резиденцию на Ленинских горах. Там мы перекусили.

— С участием некоторых товарищей, знакомых с вопросом о Сталине, договорились обсудить его 30 октября на утреннем заседании, как бы спонтанно, в ходе обсуждения проекта Устава, без включения в повестку дня, — рассказывал, пока мы сидели за столом, Козлов. — Председательствовать будет Шверник. В начале выступит первый секретарь Ленинградского обкома Спиридонов. Он расскажет о злоупотреблении властью, беззакониях, массовых арестах, от которых пострадали многие ленинградцы и, ссылаясь на старых большевиков, внесет предложение о выносе тела Сталина из Мавзолея Ленина и перезахоронении в другом месте. Условились, что от партийных организаций народов Закавказья выступит Мжаванадзе.

— Тебе, — продолжал Козлов, — признано целесообразным выступить и поддержать предложение от своего имени, сказать о репрессиях в Средней Азии, и в частности у тебя на родине, в Узбекистане. От Московской организации выступит Демичев, а затем от делегатов Украины и других республик проект постановления предложит Подгорный.

— Насколько мне удобно выступать от всех республик Средней Азии и Казахстана? И это при том, что я уже почти полчаса говорил с трибуны съезда. К тому же, я давно уже не представляю Узбекистан, работаю рядом с вами в Москве. На съезде присутствуют первые секретари коммунистических партий всех республик. Им нужно собраться и договориться, кто выступит от имени региона — Кунаев, Рашидов или другой.

— Не ломай договоренность. Поручается выступить тебе, — возразил Козлов.

— Но кто меня уполномочил на это? Тем более из секретарей ЦК КПСС больше никто по этому поводу не выступает.

— Имей в виду, “хозяин” сильно обидится, — предупредил меня Козлов».

Козлов демонстративно величал отца «хозяином», так, как когда-то приучил называть себя Сталин.

«30 октября перед утренним заседанием съезда произошел казус, — я вновь цитирую воспоминания Мухитдинова. — Вместо первого секретаря ЦК Компартии Грузии Василия Павловича Мжаванадзе пришлось срочно готовить к выступлению председателя Совета Министров республики Гиви Дмитриевича Джавахишвили. Мжаванадзе после разговора с ним Козлова пришел утром на заседание съезда с завязанным горлом и шепотом сказал, что у него начался воспалительный процесс, он охрип и говорить не может. Остановились на Джавахишвили, который, правда, сопротивлялся, но ему навязали это выступление».

Мжаванадзе выступать не хотелось куда больше, чем Мухитдинову: тот останется в Москве, а ему возвращаться в Грузию.

Тем же утром отец вызвал генерала Захарова и коменданта Кремля генерала Андрея Яковлевича Веденина и поручил им произвести перезахоронение Сталина, естественно, после принятия съездом соответствующего решения.

— Место обозначено. Комендант Кремля знает, где рыть могилу, — так, согласно воспоминаниям Захарова, наставлял генералов отец. — Необходимо произвести все без шума и работу завершить сегодня же вечером. Конкретные инструкции получите у товарища Шверника.

Еще только открывалось заседание съезда, а работа по выполнению его предстоящего решения уже началась.

«Командиру Отдельного (Кремлевского) полка специального назначения Комендатуры Московского Кремля генералу Коневу приказали в столярной мастерской сделать из хорошей сухой древесины гроб. Древесину обтянули черным и красным крепом, так что выглядел он очень неплохо и даже богато. Начальнику Хозяйственного отдела 9-го управления КГБ полковнику Тарасову поручили закрыть фанерой правую и левую стороны сзади Мавзолея, чтобы место работы не просматривалось. От Комендатуры Кремля к 18 часам выделили шесть солдат для рытья могилы и восемь офицеров для выноса саркофага из Мавзолея, — детально описывает происходившее в тот день генерал Захаров. — Всех отобранных тщательно проинструктировали и предупредили о неразглашении поручаемой им работы.

В мастерской Арсенала художник Савинов изготовил широкую белую ленту с одним словом: “Ленин”. Ею решили закрыть на Мавзолее надпись “Ленин — Сталин”.

