«Узнав, что в Москву приехала Марина Влади, я решил делать о ней фотофильм — чуть ли не каждый день жизни. Нас познакомили, и я ходил за нею всюду, и я видел, как они впервые встретились, — и он влюбился в нее в коридоре, мгновенно, с ходу, я видел это по его лицу совершенно ясно… По-моему, это Ия Саввина повела Марину после репетиции „Пугачева“ за кулисы, в гримерку. Мы шли по коридору, и вдруг навстречу — он, с сопровождающими, естественно, лицами. Увидел „колдунью“, чуть опешил и, маскируя смущение, форсированным, дурашливо театральным голосом: „О, кого мы видим!..“ Она остановилась: „Вы мне так понравились… А я о вас слышала во Франции… Говорят, вы здесь страшно популярны“.
Потом всей кучей сидели в его гримерке, пили сухое вино, и он, конечно, взял в руки гитару».
О событиях следующего дня вновь вспоминает М. Влади:
«В баре полно народу, меня окружили со всех сторон, но как только ты появляешься, я бросаю своих знакомых, и мы идем танцевать. На каблуках я гораздо выше тебя, ты встаешь на цыпочки и шепчешь мне на ухо безумные слова. Я смеюсь, а потом уже серьезно говорю, что ты — необыкновенный человек и с тобой интересно общаться, но я приехала всего на несколько дней, у меня сложная жизнь, трое детей, работа, требующая полной отдачи, и Москва далеко от Парижа… Ты отвечаешь, что у тебя у самого — семья и дети, работа и слава, но все это не помешает мне стать твоей женой. Ошарашенная таким нахальством, я соглашаюсь увидеться с тобой завтра».
А вот как запечатлелись те дни в памяти тогдашней жены нашего героя Людмилы Абрамовой:
«Помню приход Володи в июле 67-го. Аркадий Стругацкий жил с семьей на даче, мы его давно не видели. И гостей не ждали: у меня болели зубы, и физиономию слегка перекосило. Я была не дома, а у Лены, они с матерью, моей теткой, жили на улице Вавилова в первом этаже громадного кирпичного дома с лифтерами и пышным садом у окон. Аркадий позвонил именно туда, сообщил, что он в Москве, что скоро будет, потому что надо отметить событие: общий наш друг Юра Манин получил какую-то премию, или орден, или звание, уж не помню, но что-то очень хорошее и заслуженное. Зуб мой прошел, и физиономия распрямилась и просияла. Мы с Леной принялись за работу: застучали ножи, загремели сковородки. Форма одежды — парадная. Позвонили Володе в театр, там «Пугачев», спектакль недлинный, приходи к Лене, будет А. Стругацкий. Играй погениальней, шибко не задерживайся. Ну подумаешь — фестивальные гости на спектакле. Ну поговоришь, они поохают — и к нам. Стругацкий пришел с черным портфелем гигантского размера, величественный, сдержанно-возбужденный…
А Володя пришел поздно. Уже брезжил рассвет. Чтобы не тревожить лифтершу, он впрыгнул в окно, не коснувшись подоконника, — в одной руке гитара, в другой — букет белых пионов. Он пел в пресс-баре фестиваля — в Москве шел Международный кинофестиваль…»
В разгар фестиваля — 13 июля — на широкий экран выходит фильм «Короткие встречи». Однако копий его отпечатано мало (фильм признан начальством пессимистическим), их крутят во второразрядных кинотеатрах, да еще без широкой рекламы. Гораздо лучше обстоят дела с фильмом «Вертикаль», который выходит вслед за «Встречами» и признан оптимистическим, почему его и крутят при большой поддержке рекламы в десятках кинотеатров. Кроме этого, фирма грамзаписи «Мелодия» весьма оперативно выпускает в свет гибкую пластинку с песнями Высоцкого из этой картины. Пластинка мгновенно сметается с прилавков как горячие пирожки, после чего печатается ее дополнительный тираж. Что придает всесоюзной славе нашего героя еще большие масштабы.
Отметим, что приход Высоцкого в альпинистскую тему и та слава, которая его после этого накрыла, весьма болезненно была воспринята определенной частью либеральной интеллигенции. Она увидела в этом возможное предательство Высоцким тех идеалов, которые он до этого отстаивал в своих песнях (их уже тогда стали называть протестными). Либералам казалось, что власть попросту купит певца своими пластинками и он целиком переключится на романтические песни в эстрадной обработке. Поэтому тот же Юрий Любимов терпеть не мог эти эстрадные варианты песен Высоцкого (среди них были и те, что звучали в «Вертикали»), поскольку они умертвляли тот нерв, который присутствовал в этих же песнях, когда автор пел их исключительно под гитару.
