затягивая их в свои водовороты.
Отшвырнув в сторону такую неуместную сейчас одежду, Гриффин поднял Джоанну и нежно опустил на кровать. Освещенное лампой, тело ее было прекрасно, еще прекраснее, чем он думал. Джоанна, стройная, тоненькая, с небольшой упругой, красивой формы грудью и мягко закругленными линиями бедер — воплощенная женственность. Глаза, влажные и слепые от страсти, мерцали, губы чуть распухли от его поцелуев.
Ему хотелось рассказать ей, какой он ее видит и что чувствует. Ему хотелось сказать, что он никогда не видел никого прекраснее, что он не может ни о чем думать, так его влечет к ней. Но язык его не повиновался ему.
Зато говорили его губы, говорили его руки. Он покрывал поцелуями ее лицо, шею, гладил ее теплые, упругие груди, чуткими пальцами тревожил твердые розовые соски; потом повторял путь своих рук губами, и желание переполняло его. Он слышал, как бьется ее сердце — так же сильно и быстро, как его; она учащенно дышала, и порой с ее губ срывался слабый стон. Желание разгоралось все сильнее, и сдерживаться дальше он уже не мог. Обуревавшие его чувства выходили из-под контроля, а тело жаждало иных утех.
Его рука скользнула вниз, к ее гладкому шелковистому животу; ощутив предвкушающий трепет, спустилась еще ниже и, поблуждав в нежных светлых завитках, нашла увлажнившееся, ждущее его лоно и стала нежно ласкать. Ее бедра с готовностью приподнялись ему навстречу, она чуть вскрикнула.
Гриффин со стоном проник в нее. Она обнимала его и слегка царапала ногтями спину и плечи, и это казалось ему восхитительным. Ее глаза потемнели от страсти, тело медленно и как бы неохотно раскрывалось, принимая его, и это неторопливое слияние было исполнено бесконечного наслаждения. Ему хотелось раствориться в ней, слиться с ней воедино, дышать в одном ритме, не различая, где кончается он и начинается она.
Он начал двигаться, сначала неспешно, и ее тело чутко отвечало ему. Ее стоны и всхлипы подстегивали, ритм его движений все учащался, она крепко вцепилась пальцами ему в плечи, метаясь и изгибаясь под ним. Лицо ее, освещенное пламенем страсти, было прекрасно.
Их словно бы уносило бурей — бурей их собственных необоримых и упоительных ощущений в океан чувственности, и, не сопротивляясь, они плыли к вершине наслаждения, которая все приближалась. Джоанна вскрикнула, и ее последнее содрогание отозвалось в нем вспышкой столь ослепительной, что он перестал видеть, слышать и чувствовать что-либо, кроме мощи собственного блаженного освобождения.
— Как ты молчалива, — произнес Гриффин.
Джоанна открыла глаза; опершись на локоть, он спокойно разглядывал ее. Она и не заметила, когда он успел укрыть их одеялом, — и теперь мирно дремала в теплом коконе из одеяла и его объятий, слушая отдаленный грохот прилива, бьющегося о скалы.
— За последнее время я сильно изменилась, — пробормотала она, еще не совсем проснувшись. Она не могла понять по его лицу, беспокоит его ее молчаливость или он просто констатирует факт. Лицо было серьезно, темные глаза — черные? синие? — не отрываясь, смотрели на нее.
— Ты… всегда такая? — спросил он чуть напряженно.
Джоанна немного подумала, удивленно подняв бровь. Что он, собственно, хочет узнать? Для некоторых мужчин предшествующий сексуальный опыт женщины — это тема, которую нельзя затрагивать, другие же, наоборот, хотят изучить каждую главу, каждую строчку — и чтобы сравнение с предыдущими любовниками было непременно в их пользу.
