Энни вгляделась в его физиономию, пытаясь вычленить в выражении лица что-то кроме нетерпения и иронии. Бесполезно.
Лифт остановился, створки двери разъехались. Такер и Джексон вышли на улицу и сразу же принялись ловить такси.
– Как определить свободную машину? – спросил Такер. – Забыл.
– По желтому сигналу.
– Где? Не вижу.
– Не видите, потому что не горит. Потому что такси занято. Послушайте, Такер…
– Пап, желтый!
– О!
Кэб подрулил к тротуару, Такер и Джексон прыгнули внутрь.
– Нам куда, к какому вокзалу?
– Кингс-Кросс. Но…
Но Такер уже принялся рассказывать водителю, куда надо заехать в западной части Лондона, чтобы забрать вещи, как посчитала Энни, из квартиры Лиззи. Энни полагала, что ему следовало бы назвать еще и банк. Денег у него с собой не было, а такси в Лондоне кусается.
– Ты с нами? – спросил Такер, схватившись за ручку дверцы. Вопрос, конечно, риторический, но у Энни возникло желание ответить на шутку шуткой и поглядеть на его реакцию. Она села в машину.
– Надо сначала забрать наше барахло у Лиззи. Расписание знаешь?
– На ближайший поезд не успеем. Но следующий через полчаса или около того.
– Как раз хватит времени купить комиксы для Джексона да выпить по чашке кофе. Что-то не припомню, чтобы я когда-нибудь катался на английском поезде.
– ТАК-КЕР! – вдруг взвизгнула Энни совершенно неожиданно для себя самой и закашлялась. Джексон вздрогнул и испуганно уставился на нее. На его месте она бы задумалась, какое удовольствие ему сулят каникулы у моря. Но как иначе прикажете прервать болтовню Такера?
– Да, Энни. – Такер с улыбкой повернулся к ней.
– Как ты себя чувствуешь? – строго спросила она, автоматически тоже переходя на «ты».
– Прекрасно.
– Разве можно уходить из больницы, никому не сообщив?
– С чего ты взяла, что я никому не сообщил?
– Сужу по твоему поведению. По скорости, с которой ты удрал оттуда.
– Нет-нет, я кое с кем попрощался.
– С кем?
– Ну… Завел там кое-каких знакомых. О, а это ведь Альберт-холл, да?
Она пропустила его замечание мимо ушей. Он пожал плечами.
– Эти… шарики – они все еще у тебя внутри? В Гулнессе их некому будет вытаскивать.
Нет, никуда не годится. Она разговаривает с ним так, будто она его мать, причем родился он где-нибудь в Йоркшире или Ланкашире пятидесятых в семье хозяев захудалого пансиона. Энни почувствовала, что голос ее отдает надраенным линолеумом и отварной говяжьей печенкой.
– Нет. Я же тебе говорил. Может, там остался какой-то клапан для вентиляции, но пусть это тебя не беспокоит.
– Меня обеспокоит, если ты свалишься и дашь дуба.
– Что такое «дашь дуба», пап? – насторожился Джексон.
– Ничего, ничего, Джексон. Шутка такая английская, ерунда. – И Энни: – Мы можем и не ехать к тебе. Если мы причиним неудобство, высади нас у какой-нибудь гостинички.
– Ты с семьей повидался? Со всеми?
Вот одолеет она перечень обязательных вопросов – и сразу станет гостеприимной, заботливой хозяйкой.
– Так точно. Вчера состоялся настоящий дипломатический прием. Все довольны, всё блестяще. Мою священную миссию можно считать успешно завершенной.
Энни попыталась поймать взгляд Джексона, но тот с подозрительным усердием высматривал что-то сквозь боковое стекло. Конечно, она не успела его изучить, но ей показалось, что он умышленно избегает смотреть в ее сторону.
Энни вздохнула:
– Что ж, ладно.
Все, что положено, она предприняла. Спросила о здоровье, о выполнении отцовского долга. Не может же она считать, что он врет. И не хочет к тому же.
В поезде Джексону понравилось. Правда, в основном потому, что Такер разрешил ему навещать вагон-буфет сколько заблагорассудится. Джексон возвращался из своих кондитерских набегов с пастилками, драже, бисквитами, печеньями, пирожными и перекатывал во рту экзотические названия, как дегустатор итальянские вина. Такер между тем потягивал из пластикового стаканчика тепловатый чай и наслаждался видом мелькавших мимо окон коттеджей. Поезд катил по скучной равнине, по небу плыли хмурые серые завитушки облаков.
– Ну и чем там можно заняться, в вашем городишке?
– Заняться? – Энни рассмеялась. – Извини, но Гулнесс и какие-либо занятия никак не совмещаются.
– Что ж, мы ненадолго.
– Пока твои дети снова не удалятся на тысячи миль.
– Тьфу ты.
– Извини.
Извинилась Энни вполне искренне. С чего бы ей его осуждать? Ведь интересен-то он ей именно такой. Какой смысл интересоваться культовым музыкантом, чтобы потом заставлять его вести себя как сельская библиотекарша?
– А Грейс?
Джексон бросил отцу быстрый взгляд, Энни этот взгляд перехватила, подкинула и отпасовала Такеру, предварительно проэкзаменовав.
– Неплохо, неплохо. Живет в Париже с каким-то парнем. Учится на… в общем, на кого-то учится.
– Но я же знаю, что ты с ней не виделся. – Заткнись, ради всего святого!
– Виделся-виделся. Виделся я, Джек?
– Ага. Я видел, как виделся.
– Ты видел, как твой папа разговаривал с Грейс?
– Да-да, видел. Я все время смотрел, а они все время говорили, говорили…
– Маленький брехун, – усмехнулась Энни и добавила в сторону Такера: – А ты большой брехун.
Они промолчали. Может, просто не поняли, что на этом острове означает «брехун».
– Почему именно она? – спросил Такер после паузы.
– Кто?
– Грейс. Почему Грейс?
– Что «почему Грейс»?
– Почему остальных ты стерпела, а Грейс так боишься?
– Я вовсе не боюсь. С чего мне бояться?
Дункану стоило бы проехаться с ними, насладиться этим трепом. Конечно же, Дункан дал бы руку на отсеченье, а впридачу глаз и любую другую часть тела, лишь бы оказаться здесь. А послушал бы – мигом исцелился б от своей одержимости. Любое поклонение гибнет от сближения с предметом. Невозможно восторгаться человеком, который неспешно хлюпает чаем Британских железных дорог и при этом беспардонно врет про отношения с собственной дочерью. Энни хватило трех минут, чтобы ее восхищение и мечтательная опьяненность перешли в нервное и едкое материнское неодобрение. Таким же образом, насколько ей было известно, реагировали на прегрешения своих супругов ее замужние подруги. Она превратилась в жену Такера где-то на пути от палаты к такси.
– А вот
