Марк сдался и выключил 'геймбой'. Последнее время такое случалось часто, и деваться было некуда. Приходилось молча выносить все это, пока им не надоест. Трудность заключалась в том, чтобы решить, что в это время делать и какую мину держать. Маркус последнее время пытался мысленно составлять списки предметов; у его мамы есть такая игра, где на карточках написаны названия категорий, например 'пудинги', и команда соперников должна угадать двенадцать названий пудингов, написанных с другой стороны на карточке, а потом ваша команда должна угадать двенадцать названий с их карточки, например в категории 'футбольные команды'. Он не мог играть в эту игру прямо здесь, потому что у него не было карточек, да и команды соперников тоже не было, поэтому он придумал свой вариант: он задумывал категорию, в которой было много предметов, например 'фрукты', и перечислял их до тех пор, пока те, кто приставал, не уходили.

'Шоколадные батончики'. Конечно, 'Марс'. 'Сникерс'. 'Баунти'. А батончики с мороженым есть? Забыл. 'Кит-Кэт', 'Марс'.

— Эй, Маркус, а кто твой любимый рэппер? Тупак? Уоррен Джи?

Имена были знакомые, но Маркус не знал, кто это такие, не слышал их песен, да и понимал, что ему можно даже не пытаться ответить на этот вопрос. Ответь он, его бы просто засмеяли.

Он забыл, о чем думал, но в этом-то и заключался весь смысл игры. Вспомнить кучу названий шоколадных батончиков, сидя дома, было бы легко, а тут, когда эти парни над тобой издеваются, практически невозможно.

'Милки Уэй'.

— Эй, карлик, а ты знаешь, что такое минет?

Ники делал вид, что смотрит в окно, но Маркус-то знал, что он ничего не видит.

'Кит-Кэт'. Нет, уже было.

— Пойдем, надоело.

Они ушли. Всего шесть батончиков. Слабаки.

Все трое какое-то время сидели молча. Потом Ники с Марком переглянулись и Марк сказал:

— Маркус, мы не хотим, чтобы ты ошивался рядом с нами.

Он не знал, как реагировать, поэтому спросил:

— Да? А почему?

— Из-за них.

— Да какое им дело до меня?

— Такое. Пока мы с тобой не познакомились, у нас не было никаких проблем, а теперь такое происходит каждый день.

Маркус мог их понять. Он понимал, что, если бы они не подружились, Ники и Марк имели бы такое же отношение к Ли Хартли и его шайке, как коалы к пираньям. А теперь из-за него коалы свалились в воду и пираньи начали проявлять к ним интерес. Пока еще их не тронули, но было ясно, что вслед за обзываниями последуют щипки и укусы. И если задуматься, то оскорбления похожи на пули, потому что случайные прохожие, оказавшиеся на пути, тоже становятся их жертвами. Нечто подобное и случилось с Ники и Марком: он привлек к ним внимание, превратил их в мишени, и если он был им хоть отчасти другом, то должен был держаться от них на безопасном расстоянии. Но проблема заключалась в том, что ему просто некуда было пойти.

Я отец-одиночка. Моему сыну два года. Я отец-одиночка. Моему сыну два года. Я отец- одиночка. Моему сыну два года. Сколько бы Уилл это ни повторял, он все равно имел основания себе не верить; да у него в голове — не ахти какое важное место, но все же! — не укладывалось, что он отец! Он для этого слишком молодой, слишком старый, слишком глупый, слишком умный, слишком бесшабашный, слишком непостоянный, слишком эгоистичный, слишком невнимательный, слишком осторожный (он всегда пользовался презервативами, как бы ни предохранялась та, с кем он встречался, и даже в те дни, когда без этого можно было обойтись); он ничего не знает о детях, слишком любит вечеринки, слишком много пьет, слишком часто употребляет наркотики. Глядя на себя в зеркало, он не видел в нем — просто был не в силах увидеть — отца, и уж тем более отца-одиночку.

А причиной, по которой он пытался разглядеть в себе отца-одиночку, было то, что у него не осталось матерей-одиночек, с которыми можно было бы переспать. Вообще-то, Энджи оказалась первой и последней в этом списке. Конечно, здорово решить, что будущее — за матерями-одиночками, что по всему миру миллионы печальных и беззащитных Джули Кристи, которые только и ждут его звонка, но грустная правда заключалась в том, что у него просто не было номера телефона ни одной из них. Где же они все?

У него ушло больше времени, чем следовало, на то, чтобы понять: у матерей-одиночек, по определению, есть дети, а наличие детей, как известно, исключает возможность посещать вечеринки. Он попытался ненавязчиво навести справки у друзей и знакомых, но далеко в этом направлении не продвинулся. Его приятели либо не были знакомы с матерями-одиночками, либо не желали его с ними знакомить, будучи наслышаны о паршивой репутации Уилла на романтическом поприще. Но тут вдруг он обнаружил идеальное решение проблемы нехватки добычи. Он выдумал себе двухлетнего сына по имени Нед и вступил в клуб родителей-одиночек.

Не многие стали бы так себя утруждать, чтобы удовлетворить собственную прихоть, но Уилл частенько утруждал себя и шел на то, на что другие не пошли бы, просто оттого, что у него была на это масса времени. Ежедневное ничегонеделание открывало перед ним бесконечное пространство, чтобы мечтать, строить планы и притворяться тем, кем он на самом деле не был. Как-то раз, чтобы побороть приступ раскаяния, охватившего его после особенно бурно проведенных выходных, он записался волонтером по раздаче обедов бездомным, и, хоть на работу он так и не явился, сам факт заявки позволил ему несколько дней чувствовать, что, в принципе, он на это способен. То он подумывал завербоваться в 'ВСО'[8] и даже заполнял соответствующие анкеты, то вырезал из местной газеты объявления о том, что требуются учителя для дополнительных по чтению с отстающими, то звонил агентам по недвижимости с планами по открытию сначала ресторана, а потом книжного магазина…

Просто дело в том, что для человека, у которого уже есть опыт притворства, перспектива вступить в клуб родителей-одиночек, не будучи родителем-одиночкой, не является такой уж пугающей и не состовляет особой проблемы. Если это не получится, то просто придется попробовать что-нибудь другое. Ничего особенного.