Председателю Моссовета Дыгаю поручили подготовить десять бетонных плит для укрепления стен могилы. Последняя, одиннадцатая, мраморная плита с надписью “Сталин Иосиф Виссарионович 1879–1953” предназначалась в качестве надгробия».

В предусмотренное регламентом время съезд продолжил свою работу.

«От республик Средней Азии и Казахстана никто не выступал, — констатирует Мухитдинов. — Таким образом, в поддержку предложения Спиридонова выступили первый секретарь Московского горкома партии Демичев, Джавахишвили, Дора Лазуркина, член КПСС с 1902 года. В заключение выступил Подгорный, который от имени ленинградской и московской делегаций, делегаций Компартии Украины и Грузии внес на рассмотрение проект постановления ХXII съезда КПСС:

1. Мавзолей на Красной площади у Кремлевской стены, созданный для увековечивания памяти Владимира Ильича Ленина — бессмертного основателя Коммунистической партии Советского государства, вождя и учителя трудящихся всего мира, именовать впредь: “Мавзолей Владимира Ильича Ленина”.

2. Признать нецелесообразным дальнейшее сохранение в Мавзолее саркофага с гробом И. В. Сталина, так как серьезные нарушения Сталиным ленинских заветов, злоупотребления властью, массовые репрессии против честных советских людей и другие действия в период культа личности делают невозможным оставление гроба с его телом в Мавзолее В. И. Ленина».

В моей памяти деталей «сталинского» заседания съезда не сохранилось. Я даже не помню, присутствовал ли я на нем или нет. В отличие шока от «секретного» доклада на ХХ съезде, на сей раз я был спокоен, так как заранее знал, что произойдет, и происходившее в зале не казалось мне таким уж драматическим.

«Я присутствовал в зале съезда, когда 1-й секретарь Ленинградского обкома партии Спиридонов внес предложение о выносе тела Сталина из Мавзолея, — вспоминает генерал Захаров. — Председательствовал Хрущев».

— Вопрос серьезный, следует проголосовать. Нет возражений? — спрашивает Никита Сергеевич.

— Нет, — раздаются голоса.

— Тогда ставлю на голосование. Кто за предложение, внесенное товарищем Спиридоновым, прошу поднять руки. Хорошо. Кто против? Нет! Кто воздержался? Тоже нет. Предложение принято единогласно.

«В зале съезда установилась тишина, как будто делегаты ждали еще чего-то», — пишет Захаров. Ждали, что грянет гром, разверзнется земля или, хуже того, вдруг откроется неприметная дверь позади Президиума и в кремлевский зал войдет Сталин. Однако ничего не происходило.

«Хрущев оборвал затянувшуюся паузу, сказал несколько слов о перезахоронении, объявил заседание оконченным. Единодушие делегатов оказалось призрачным, — пишет генерал Захаров. Сразу после голосования член комиссии Мжаванадзе поспешно улетел в Грузию и участия в перезахоронении не принимал».

Тем временем по ту сторону Кремлевской стены заканчивались последние приготовления. «В 18.00 проходы на Красную площадь закрыли, после чего солдаты принялись рыть могилу… — по-военному четко рассказывает Захаров. — Подвезли бетонные плиты, ими обложили яму, а затем обшили ее изнутри фанерой.

Шверник меня предупредил, что комиссия приедет к 21.00. Шелепин и Демичев появились заранее, интересовались ходом работ. Когда все члены комиссии прибыли в Мавзолей, восемь офицеров взяли саркофаг и понесли его вниз, в подвал под Мавзолеем, где размещается лаборатория, я отметил, что даже на бальзамированном лице Сталина прорисовывались оспинки…

Никто не приказывал Сталина раздевать. Не только мундир генералиссимуса, но и вообще никакой одежды на нем не трогали. Шверник распорядился снять с мундира Золотую Звезду Героя Социалистического Труда и заменить золотые пуговицы мундира на латунные. Все это выполнил комендант Мавзолея Машков. Снятую награду и пуговицы он передал в специальную комнату, где хранились награды всех захороненных у Кремлевской стены.