улыбнулась.

— Я рада за тебя. Это очень смелый поступок, ведь ты, наверное, все равно боялась. Твоя мама гордилась бы тобой.

— Мне не с кем поговорить, кроме вас, — пожаловалась Риген.

— А с папой?

— Нет. Ему на меня наплевать.

— Риген, — помедлив, заговорила Джоанна. — Я, конечно, не очень хорошо знаю твоего папу, но я уверена, что ему не наплевать. Этого просто не может быть.

— Ему на всех наплевать. Так сказала мама.

— Мама сказала это — тебе?!

Риген чуть нахмурилась.

— Нет. Я случайно слышала, как она сказала это папе.

— Риген, — очень мягко произнесла Джоанна, стараясь достучаться до маленького сердечка. — Я знаю, тебе трудно это понять, но иногда взрослые говорят друг другу обидные вещи, и это совсем не обязательно правда. Особенно когда ссорятся. Возможно, твои мама и папа не очень ладили между собой, но это не значит, что кому-то из них было на тебя наплевать.

Риген нахмурилась еще сильнее.

— Мама вовсе не кричала на папу, когда это сказала.

— А она вообще-то кричала, когда сердилась?

— Нет.

— Значит, вполне возможно, что она просто рассердилась на него и поэтому так сказала. Даже если и не кричала. И, скорее всего, она так не думала на самом деле.

Риген подняла плечи, став похожей на нахохлившуюся птицу.

— Наверное.

— А тебе она когда-нибудь говорила, что твоему папе на всех наплевать?

— Нет.

Джоанна улыбнулась.

— Послушай, Риген, я хочу сказать только одно: возможно, твой папа из тех мужчин, которые не любят показывать своих чувств, но это не значит, что они ничего не чувствуют. И ты вовсе не должна на него сердиться только потому, что мама, может быть, на него сердилась.

Наступила пауза. Риген выглядела неуверенной и смущенной.

— Я поэтому все время хочу закричать на него, Джоанна? Потому что я на него сержусь? Потому что я… я хотела бы, чтобы он умер вместо мамы?! — выпалила Риген, сама испугавшись своих слов.

Джоанна не ужаснулась, но острая жалость к ребенку Кэролайн сдавила ей горло, так что она не сразу смогла ответить.

— Малышка, мне кажется, на самом деле тебе бы хотелось, чтобы этой катастрофы просто не было. Ты ведь не хочешь, чтобы папа умер, ты хочешь, чтобы мама осталась жива. А понимая, что маму уже не вернуть, ты начинаешь злиться. Раз он папа — он должен был защитить маму. Правда? Он должен был сделать так, чтобы не было этой аварии.

Риген кивнула. В ее темных глазах блестели слезы.

— Я это понимаю, — продолжала увещевать ее Джоанна. — Я думала то же самое о своем папе, когда случилось несчастье. Я долго его проклинала, потому что проклинать было больше некого. Но мой папа сделал все, что мог, чтобы спасти маму. И твой папа тоже сделал бы все, что мог, если бы он там был. Но его там не было, Риген. Он был дома, он не знал, что мама в опасности. Как он мог ее спасти? Как он мог ей помочь?

После долгого молчания Риген сказала:

— Я все равно сержусь на него, Джоанна.

— Это ничего, малышка. Если ты немного подумаешь, то поймешь, что он не виноват в том, что мама умерла. Пройдет время, и ты перестанешь на него злиться. Пройдет время, и тебе уже не будет так тяжело.

— Не будет? Правда?! — В этом детском голосе было столько неизбывной боли, что у Джоанны едва не разорвалось сердце.

— Клянусь тебе! Ты всегда будешь тосковать по своей маме, но наступит день, когда тосковать о ней не будет так больно.

— А ты до сих пор тоскуешь по маме и папе?

— Очень, — кивнула Джоанна. — Но теперь это уже по-другому. Мне грустно, и мне хотелось бы, чтобы они были со мной, но я уже не просыпаюсь в слезах каждую ночь.

— А я просыпаюсь, — призналась Риген. — Каждую ночь.

— Вот и хорошо, что ты плачешь. Это помогает преодолеть боль.

Риген кивнула и снова замолчала, скользя ладонями по блестящему хромированному штырю перед седлом карусельной лошадки. Вдруг ее лицо стало очень серьезным, и она повернулась к Джоанне.

— Вчера ваша машина разбилась, да?

Хотя Джоанна и рада была сменить предмет разговора, она насторожилась: взрослые сплетничают — это естественно, но откуда про это знает Риген, которая так далека от жизни города?

— Господи, где же ты это услышала?

— Сегодня утром миссис Портер рассказывала миссис Эймс, — ответила Риген, с уважением произнося полные имена учительницы и экономки. — Вы… вы ведь не пострадали, Джоанна?

— А как ты думаешь? — Джоанна улыбнулась и приняла позу типа «вот я какая».

Риген некоторое время серьезно и внимательно изучала ее, потом улыбнулась.

— Вы в порядке. Я рада.

— Я тоже. Ты знаешь, это было не так уж страшно. Я вовремя свернула на пастбище и всего-то снесла несколько стогов сена.

— Хорошо, что лошади мистера Кука в это время там не паслись, — серьезно заметила Риген.

— Да, это хорошо.

Джоанна смотрела на девочку, решая, как вести себя с ней дальше. Ей очень не хотелось расспрашивать Риген о матери, но больше спросить было некого. Она подумала о мистере Маккенне, но он наверняка не захочет говорить о своей жене.

Тем не менее, этот одиноко стоящий дом — тоже часть сна и, возможно, играет куда более значительную роль, чем просто указывает на место, где жила Кэролайн, а теперь живет Риген.

— Джоанна?

Джоанна заморгала и улыбнулась.

— Прости. Я задумалась.

— Мама говорила, что здесь хорошо думается, — сказала Риген, снова глядя на море. — Когда ей хотелось побыть одной, она приходила сюда. Как вы думаете… ее душа все еще здесь, Джоанна? Она меня хранит?

— Не знаю, здесь ли ее душа, — честно ответила Джоанна, — но она точно хранит тебя, Риген. Она тебя очень любила.

Почти тотчас они услышали отдаленный звон колокольчика.

— Ты не возражаешь, если я пойду с тобой? Я бы хотела поговорить с твоим папой, если, конечно, он дома, — сказала Джоанна.

— Он дома, — ответила Риген.

«Гриффин бы этого не одобрил», — подумала Джоанна. Скотт Маккенна входит в список подозреваемых, и Гриффин, конечно, будет в ярости, если узнает, что она разговаривала с ним наедине. Джоанна и сама чувствовала себя не лучшим образом, особенно если учитывать, что, возможно, именно Скотт хотел убить ее вчера.

Но она считала своим долгом узнать правду о Кэролайн, и если есть надежда узнать ее от Скотта, то, значит, нужно поговорить с ним. В конце концов, кто, как не он, знал свою жену лучше всех. Он прожил с ней больше десяти лет, а истинный характер человека ярче всего проявляется в рутине повседневной жизни.