вышел из машины и прошел наискосок к платанам и букам и низкому металлическому заборчику, обозначавшему границу между церковью и домами. И увидел, как Анита Венклова постучала в дверь двухэтажного серого полутеррасного дома, предварительно оглянувшись через плечо. Ей открыл мужчина и несколько удивленно улыбнулся, а Анита посмотрела в моем направлении, и я быстро спрятал голову за покрытым мхом стволом бука, затем снова выглянул, увидев, что она напористо разговаривает с мужчиной в дверях, мужчиной, которого я видел в последний раз в гостинице «Вудпарк», где он пел про кровь на ветру, Джерри Далтоном. Он по возрасту годился в сыновья Эйлин и в сводные братья Стивену Кейси. Ему как раз было пора вернуться и потребовать свое наследство. Он отступил в сторону и посмотрел на машины на автостоянке, Анита же вошла в дом, а к Далтону кто-то подошел и заговорил с ним. Далтон слегка повернулся и сказал что-то через плечо, тогда этот человек полностью вышел из тени. Она выкрасила свои волосы в черный цвет, была очень бледной, но без всяких сомнений то была Эмили Говард.
Я вернулся через церковный двор. Ранняя вечерняя месса закончилась, и появилась кучка старых дам. Хромым помогали спуститься по ступенькам, они хватались за свои тележки или ходунки и, неуверенно шаркая ногами, исчезали в сумерках. Из доски, установленной на крыльце, я узнал, что это церковь Непорочного Зачатия, что священником прихода и единственным священником в церкви является отец Джеймс Мэсси и сегодня состоится экспозиция священных таинств и ночная служба, переходящая в утреннюю мессу в День поминовения усопших. Несколько лет назад в приходе таких размеров служили два или три священника; теперь же прихожане, очевидно, радовались, что есть хоть один. Я обошел боковую часовню и постучал в дверь ризницы. Дверь под моей рукой открылась, и я вошел. Справа я увидел небольшой офис с письменным столом, стульями и шкафами; дальше за углом находились столы, раковина и полки с церковными принадлежностями.
— Святой отец Мэсси? — позвал я.
Появился высокий сутулый лысеющий человек лет семидесяти, вытирающий лицо и руки полотенцем. Он уже снял свое церковное облачение, и сейчас на нем была черная рубашка, какие почему-то священники предпочитают носить днем; без высокого воротничка она выглядела незавершенной, как и он сам.
— В чем дело? — спросил он. Голос высокий, певучий.
— Я хотел спросить, не помните ли вы прихожанку — у нее примерно двадцать лет назад был сын. Эйлин Далтон ее звали. Она также могла здесь венчаться. Ее девичье имя Кейси.
— Неверно, но это не имеет значения. Да, я помню ее. Почему она вас интересует?
Его тон не казался враждебным — всего лишь прямым, осторожным и даже опасливым.
— Меня зовут Эдвард Лоу. Я частный детектив и работаю сейчас на семью Говард. Эйлин Кейси была матерью мальчика, который якобы убил Одри О'Коннор, жену первого мужа Сандры, Говарда Ричарда. Эйлин в то время работала у Говардов прислугой. Полагают, что впоследствии Стивен Кейси покончил жизнь самоубийством. Вскоре у Эйлин появилась возможность купить дом в Вудпарке, где она и вышла замуж за человека по фамилии Далтон.
— И что вы хотите знать?
— Где сейчас Эйлин Кейси или Далтон. И что она может рассказать мне о своем сыне.
Святой отец Мэсси задумчиво посмотрел на меня.
— Когда вы сказали, что работаете на Говардов…
— Платит мне Сандра. Но я действую по законам этой страны. За деньги семья не может купить себе избавление от всех грехов.
— Дело в том, что я видел эти ужасные новости о Джессике Говард в газете. И вы утверждаете, что то, что случилось двадцать лет назад, имеет отношение к сегодняшним событиям?
— Я практически в этом уверен. Но все, что вы мне расскажете, может иметь первостепенное значение.
