— Так выходит, я не больной человек?
— Вы больной, болезнь ваша вытекает из вашего образа жизни, который вы сознательно выбрали. Измените образ жизни — и ваша болезнь пройдет. В мире не описано такой наркомании и такого этапа этой болезни, когда сам человек, без всякой посторонней помощи, не смог бы избавиться от пьянства и наркотиков.
— Но ведь вся страна пьет, а среди актеров половина — алкаши.
— Не вся страна пьет, кто-то и работает. А те, кто пьют да не лечатся, плохо кончат, страну развалят, через 10–15 лет превратятся в живых трупов, которым на все наплевать. Пьющие же актеры или врачи, или инженеры в массе своей не алкоголики, как вы, а просто распущенные люди, которых нужно перевоспитывать, а не лечить.
На это Высоцкий ничего не ответил, мы попрощались и более не виделись».
К сожалению, эта встреча ничего уже не могла изменить в судьбе Владимира Высоцкого. Старуха- Смерть подошла почти вплотную и протянула к нему свои костлявые руки. «Уйду я в это лето, в малиновом плаще» — вывела в те дни рука Высоцкого пророческие строчки.
Между тем все, кто в те дни находился подле Высоцкого, испытывали колоссальную нагрузу — как физическую, так и психологическую. 13 июня он вдрызг разругался с одним из друзей — Анатолием Федотовым. Наш герой искал какие-то кассеты со своими записями, не нашел их и обвинил в краже Федотова. Не выбирая выражений, выгнал его из дома. А спустя несколько дней кассеты нашлись в другом месте. Высоцкий сам позвонил Федотову и извинился за грубость.
На следующий день Москву покидала Оксана — она улетела отдыхать в Сочи. Но отдых ее длился… всего сутки. Через день она позвонила Высоцкому, и трубку взял Янклович. Голос его был упавший: «Володе плохо. Бери билет и возвращайся». Она сразу же села в поезд.
17 июня Высоцкий заехал домой к Юрию Любимову, чтобы предупредить его о своем отсутствии в театре (на следующий день начинались его гастроли в Калининграде, бывшем Кенигсберге). А тот в те часы был болен — у него поднялась сильная температура. А жена с детьми были в Венгрии. Увидев, в каком состоянии режиссер, да еще один дома и без лекарств, Высоцкий задержался в Москве. Съездил к знакомым врачам и привез Любимову сильный антибиотик.
В Калининград Высоцкий прилетел в 10.40 утра 18 июня вместе с Гольдманом. В аэропорту их встречал В. Конторов, который вспоминает об этом следующим образом:
«Встречать Владимира Семеновича прибыла целая кавалькада машин: дирекция Дворца спорта, дирекция филармонии и прочие ответственные товарищи. Подрулил самолет, смотрю — все вышли, а Высоцкого нет. Нигде не вижу. И вдруг с трудом его узнаю: лицо какое-то мятое… „Здравствуйте, Владимир Семенович!“ — „Здорово“, — крайне немногословен. Сели в машину. Всю дорогу хмурился, никому ни слова. Все ожидали увидеть его, как обычно, улыбчивым — а тут такой суровый сидит! Остальные тоже притихли, стушевались.
Подъехали к гостинице «Калининград», поднялись в номер (у его был трехкомнатный «люкс»). «Давай лекарства!» — «Вот-вот должны подвезти».
Этот первый день выдался довольно напряженным. В 10.40 он прилетел, и, кажется, уже в 12.00 был первый концерт в кинотеатре «Россия». Потом — во Дворце спорта «Юность», опять в «России», снова во Дворце. Вот такое чередование. В день было по пять-шесть концертов — три в «России» и два во Дворце. Я тогда предложил: «Владимир Семенович, не тяжело ли вам держать такой темп? Может, сделаем более щадящую программу, отменим что-либо…» — «Ничего подобного, — ответил он, — работать так работать!» — и все выступления до одного состоялись по намеченному графику…
Высоцкий тогда очень плохо себя чувствовал. Не мог спать, были всякого рода депрессии. С женой возникла какая-то напряженность, он все время переживал по этому поводу. Гольдман как-то шепнул: «По-моему, Володька не жилец».
Ночами мы по очереди дежурили у него в номере. В мое дежурство он не спал всю ночь. Просто не ложился, только сидел в кресле, дремал. А то вдруг вскрикивал от кошмара. Мне становилось не по себе, я тоже не мог заснуть. Той же ночью он звонил Влади, но она почему-то не хотела поддерживать разговор…»
В тех концертах компанию Высоцкому составлял популярный ВИА «Земляне». Администратор этих концертов В. Гольдман вспоминает:
«Последний раз мы работали с Володей во Дворце спорта в Калининграде…(20–22 июня Высоцкий давал по четыре концерта в день.
— Я не могу… Не могу я работать!
А потом спрашивает:
— А тебе очень надо?
— Володя, откровенно говоря — надо… Если ты сможешь. 5 тысяч человек приехали из области…
— Ну ладно, я буду работать, но только без гитары.
— Хорошо, гитару оставляем здесь…
На сцену вышел Коля Тамразов и сказал, что Владимир Семенович Высоцкий очень плохо себя чувствует:
— Петь он не может, но он все равно пришел к вам. Он будет рассказывать и читать стихи. Вы согласны?
Все:
— Конечно!
И впервые Володя работал концерт без гитары — час стоял на сцене и рассказывал. Муха пролетит — в зале слышно. А с нами в Калининграде работали «Земляне» — тогда они только начинали. И они должны были заканчивать концерт. Володя на сцене, а они стали за кулисами бренчать на гитарах. Я подошел и сказал:
— Ребята, Владимир Семенович плохо себя чувствует. Потише.
Второй раз подошел. А один сопляк говорит:
— Да что там… Подумаешь — Высоцкий.
— Что?! Ах ты, мразь! Ничтожество! Еще услышу хоть один звук!..
И только я отошел, он снова: дзинь! Я хватаю гитару — и ему по голове! А они все четверо человек — молодые, здоровые жлобы — накинулись на меня! А я один отбиваюсь этой гитарой… Тут Коля Тамразов спускается по лестнице — увидел, кинулся ко мне:
— Сейчас Высоцкий скажет в зале одно только слово — от вас ничего не останется!
Ну, тут они опомнились, разбежались…»
Об этом же концерте вспоминает и Николай Тамразов:
«Ситуация к последнему концерту такая. У Володи совершенно пропал голос: не то что петь — разговаривать он мог с трудом. Все-таки он выходит на сцену, берет первые аккорды… Затем прижимает струны, снимает гитару и говорит:
— Не могу… Не могу петь. Я надеялся, что смогу, поэтому и не отменил концерт, но не подчиняется голос. Но вы сохраните билеты. Я к вам очень скоро приеду и обещаю, буду петь столько, сколько вы захотите.
Кто-то из зала крикнул:
— Пой, Володя!
— Вот, видит бог, не кобенюсь. Не могу. (Это его слова — «не кобенюсь».)
Потом он как-то естественно перешел к рассказу о театре… Стал читать монолог Гамлета, потом стал рассказывать о работе в кино, о том, что собирается сам снимать «Зеленый фургон» на Одесской киностудии… Пошли вопросы из зала, Володя стал отвечать. И вот целый час он простоял на сцене: рассказывал, читал стихи, отвечал на вопросы… Вечер был просто неожиданным. К сожалению, не было записи, я потом узнал об этом…
Володя закончил словами из песни: «Я, конечно, вернусь…»
Зал скандировал:
— Спасибо! Спасибо!
