традиционалисты, сторонники централизации и новаторы, которые видят выход в децентрализации. Отец склонялся к последним, но пока держал нейтралитет.

13 марта 1961 года в 9.30 утра случилось несчастье. В Киеве, в Бабьем Яру, в месте расстрела немцами во время войны более ста тысяч киевлян, прорвало дамбу.

Бабий Яр — овраг, спускающийся с киевских холмов к Днепровской пойме, городские власти решили выровнять, одни говорят, чтобы построить монумент и увековечить память погибших, другие — чтобы поскорее забыть о трагедии. Возвели земляную подпорную стенку, стали намывать грунт, а тут зарядили дожди. Не выдержав напора более трех миллионов тонн жидкой грязи, дамба рухнула, и вязкая жижа разлилась по Подолу, низинному району Киева, затопила дома, погибло 145 человек, в больницы попало 143 раненых.

В те времена о трагедиях, в том числе стихийных бедствиях, не сообщали. До понимания, что лучше сказать, чем умолчать, и обществу, и отцу еще предстояло дорасти. Промолчали и на этот раз. Однако слухи распространяются и без содействия ТАСС или АПН. Через неделю о произошедшем говорила вся Москва. Кто-то возмущался, подозревая в умолчании скрытый антисемитизм, кто-то ничего не подозревал, но тоже возмущался.

Надо же такому совпадению случиться, что ко времени второй трагедии Бабьего Яра Евгений Евтушенко закончил поэму «Бабий Яр» о первой трагедии, расстреле киевлян во время войны. В совпадении бдительные идеологи углядели идеологическую провокацию, на то им и дана бдительность. Зашевелились и подпольные антисемиты, их в России во все времена хоть отбавляй. Хотя немцы расстреливали в Бабьем Яру не только евреев, но в большинстве евреев, говорить об этом почему-то считалось зазорным. Так или иначе, но как только 19 сентября 1961 года «Литературная газета» опубликовала поэму «Бабий Яр», вокруг нее разразился скандал. Одни поносили Евтушенко, другие превозносили. Среди поносителей оказались и официальные идеологи из ЦК, так что в глазах людей Евтушенко стал героем, страдальцем за правду. Слава его вознеслась до небес. История эта интересна, но я в нее углубляться не стану. Желающих отошлю к книгам самого Евтушенко, он пишет обо всем подробно и со вкусом.

20 марта 1961 года произошло «судьбоносное» событие — отменили цензуру. Не вообще цензуру, а на сообщения иностранных корреспондентов в свои агентства и газеты. В сталинские времена ввели такую практику: цензор на Центральном телеграфе перед отсылкой корреспонденции ее внимательно прочитывал, вычеркивал «запрещенное» красным карандашом и ставил свой личный штамп. Ничего, кроме неудобств для корреспондентов и испорченной репутации для нашей страны из этого не получалось. Корреспонденты переправляли статьи безо всякой цензуры диппочтой или уезжали через Ленинград в Хельсинки и отправляли сообщения оттуда. Правда, в случае «особо злостной клеветы» их могли не впустить обратно, но после смерти Сталина такое происходило все реже. И тем не менее цензуру сохраняли. На одном из приемов кто-то из иностранных журналистов нажаловался отцу. Тот приказал: «Отменить». Отменили. На первых порах корреспонденты не верили своему счастью, однако вскоре привыкли. К хорошему быстро привыкаешь. Отец же при случае «подкалывал» идеологов: «Отменили цензуру, и ничего не произошло, страна не рухнула». Идеологи мрачно отмалчивались, с отцом они не соглашались, но и противиться ему не осмеливались.

30 марта 1961 года Русская Православная церковь вступила во Всемирный совет церквей. Шаг немаловажный, при Сталине и после него церковь жила в полной изоляции. Теперь внешние связи стали постепенно налаживаться.

В отличие от католицизма, православие никогда не стояло над государством. Если патриархи проявляли строптивость, цари их ссылали в монастырь, а царь Петр I вообще упразднил патриаршество, сделал главу церкви одним из своих министров. С тех времен российские государи своей властью назначали, своей властью низвергали церковных иерархов.