Святой отец Мэсси повернулся и исчез из виду. Вернулся он уже в черном пиджаке и с воротником; он нес под мышкой две тяжелые книги в кожаных переплетах. Он положил их на письменный стол и открыл одну на декабре 1985 года.
— Это запись о регистрации брака: 12 декабря Эйлин Мэри Харви вышла замуж за Брайана Далтона; здесь же их подписи.
Он пододвинул книгу ко мне, открыл вторую и быстро нашел нужную страницу.
— Теперь здесь, после истечения определенно неприличного срока, как мы раньше говорили, 28 марта 1986 года имеется запись о рождении сына, названного Джереми Джон Далтон.
Он подвинул мне вторую книгу. Я взял ее, взглянул на запись и отложил в сторону.
— Это все просто, — сказал я. — Если бы всю информацию было так легко добывать, я бы остался без работы.
Лицо Мэсси слегка покраснело.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что пришел сюда совершенно неожиданно и спросил вас о женитьбе и крещении, состоявшихся двадцать лет назад, и вы нашли все эти записи за несколько секунд. Вне сомнения, вы не можете помнить всех, кого венчали или крестили, и с ходу все найти.
Мэсси окончательно залился краской. Он отвернулся от меня, а когда заговорил, голос его дрожал.
— Это так, но бедняжка Эйлин выделялась из всех. Мы все не можем ее забыть.
— Это почему?
— Потому что молодой Далтон сбежал от нее за неделю до рождения ребенка. И через месяц после того, как он родился, Эйлин сама решила, что не может больше терпеть. Она оставила ребенка на паперти, вернулась домой, закрыла все окна в кухне, включила газ и умерла. Не вынесла стресса: гибель сына, бегство молодого мужа, депрессия после родов… Один Бог ведает, какая тьма преследовала одну из его дочерей и заставила принять такое решение.
Мэсси повернулся ко мне, и я увидел, как по его гладкому лицу без морщин текут слезы.
— Такая красивая девушка… слишком красивая, слишком доверчивая, слишком поспешно садилась на колени к привлекательному юноше, настолько живая, что не могла с этим сладить, и никого рядом, кто мог бы поправить ее, научить, помочь вырасти. Такая красота… и все прахом.
Он покачал головой и вытер лицо большим белым платком.
— Простите меня. Вы абсолютно правы: есть люди, которых я венчал в прошлом году и, возможно, не смогу узнать, если они сейчас войдут в ту дверь. Но забыть Эйлин Кейси невозможно.
— Что случилось с ребенком?
— О, Говарды обо всем позаботились. Заплатили за похороны, столько было цветов, а потом устроили усыновление ребенка знакомой семьей.
— Как это им удалось? Разве не нужно было обращаться в какое-то агентство?
— Теоретически да, на практике же Джон Говард являлся председателем агентства по усыновлению, а два члена этого агентства оказались его бывшими студентами, а еще один был капелланом в Медицинском центре Говарда, а усыновитель оказался одним из старых коллег Говарда. Так что все было сделано быстро, шито-крыто. Ребенок попал в хорошую уважаемую семью, очень хорошую семью.
Было что-то саркастическое в том, как священник произнес эти слова, что, вместе с его явной привязанностью к Эйлин Далтон, мгновенно вызвало во мне глубокую к нему симпатию.
— Они и дом забрали?
— О нет. Понимаете, на документах стояла подпись этого типа Далтона. И дом не был заложен. Через какое-то время мэрия загородила его щитами. Дети там баловались сидром, устраивали всякие игры. Там живут только последние полтора года. Я слышал, будто его продали и последний владелец сдал его. По- моему, Далтон был где-то поблизости все это время.
— Какой это дом? — спросил я. — Второй на террасе сразу за церковью?
— Правильно, — подтвердил он. — Пирс-террас. Откуда вы знаете? Да, вы ведь детектив, совсем забыл. Полагаю, вы это нарыли, мистер Лоу.
Я поднялся, чтобы уйти. Он собрал регистрационные книги.
— Кстати, вы оказались абсолютно правы еще насчет одной вещи.
— А именно?
