— Эти платные олухи только серьги с ушей могут снимать у разложившихся трупов. Думаете, они возьмут нужный след?

Динстон даже как-то неискренне посмотрел на майора. Тот также лукаво и многозначительно крутил глазами.

— А вы, что, в свидетели пойдете?

— Выдумал, — уже искренне, но задавленно промямлил полковник. — Я не знаю, чем они там занимаются, но все поголовно смотрят на дно бутылки.

Их даже красивые бабы не интересуют. Деградирующее звено бразильской бюрократии. Поговорю с комиссаром: пусть у приюта выставит официальное наблюдение, а лучше пост.

— А вам ничего не говорит, — ласково, стараясь не раздражать и не ехидничать, напомнил Рэй, — что все это произошло недалеко от приюта.

— Да. Вы знаете… — Динстон замолчал будто сам взял верный след. — Что бы все это значило? Да и алебарда стальная у полицейских.

Откуда она?

— Наверное, — не мог. удержаться от нагловатого поучительства майор, — что кто-то уже имел здесь длительное наружное наблюдение. И этих «кто-то» было довольно много и из очень определенных фирм.

— А свидетели? Почему их нет? Почему комиссар никого не опрашивает?

— Кого? Господин полковник. Бесправное население здешнего района еще от первых испанцев напугано беспределом всех и в особенности полицейских, беззаконием чиновников. И этот еще, устрашающий всех, одиозный 'эскадрон смерти'. Не говоря уже о том, что и преступников они боятся не меньше. Свидетель в этом городе исключение из правил.

— Вы государственный циник, майор. Но я наперекор вам поговорю с комиссаром.

— Как вам будет угодно, господин полковник. Но сначала ему надо заплатить.

— Заплатим.

После разрешения комиссара Боднара похоронная команда начала перетаскивать трупы в авто-морги. Он еще несколько минут ходил по месту происшествия, надеясь, что кто-то появится на опознание трупов.

Но никто не являлся. Все настырнее начали наседать репортеры со своими дурацкими и провокационными вопросами.

Один из них прозвучал для комиссара совсем неожиданно и странно.

— Не считаете ли вы, сеньор комиссар, что началась война между мафиозными группировками в городе за передел сфер влияния. И что в будущем следует ожидать населению от этих кровавых разборок.

Боднар посмотрел на спрашивающего, как на человека, впервые работающего на ниве журналистики, пожал плечами, показывая, что этот вопрос несколько некорректен для населения и рановато для вынесения на общее обсуждение.

Но репортер повторил свой вопрос и добавил, что если полиция так мало знает, а тем более сторонится своей конституционной обязанности, то наступит время и полиции самой придется или работать на мафию, или объявлять ей войну, что потребует огромных дополнительных средств налогоплательщика и не совсем будет соответствовать демократии.

— Наверное, сеньоры репортеры знают много больше, чем мы.

Свидетели и потерпевшие охотнее дают показания журналистам. А нам? Вы видите. Никого нет. Мы расследуем криминальные преступления, исходя из фактов, найденных документов. Мы не имеем право ничего голословно говорить. Иначе мы не криминальная полиция, а платные репортеры для выуживания жареных фактов из ничего. Только всесильные журналисты и репортеры имеют право обобщать, нелегально собирать сведения и подавать их населению в выгодном для себя свете. Сомнительность источников, откуда черпают сведения сеньоры репортеры, не преграда для них. Самые банальные дела из- под пера хваткого журналиста приобретают вес и значимость очередной сенсации. Мы, полицейские, подчиняемся закону. Следуем им. Позволять вольности в интерпретации непроверенных, недоказанных фактов не имеем право. Иначе никакой суд не примет наши дела в производство. Вы согласны с законами конституции, сеньоры? — в упор обратился комиссар к репортерам.

— Не совсем, — ответил тот же газетчик. — Вы чиновник, стоящий на страже законности, и должны иметь ответы на поставленные общественностью вопросы. Иметь свои версии.

— Для этого есть прокуроры. Они и нас проверят и вам подскажут, где и как лучше подавать жареное в соусе.

Рэй подождал, пока Динстон с комиссаром усядутся в полицейский лимузин. Сам же, на своем современном кабриолете, немедленно помчался к Маккинрою, который находился в посольстве и разговаривал с Вашингтоном.

Коу Кусин внимательно принял донесение Хан Хуа о многочисленной погоне, о том, что они приближаются к месту сосредоточения монахов со скоростью около девяносто миль в час.

Карающий Глаз встал, подал сигнал монахам. Они быстро разошлись, занимать ранее предопределенные места на возвышенности, перед которой проходила большая магистраль. Подошел Ван.

— По плану?

Коу определенно кивнул.

— Большая погоня. Надо залпом встретить, чтобы сразу отбить охоту преследовать. Устроим свалку машин на дороге и на вертолеты.

— А Сен Ю?

— Никаких известий. Немцы очень быстро обложили Хуа. Если в погоне задействовано так много машин, значит наци клюнули на нашу заготовку и значит они заранее готовились к прочим акциям уже без нашей агентурной словесности. Кто-то их еще здорово курирует. — Известно кто.

Американцы сами прячут множество наци в предгорьях Кордильер. Нам надо распределить на каждую машину по три стрелка, чтобы одновременно вывести транспорт с седоками. Тогда задние, не думая, мгновенно развернутся обратно. В течение минуты с ними надо покончить. Следом наверняка поспешают полицейские. Динстон всех привел в движение. — Я все думаю про Сен Ю.

— Оторвемся от погони, пошлем человека в Паулу. Найдем. Где-нибудь на явке он заляжет.

Коу аккуратно вставил обойму в винтовку. — Осталось ждать не более трех минут. Ван пошел к вертолетам.

Нетрудно было определить погоню. Машины неслись на сумасшедшей скорости, норовя на поворотах улететь в кювет. Но мчались. Корпуса вибрировали на неровностях, дрожали стеклами окон, но неслись, не сбавляя скорости. Коу распределил, кто и по какой машине стреляет. И, когда тяжелый мерседес, натужно урча раскаленным мотором, промчался мимо засады, короткие гулкие выстрелы залпом разнеслись по местности.

Пять машин сразу закувыркались и на неослабевающей скорости понеслись в кювет. Задние резко затормозили, заюзили, обходя друг друга, но новые залпы буквально крошили обшивки следующих машин, добираясь быстрой неминуемой смертью до новых водителей. Еще три машины сошли с дистанции. Начали взрываться перевернутые. Задние автомобили почти на месте разворачивались и на еще большем газу уходили обратно. Но последним двум не повезло. Их продырявило столько пуль, что прямо на ходу взорвались и горящими факелами долго мчались вслед ушедшим машинам.

Монахи не стали добивать выскакивающих из подбитых и перевернутых машин. Немцы без команды полем быстро ретировались подальше от опасного места. Хан Хуа с отроками бросил машину, присоединился к основной группе. Некоторое время Мин и Хуа смотрели на горящие автомобили. Мин спросил: — Руса нет? — Нет. — Сен Ю?