Да разве только Любимов думал подобным образом? Например, еще один ярый либерал, но уже из киношного мира — режиссер Алексей Герман, так охарактеризовал «вертикальные» (а также другие им подобные) песни Высоцкого:
«Я думаю, что, может быть, были ночи, когда он думал: „Все! Не могу! Хватит. Напишу то, что нужно“, — и иногда писал то, что нужно, — я перелистал „Нерв“ (сборник стихов Высоцкого, выпущенный сразу после его смерти. —
Как мы знаем, Высоцкий из протестной песни не ушел. Во-первых, поскольку был не в состоянии это сделать (как уже говорилось, несчастливцам необходим вечный конфликт), во-вторых — ему не позволили бы это осуществить его же единомышленники (как явные, так и тайные) из высших сфер, которым Высоцкий был необходим именно как певец протеста. Последним он был нужен исключительно в полузапрещенном качестве, поскольку от этого его цена в идеологических баталиях только возрастала.
На «Мосфильме» продолжаются пробы в «Служили два товарища». На режиссера Карелова давят «сверху», чтобы он отказался от Высоцкого (видимо, чиновники раскусили тот замысел режиссера, о котором речь шла выше). Карелов поступил так, как часто поступали его коллеги, когда хотели обмануть цензоров: снял пробу с другим актером, зная, что тот ее «запорет». Ведь этим актером был Олег Янковский, которому жуть как хотелось сыграть другую роль — красноармейца Некрасова. Так что обман удался и каждый из актеров получил то, что хотел: Янковский красноармейца, а Высоцкий — белогвардейца. Правда, впереди было еще утверждение обоих кандидатур на худсовете, что всегда было делом нелегким. Но об этом рассказ пойдет чуть позже.
15 июля Высоцкий уже в Одессе, где идут натурные съемки «Интервенции» (с 29 июня). В тот день режиссеру фильма Геннадию Полоке исполнилось 37 лет, и по этому случаю в его номере в гостинице «Красная» был устроен банкет на два десятка человек. Был среди них и Высоцкий. Далее послушаем самого именинника:
«Гостиница находилась напротив филармонии. И вот сидим мы, пьем-гуляем, а в филармонии шел концерт кого-то из из наших маэстро, чуть ли не Ойстраха. Весь цвет Одессы, все отцы города, теневики, подпольные миллионеры съехались… Концерт закончился, публика стала выходить на улицу, шум-гам, такси, троллейбусы подъезжают… А Володя сидит на подоконнике и поет для нас. И на улице наступила тишина. Выглядываем в окно: перед филармонией стоит тысячная толпа, транспорт остановился, все слушают Высоцкого. Оркестранты вышли во фраках, тоже стоят, слушают. А когда Высоцкий закончил петь, сказал „все“, толпа зааплодировала…»
Пока Высоцкого нет в Москве, в КГБ создается новое управление — 5-е, отвечающее за идеологическое направление. Идея с его созданием давно витала в голове советских руководителей, но разные силы оттягивали это событие. Пока очередной скандал на идеологической почве, да еще международного масштаба, не перевесил чашу весов в пользу сторонников создания подобного подразделения.
Поэт Андрей Вознесенский (как мы помним, один из активных друзей «Таганки») в середине июня должен был улететь в США, где по линии Союза писателей СССР собирался выступить 21 июня на Фестивале искусств в Нью-Йорке. Однако советские верха (в том числе и КГБ) выступили против этой поездки (видимо, памятуя о недавнем побеге дочери Сталина). Поэтому на все запросы из США по поводу присутствия на фестивале советского гостя Союз писателей отвечал, что Вознесенский заболел. Поскольку это была неправда, поэт немедленно написал возмущенное письмо в Союз писателей, которое тут же стало гулять по Москве самиздатом. Письмо оперативно перепечатали западные издания, такие как французская «Монд» и американская «Нью-Йорк таймс». Переполненный возмущением Ален Гинсберг (один из влиятельнейших американских интеллектуалов еврейского происхождения) даже ходил во главе демонстрации (!) к миссии ООН в Нью-Йорке с плакатом: «Выпустите поэта на вечер».
В связи с этим инцидентом Вознесенский был вызван на заседание Союза писателей и подвергнут остракизму. Но это еще больше распалило поэта, чувствующего за собой мощную поддержку с Запада. После этого он родил на свет сразу два произведения: одно прозаическое (письмо в газету «Правда»), другое поэтическое (стихотворение «Стыд»). Ответом на это будет статья в «Литературной газете», где оба произведения будут осуждены. В статье, в частности, отмечалось: «…Буржуазная пропаганда использовала