— Я была постоянной подругой моего школьного возлюбленного три года, — тихо заговорила она. — Два последних года в школе и первый год в колледже. И только в колледже мы легли в постель, и… у нас не вполне получилось. В самом деле, — она чуть улыбнулась, — я совершенно не понимала, о чем весь этот неоправданный шум. Я не знаю, действительно ли мы оказались в этом смысле несовместимы, может быть, мы просто были молоды. У него, скорее всего, было не больше опыта, чем у меня. Так или иначе, со временем лучше не стало, во всяком случае мне. И, вероятно, такое отсутствие у меня энтузиазма было замечено и неприятно поразило моего парня. Так что через полгода мы уже расстались. О своем следующем романе я уже рассказывала. Он, если ты помнишь, был неудачным и длился всего несколько месяцев. Поэтому я просто не знаю, насколько мне свойственна молчаливость во время столь бурной ночи.
Он глубоко вздохнул.
— Я никогда не понимал, что значит сходить с ума от страсти — до сегодняшнего дня.
Свободной рукой он отвел прядь волос с ее лица и нежно погладил по щеке.
— Мы подходим друг другу, правда? — по-прежнему очень серьезно сказал он.
Если даже простое поглаживание щеки пробуждало в ней желание — то это настолько само собою разумелось, что Джоанна только слабо улыбнулась.
— Да. — И добавила:
— Ты тоже не много говоришь. Ты всегда такой?
— Нет, — просто ответил он. Джоанна ждала, наблюдая за ним.
— Для меня это так неожиданно, — сказал он, зачарованно гладя ее щеку. — Просто как гром среди ясного неба. Когда я увидел тебя в первый раз, ты повернула голову…
— И оказалась так похожа на Кэролайн, — вставила она, с трепетом ожидая его реакции.
Пальцы Гриффина замерли на ее щеке, брови чуть нахмурились, но голос оставался спокойным по- прежнему.
— Да, это была моя первая мысль. Это естественно. Но и отличия сразу бросились в глаза. Твой голос, твои волосы. Но такое достаточно невероятное сходство меня настораживало. Я не верил в простое совпадение, и мне было непонятно, зачем ты приехала. А потом, когда я увидел, что ты очень целенаправленно ведешь расспросы о Кэролайн, я просто не знал, что и думать.
— И ты решил меня предостеречь?
— Мне было очень не по себе, Джоанна. Из-за тебя. Я, конечно, ни секунды не думал о том, что ты можешь стать причиной трагедии, — видит бог, я никак не ожидал убийства, — но я знал, что многие в этом городе не примирились со смертью Кэролайн.
Джоанна молча кивнула.
— Я не понимал, что со мной, — продолжал он. — Я не могу даже точно сказать, когда мои чувства проснулись. Наверное, тогда, когда я совершенно перестал видеть ваше сходство с Кэролайн.
Джоанна не знала, верить или не верить, но вопросов не задавала. Ей хотелось думать — ей очень хотелось думать, — что сегодня он лег в постель именно с ней — с ней, а не с двойником Кэролайн.
Вдруг он широко улыбнулся.
— И тогда я понял, что я в опасности.
— Прямо-таки сбит с ног? — улыбнулась она.
— Прямо-таки пинком в зад! — мрачно ответил он.
Джоанна не могла удержаться от смеха.
— А я не шучу, — сказал он обиженно. Почему-то сразу стало понятно, что для него это и в самом деле очень серьезно. — Мне тридцать семь лет, Джоанна. Я думал, что я выше этой чепухи.
— Чепухи? — невинно спросила она.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Грезы наяву. Всякие там смешные порывы.
Джоанне очень хотелось попросить его описать эти смущающие его грезы и порывы, но она настолько была не готова к тому, о чем он, как ей казалось, говорит, что не нашла ничего лучшего, как ляпнуть:
— Сладострастие и вожделение, да?
Гриффин вдруг наклонился над ней, и в его темных глазах сверкнул неожиданный гнев.
— Я знаю, что такое вожделение. Это другое.
Она не сумела достойно ответить, да он и не дал ей никакой возможности. Он приник ртом к ее губам — властно, но не грубо, снова пробуждая желание, зажигая в крови огонь, который охватил ее так быстро и неодолимо, что она потеряла всякий интерес к каким-то словам.
Она потянулась к нему, вслепую, пальцами касаясь покуда неизученного, но такого желанного тела. Трогать его было упоительно. Оно было тверже, чем она думала, под гладкой кожей перекатывались крепкие мускулы. Она ласкала его плечи и спину, проводила пальцем по четкой линии позвоночника, потом