Возродилась Российская патриархия только после Октябрьской революции, когда церковь отделили от государства, возродилась — и была низвергнута в пучину. Всякая революция отвергает религию, служившую бывшей власти. Так поступили французы в конце XVIII века, заменив католического Бога своим, революционным божеством, неким Высшим Разумом. Так поступили и большевики. Церковное имущество конфисковали, в разоренных церквах устроили где клуб где кинотеатр, а где и просто склад. Бога постепенно замещали Карлом Марксом, а потом и Лениным. Новая религия приживалась туго. Хотя в «красных углах» и заменяли иконы на портреты вождей, люди продолжали молиться привычному, прежнему Богу. Вот только молиться стало негде, да и священников почти не осталось. Их, оставшихся без церквей, но не без паствы, Сталин в тридцатые годы прошлого века отправил в лагеря. Во время войны он, испугавшись немецкого нашествия, отыграл назад, призвал к единению народа перед лицом врага, вернул оставшихся в живых священников, разрешил им в сохранившихся церквах молить Бога даровать победу российскому оружию, а ему, Сталину, многая лета.

Отец, как и мама, всю жизнь исповедовали атеизм, в Бога не верили. Правда, это не мешало отцу то и дело в выступлениях и просто в разговорах поминать Бога, не забывать, что грамоте в церковно- приходской школе-двухлетке его обучил их деревенский батюшка. Как, впрочем, не мешало достаточно самонадеянно утверждать, что он еще успеет пожать руку, попрощаться с последним попом на нашей советской земле. Не успел, не попрощался.

Заявление отца о «последнем рукопожатии» породило новую волну гонений на церковь. Священников в лагеря не ссылали, но церкви, где только можно, под благовидными предлогами закрывали, в основном по причине «отсутствия паствы». Отец новоявленных «воинствующих атеистов» не подталкивал, я никогда не слышал таких его высказываний, но не сдерживал их. Он считал, что религия умирает самопроизвольно, а они всего лишь ее могильщики. Тем не менее, первое лицо — за все в ответе. За те закрытые в его время храмы, верующие по сей день поминают отца ох каким недобрым словом.

5 апреля 1961 года отец в Останкино, на ВДНХ осматривает проекты будущих мощных тепловых электростанций, их собираются строить на сибирских угольных разрезах, в первую очередь в Экибастузе.

Затем он едет в Музей архитектуры, там выставлен макет будущей, но так и не открывшейся Московской Всемирной выставки 1961 года. Из Музея архитектуры он отправляется в мастерскую скульптора Льва Ефимовича Кербеля взглянуть на модель памятника Карлу Марксу. Его предполагают установить этой осенью на Театральной площади напротив Большого театра.

19 мая 1961 года отец в Сокольниках открывает и осматривает Торгово-промышленную выставку Великобритании.

20 мая 1961 года иностранные журналисты раструбили на весь свет, что Хрущев более не считает тяжелую индустрию приоритетом, требует уделять больше внимания потребительским товарам. Тогда соотношению тяжелой и легкой промышленности придавалось политическое значение и слова отца воспринимались как весьма смелый шаг в сторону либерализма. О приоритете тяжелой индустрии, «священной корове» сталинской версии марксизма, я упоминал на страницах этой книги не раз. Спор, на мой взгляд, схоластический, одно без другого существовать не может, а пропорции и приоритеты выбираются по обстоятельствам.

1 июля 1961 года Сергей Бондарчук приступил к экранизации «Войны и мира» Льва Толстого, фильму, сделавшему его великим.

2 июля 1961 года отец в Большом театре на премьере Королевского балета Великобритании.

4 июля 1961 года отец, в сопровождении других высших руководителей страны, пришел в резиденцию американского посла в Спасо-Наливковском переулке на прием по случаю Дня независимости США. Эти посещения стали регулярными и уже никого не удивляли. Все отметили другое: на приеме отец не пригубил даже шампанского, ссылаясь на здоровье. Так он отреагировал на спекуляции в западной прессе о его злоупотреблении алкоголем. Отец не пил, я уже писал об этом, а теперь решил в присутствии чужих не пить демонстративно.

6 июля 1961 года «Известия» начинают дискуссию: какие дома нам нужны? Из-за все дорожающей инфраструктуры предлагалось переориентировать строительство с пятиэтажек на многоэтажные дома. Однако очевидное решение оказалось совсем не очевидным. Ресурсов не хватало, особенно стальных конструкций, план ввода жилья выполнялся с огромным напряжением. Увеличение этажности вело к увеличению потребления металла, а планы металлургов были давно сверстаны и взять дополнительный металл неоткуда. А значит, начав тянуться в высь, потеряешь в квадратных метрах, недосчитаешься тысяч