хотя прекрасно понимал, как воспримет его поступок Высоцкий. Ведь до недавнего времени они считались друзья — не разлей вода. Что-то будет теперь?
Поскольку Высоцкий так и не объявился в родном театре до конца месяца, руководство Таганки было вынуждено принять соответствующие меры против прогульщика. 31 января состоялось заседание месткома театра, а также партбюро и бюро комсомола (отметим, что Высоцкий ни в одной из двух последних организаций не состоял). Как пишет в своем дневнике В. Золотухин:
«Я опоздал. Полагал, что, как всегда, заседание состоится в 15, а оно было назначено на 14 часов. Пришел к голосованию. Об увольнении речи, кажется, не было вовсе. Значит, оставили в самый последний- последний раз, с самыми-самыми строгими предупреждениями. Володя сидел в кабинете шефа, воспаленный, немного сумасшедший — остаток вынесенного впечатления из буйного отделения, куда его друзья устроили на трое суток. Володя сказал: «Если будет второй исполнитель (речь идет о роли Гамлета. —
— Если ты будешь репетировать, никто другой не сунется и репетировать не будет. Но для этого ты должен быть в полном здравии и репетировать изо дня в день.
— Марина улетела, и кажется, навсегда. Хотя посмотрим, разберемся…»
В понедельник, 1 февраля, Владимир Высоцкий был допущен до репетиций в «Гамлете». Было видно, что состоявшееся накануне собрание повлияло на него благотворно — он был собран, целеустремлен. Все замечания Любимова выслушивал спокойно, с пониманием того, что тот хочет ему только добра. Короче, не дурак он, чтобы швыряться такими ролями, как Гамлет.
Именно в эти самые дни им была написана песня «Баллада о брошенном корабле», смысл которой вполне применим к тем событиям, которые случились с автором в январе в родном театре (премьера песни состоится 4 февраля). Если это предположение верно, то само название произведения ясно указывает на то, что «Таганка» с некоторых пор перестала быть для Высоцкого родным домом — слишком много здесь стало его недоброжелателей. В «Балладе…» ситуация намеренно спрятана под морскую тему, что, как мы помним, нашим героем уже дважды проделывалось — в песнях «Еще не вечер» (1968) и «Пиратская» (1969). Вот и в этом случае речь идет о команде некоего корабля (молодцах), о капитане и т. д.
В этих строчках все прозрачно. Как и в других, где речь идет о том, как герой прощает своих товарищей, а те его нет:
Однако существует еще одна версия, где смысл песни трактуется несколько иначе. Согласно ей, в основу сюжета положены все те же личные переживания Высоцкого, но повод значился иной, а именно — некое идеологическое размежевание с ним многих его соплеменников-евреев. Тогда СССР уже стоял на пороге массового еврейского исхода, и Высоцкий в этом вопросе, судя по всему, занимал однозначную позицию: уезжать не стоит. Дескать, родина советских евреев — СССР и они должны жить (и бороться) здесь, а не гоняться в поисках лучшей доли за миражами «земель обетованных — и колумбовых, и магеланных». Но героя песни никто не слушает, и он с грустью констатирует: «мои пасынки кучей бросали меня». Герой удивлен таким исходом дела, поскольку никак не ожидал подобного поворота — ведь он всего себя отдавал борьбе с врагами («вот дыра у ребра — это след от ядра, вот рубцы от тарана…») и такого обхождения со стороны своих единомышленников явно не заслуживал. Но концовка песни звучит оптимистически:
Заметим, что именно в 71-м году начался исход коллег Высоцкого еврейского происхождения из СССР. Первыми из киношной среды уехали режиссер Михаил Калик, сценарист Эфраим Севела, из других сфер — певцы Михаил Александрович (оперная музыка), Жак Татлян (эстрада).
Вечером 4 февраля в Театре на Таганке играли спектакль «Час пик». После его окончания Владимир Высоцкий в компании Валерия Золотухина и режиссера Геннадия Полоки отправились домой к постановщику спектакля и исполнителю главной роли Вениамину Смехову. Жена хозяина квартиры Алла накрыла хороший стол, где была и водочка, и соответствующая закуска. Высоцкий спел несколько песен (в том числе и «Балладу о брошенном корабле»), после чего собравшиеся начали бурно дискутировать. Все разговоры велись вокруг одного: как помочь Высоцкому выстоять перед диктатом Любимова. Здесь же наш герой рассказал любопытный эпизод, случившийся с ним пару дней назад. Он по какому-то делу позвонил домой Любимову, но трубку подняла его жена Людмила Целиковская. Узнав, кто звонит, она как с цепи сорвалась:
— Я презираю тебя, этот театр проклятый, Петровича, что они тебя взяли обратно, — кричала она в трубку. — Я презираю себя за то, что была на вашей этой собачьей свадьбе… Тебе тридцать с лишним, ты взрослый мужик! Зачем тебе эти свадьбы?! Ты бросил детей… Как мы тебя любили, так мы тебя теперь ненавидим. Ты стал плохо играть, плохо репетировать.
Высоцкий пытался было защищаться, начал говорить, что сознает свою вину, что искупит, но Целиковская была непреклонна:
— Что ты искупишь? Ты же стал бездарен, как пробка!.. — и бросила трубку.
Пересказывая друзьям этот разговор, Высоцкий смеялся, хотя было видно, что в тот день, когда он его услышал, ему было отнюдь не до шуток. Ведь в этом гневном выхлесте Целиковской ему была явлена реакция всех либеральных друзей «Таганки», которые видели в его пьянстве идейное предательство, отход от той борьбы, которую они вели с русскими державниками. Ведь если совсем недавно, каких-нибудь два года назад, Высоцкий был в авангарде либеральной борьбы со своими песнями «Охота на волков» и «Банька по-белому», с тем же фильмом «Интервенция», наконец, то теперь он разменивает себя на опереточные «Опасные гастроли», а в поэзии ничего равного «Охоте» и «Баньке» не создал. Поэтому, если раньше те же пьянки и амурные скандалы ему прощались, то теперь с него уже спрашивается по первое число. И спрашивается не кем-нибудь, а самой Людмилой Целиковской, которая в таганковской среде считалась фигурой не менее значимой, чем тот же Юрий Любимов (как мы помним, сам он называл свою супругу Генералом). И это не было преувеличением, учитывая, какую важную роль сыграла эта женщина в появлении «Таганки», а также в формировании ее дискурса — явно антисоветского.
