришел ко мне за кулисы, расцеловал и, смеясь, радостный, пробасил с изумлением: «Сынка, да ты актер».

В университетской «драме» Юрский сыграл много ролей, среди которых — Антип в «Осенней скуке», Горин в «Старых друзьях», Швандя в «Любови Яровой», Труффальдино в «Слуге двух господ», Хлестаков в «Ревизоре», Оргон в «Тартюфе» и др. Лучшей ролью из этого списка являлся, без сомнения, гоголевский Хлестаков. Это был вынужден признать даже отец Юрского, который всегда «сурово» относился к сценическим опытам сына.

Три года Юрский стоически совмещал абсолютно разные виды деятельности — учебу на юриста и лицедейство. В конце концов последнее взяло верх, и в 1955 году Юрский бросил ЛГУ и поступил в Ленинградский театральный институт, в мастерскую, которую вел старый приятель отца Л. Ф. Макарьев. Еще за несколько лет до этого поступления, когда Юрский учился в 9-м классе и всерьез подумывал об актерской карьере, именно Макарьев отговаривал его от этой затеи. И в качестве аргумента приводил следующие доводы: «Театр — это выставка странностей, паноптикум. Тут нужен или рост высокий, как у Черкасова, либо красота писаная, либо голос зычный, либо живот толстый — для комика. А люди с нормальными данными должны заниматься нормальными профессиями, должны быть культурными индивидуумами и иногда ходить поглядеть на шутов, представляющих на сцене». Однако, как мы знаем, Юрский не внял этому совету, более того, не только стал артистом, так еще и в мастерской самого Макарьева.

Говорят, когда Юрский сдавал экзамены, все преподаватели, наблюдавшие за этим, от души хохотали — так виртуозно хохмил абитуриент. Однако, едва Юрский вышел из кабинета, к нему подошел один из педагогов — Борис Вульф и сказал: «Вы талантливый человек, но, по-моему, вам надо бросать институт. Ваш путь — эстрада. Институт ничего не даст вам. Драматического артиста, мне кажется, из вас не