Еще у водопада Магипар Фарид предупредил меня:

– Кабул теперь совсем другой. Его не узнать.

– Мне говорили.

«Услышать – не то что увидеть», – читалось во взгляде Фарида.

Да уж. Когда столица предстала перед нами, я был совершенно уверен, что мы попали не туда, что это какой-то другой город. Выражение, появившееся у меня на лице, было Фариду не в новинку – ведь он то и дело возил сюда старых кабульцев. И физиономии у всех были такие же обалдевшие.

Он угрюмо хлопнул меня по плечу:

– Добро пожаловать на родину.

Куда ни посмотри – груды камней и нищие. В мое время тоже были попрошайки – Баба, выходя из дома, всегда брал с собой пригоршню мелочи и никому не отказывал в милостыне. Теперь нищие кучами сидели на каждом углу – грязные, в жутких лохмотьях, с протянутыми руками. И большинство – дети, худенькие и печальные, некоторые не старше пяти-шести лет. Безмолвные матери, закутанные с головой, прижимали их к себе, а дети тянули нараспев: «Бакшиш, бакшиш». Безотцовщина, с запозданием понял я. Все война и война – мужчины теперь в дефиците.

Мы тихо ехали к Карте-Се по улице Джа-де Майванд, некогда одной из самых оживленных в городе. Пересохшая река Кабул осталась на севере. На холмах виднелись остатки стен старого города. Чуть дальше к востоку находилась горная цепь Ширдарваза и древняя крепость Бала Хиссар. Ее в 1992 году занял доблестный полководец Достум[40], и с этих склонов моджахеды целых четыре года засыпали Кабул реактивными снарядами, – последствия обстрелов я теперь видел собственными глазами. В старые времена именно отсюда раздавались залпы «топе чашт» – «полуденной пушки», возвещающей середину дня, а в течение священного месяца Рамадана также наступление ночи. Выстрелы были слышны во всем городе.

– В детстве я частенько проходил по Джаде Майванд, – пробормотал я. – Здесь были магазины, гостиницы и рестораны. И неоновое освещение. Я покупал воздушных змеев у старого мастера Сайфо. У него была своя лавка рядом со зданием полицейского управления.

– Полицейское управление и посейчас здесь, – сказал Фарид. – Стражей порядка в городе хватает. Только воздушных змеев на Джаде Майванд теперь не купить. Да и во всем Кабуле тоже.

Улица смахивала на гигантскую песочницу, где играли малыши, пока их не спугнул ливень, – оплывшие груды строительного мусора словно кучи песка и редкие стены, иссеченные огненным дождем. Из развалин торчал изрешеченный пулями рекламный плакат «DRINK COCA-СО…», среди битого кирпича и искореженной арматуры сновали дети. Народу было немало, некоторые даже на велосипедах или в повозках, запряженных мулами. Одинокий дымок вдали, масса бродячих собак и пыль, пыль, пыль…

– А где деревья? – спросил я.

– Порубили – топить-то зимой чем-то надо. Да и шурави спилили немало.

– Зачем?

– На деревьях прятались снайперы.

Меня охватила печаль – словно я наткнулся на дряхлого больного нищего, в котором после долгой разлуки с трудом можно узнать старого забытого друга.

– Мой отец построил приют в Шари-Кохна, в старом городе.

– Помню. Его разрушили пару лет назад.

– Притормози, пожалуйста. Мне надо выйти. Фарид въехал в узкий проезд у полуразрушенного дома без дверей и остановился.

– Когда-то здесь была аптека. Выбравшись из машины, мы направились обратно на Джаде Майванд и свернули направо.

– Чем это так пахнет? – спросил я. У меня прямо глаза слезились.

– Соляркой. Света в городе по большей части нет, так что многие завели себе дизель-генераторы. Или, на худой конец, керосиновые лампы.

– А ты помнишь, чем здесь пахло в старые добрые времена?

Фарид ухмыльнулся:

– Кебабами.

– Из ягнятины, – добавил я.

– Ягнятина, – просмаковал слово Фарид. – Мясо молодого барашка в Кабуле сейчас едят только талибы. – Он схватил меня за рукав. – Ну вот, накликали. Бородатый патруль уже тут как тут.

К нам приближался красный пикап.

Я видел талибов и раньше. По телевизору, в Интернете, на обложках журналов, в газетах. Живьем – никогда.

И вот они передо мной, метрах в десяти-пятнадцати, и напрасно я старался уверить себя, что странный привкус во рту – это не страх, чистейший и беспримесный. Сердце колотилось, руки сводило судорогой.

Миновав нас, красная «тойота» остановилась. В кузове сидело несколько бородатых молодых людей с суровыми лицами, за плечами автоматы, на головах черные чалмы. Смуглый парень чуть за двадцать с густыми бровями оглядывал окрестности, постукивая хлыстом по борту машины. Наши взгляды встретились, и мне показалось, что с меня мигом содрали всю одежду. Хорошо еще, он долго меня не рассматривал, сплюнул коричневой от табака слюной и отвернулся.

Теперь я снова мог дышать.

Пикап дернулся и покатил дальше по улице, оставляя за собой облако пыли.