28 февраля Высоцкий был в гостях у Андрея Вознесенского, где дал домашний концерт. В нем были исполнены следующие песни: «Про любовь в каменном веке», «Будут и стихи, и математика…», «Вина налиты, карты розданы…», «И вкусы, и запросы мои странны…», «Как-то вечером патриции…», «Может быть, выпив поллитру…», «Ну вот, исчезла дрожь в руках…», «Песенка о слухах», «Сто сарацинов я убил во славу ей…», «В темноте», «Ты идешь по кромке ледника…», «Я не люблю», «Поездка в город». Отметим, почти все песни свежие, написаны в конце прошлого года или в начале этого. Самая веселая (и разобранная потом на цитаты) — «Песенка о слухах», которую Высоцкий родил на свет, отталкиваясь от тех слухов и сплетен, которые ходили про него самого (что он повесился, застрелился, арестован КГБ и т. д.).

Одной из наиболее политизированных песен в этом списке можно назвать «Сто сарацинов я убил во славу ей…» («Про любовь в Средние века»), где главный герой (рыцарь) презирает своего короля (советскую власть). Про королей там идут сплошь одни уничижения: «я ненавижу всех известных королей», «мне наплевать на королевские дела!», «но мне сегодня наплевать на короля!», «простит мне бог, я презираю короля!», «мне так сегодня наплевать на короля!» и т. д. Но песня заканчивается для героя грустным выводом: «И рано, видимо, плевать на королей».

Еще одну песню — уже упоминавшуюся «Я не люблю» — можно смело назвать личным манифестом Высоцкого, где он в открытую декларирует принципы: те, которые ему близки, и те, которые, наоборот, он разделять не намерен. По одной из легенд, премьера этой песни состоялась чуть раньше в доме у Юрия Любимова и Людмилы Целиковской, и там в одной строчке звучало следующее: «И мне не жаль распятого Христа». Весьма характерная для Высоцкого той поры позиция: это антихристианство, судя по всему, прямо вытекало из той борьбы между либералами и державниками, которая велась тогда и в которой Высоцкий также участвовал. В еврейской среде издревле существовало мнение, что христианство — враг иудейства, религия рабов. Как пишет историк и философ И. Шафаревич:

«С закатом античности влияние еврейства резко падает. Тут, несомненно, сыграло роль и уменьшение значения городов (а евреи были в значительной мере городскими жителями), и уменьшение роли торговли и финансов (а это были те занятия евреев, которые создавали вес в обществе). Но основной причиной было возникновение христианства и его победа как организующей силы жизни. Возникло христианское общество, и стало возможно активно участвовать в его жизни, в то же время принадлежа другому — еврейскому обществу. Еврейство вынуждено было сделать выбор, и оно выбрало изоляцию — теперь уже полную, уход в гетто.

Роль христианства в этом изменении положения евреев очень ясно чувствует, например, Гертц. В I томе «Истории еврейского народа» Гертц, говоря о возникновении христианства, пишет: «Этому выродку с маской смерти было суждено нанести впоследствии много болезненных ран еврейству».

И произошел этот переворот, по мнению Гертца, как раз в тот момент, когда еврейство было близко к достижению своей цели: «стать учителем человечества»…»

В Советском Союзе евреи тоже претендовали на роль своеобразных учителей, поводырей советского народа, и им казалось, что христианство (его признаки хорошо видны в том же «Моральном кодексе строителя коммунизма») лишь вредит делу, делая из советских людей фактических рабов. Поэтому фрондирующая часть советской еврейской интеллигенция стремилась разрушить традиционные ценности советского социума, базирующиеся на христианстве. Как видим, Высоцкий эти разрушения тоже поддерживал. Правда, его позиция оказалась не слишком твердой.

Как только он закончил исполнять свой манифест, как присутствовавший здесь же писатель Борис Можаев возмутился: «Володя! Как ты можешь сочинять такое? Неужто ты махровый атеист?» Этот упрек стал поводом к тому, чтобы уже в следующем исполнении эта строчка зазвучала иначе: «Вот только жаль распятого Христа».

1 марта в Театре на Таганке состоялась первая репетиция спектакля «Час пик» по пьесе польского драматурга Е. Ставинского. Высоцкий играл Обуховского.

В воскресенье 2 марта на «Таганке» играли 300-е представление спектакля «Антимиры». После спектакля все его участники дружной гурьбой отправилась в ресторан ВТО. Высоцкий и Золотухин затянули «Баньку по-белому», но Золотухин вскоре не выдержал бешеного ритма партнера, сбился и затих. И Высоцкий в одиночку допел песню до конца. Да еще как допел — весь зал слушал не шелохнувшись. Вообще эта песня, судя по всему, была одной из любимых для Высоцкого — в ней он буквально купался, исполняя ее каждый раз с таким надрывом, будто это было в последний раз.

В тот же день произошло событие, на которое Высоцкий немедленно откликнулся песней. Речь идет о вооруженном конфликте между СССР и Китаем на острове Даманском на реке Уссури (китайцы хотели его захватить, но советские войска отбили их атаки ценой 58 погибших солдат, китайцы потеряли около тысячи своих бойцов). Эти события заставили нашего героя вернуться к своему «китайскому циклу» и добавить в него еще одну песню.

Как видим, и здесь Высоцкий не удержался от того, чтобы бросить камень в сторону Сталина. Хотя на самом деле виноват в случившемся был, скорее, Хрущев, который десятилетие назад пошел на разрыв отношений с Китаем. Однако этот советский лидер у либералов хоть и проходил по категории «дурачин- простофиль», однако ценился гораздо выше Сталина, поскольку затеял «оттепель».

Во многом именно даманские события, а также напряженность в Чехословакии, где молодежь требовала вывода советских войск и продолжения реформ (один из студентов, Ян Палах, даже совершил акт самосожжения), стали поводом к окончательному закрытию спектакля «Живой» на «Таганке» (как мы помним, Высоцкий играл в нем роль Мотякова). Это произошло 6 марта. В роли «палача» выступила сама министр культуры Екатерина Фурцева. Вот как об этих событиях вспоминает Ю. Любимов:

«На прогоне не позволили присутствовать ни художнику Давиду Боровскому, ни композитору Эдисону Денисову. Случайно пробрался Вознесенский. Сидел заместитель министра Владыкин, еще кто-то. Был еще молодой чиновник Чаусов. И сидела уважаемая Екатерина Алексеевна…

После последней сцены первого акта, когда артист Джабраилов в роли ангела пролетал над Кузькиным, Фурцева прервала прогон. Джабраилов был в мятом, рваном трико (это, конечно, было сделано сознательно). Он летел через деревню Прудки и останавливался над Кузькиным, который рассматривал вещи, присланные приодеть его голодных и холодных ребятишек. Кузькин комментировал, увидев фуражки: «А это уже ни к чему. По весне-то можно и без них обойтись. Лучше бы шапки положили». А ангел ему так говорил, посыпая его манной небесной из банки, на которой было написано: «Манна», ну манка, крупа: