– Он у тебя без фокусов?

– Управишься.

Они вежливо пропустили друг друга на лестнице.

– Ночью ты нас выкинуть на улицу не можешь.

– Ага. Вот почему ты хотел дождаться, пока Джексон заснет. Рассчитываешь на мою доброту.

Он улыбнулся, хотя в желудке жгло. Спустившись вниз, Такер вошел в кухню, нашел чайник, нажал на кнопку. Дожидаясь, пока вода закипит, осмотрелся, заметил снимок. Он и Джексон. Кэт сфотографировала их, когда они ездили на матч с Филадельфией. Снимок на холодильнике его растрогал. Она взяла на себя труд распечатать, повесить… Он не выглядел здесь злодеем, на этом фото. Итак, ждем, пока чайник вскипятит воду, а хозяйка чайника управится с письмом.

– Значит, так, – сказала Энни, разобравшись с написанным. – Прежде всего, позвони какой- нибудь из жен. Или кому-нибудь из детей. Сейчас же.

– Это все, что ты можешь сказать обо всей моей жизни?

– Звони. Без разговоров. Как я понимаю, среди прочего ты здесь признаешься, что позорно удрал из больницы, прежде чем прибыла Грейс.

– Гм… Ха… Да, точно, я забыл, что в этом еще не признавался.

– Можешь не звонить Грейс, хотя и должен. Но кто-нибудь из них ей передаст. В любом случае, ты должен им сообщить, что жив и здоров.

Он выбрал Натали. Она разозлится, окатит его презрением, но это не смертельно. В конце концов, от нее же не требуется готовить ему супчик на старости лет. Такер набрал номер мобильника Натали, вытерпел все положенные громы и молнии, изложил то, что хотел изложить, и даже дал номер домашнего телефона Энни, как будто собирался остаться у нее надолго.

– Спасибо, – сказала ему Энни и перешла к следующему пункту. – Второе: «Джульетта» очень хороша. Не надо ее втаптывать в грязь. Не смешивай музыку и свои «подвиги».

– Значит, ты осуждаешь меня?

– Да. Ты ужасный человек. Никчемный отец для четырех детей из пяти. Бесполезный муж для каждой из жен, совершенно жуткий партнер для каждой из остальных встреченных тобою женщин. Но «Джульетта» остается вне критики.

– Да с чего ты это взяла? Ты же знаешь, из какого дерьма она выросла!

– Ты когда ее слушал в последний раз?

– Бог мой… Ни разу с момента выхода диска.

– Я слушала пару дней назад. Сколько раз ты вообще ее слушал?

– Ты что, смеешься? Я ведь, если ты не в курсе, ее сделал.

– Слушал сколько раз?

– Всю подряд? С тех пор, как она вышла?

А слушал ли он ее вообще? Он попытался вспомнить. Во всех его отношениях рано или поздно наступал момент, когда он заставал своих партнеров за тайным прослушиванием его записей. Еще не забылись виноватые физиономии застигнутых врасплох «браконьеров», среди которых была даже парочка его детей. Слава богу, не Грейс. Впрочем, он слишком мало ее знал, чтобы поймать за каким-нибудь подпольным занятием. Он покачал головой.

– Что, ни разу?

– Не уверен. Но зачем мне вообще ее слушать? Я ведь играл эти песни на сцене, иногда изо дня в день, можешь ты это понять? И если бы в них что-то было, я бы заметил. Но в том-то и дело, что там только одно вранье.

– Ты хочешь сказать, что искусство — вранье?! О господи.

– Я хочу сказать, что мое… кхм, искусство – точно подделка. Погоди, я попробую объяснить по-другому. Я хочу сказать, что мой альбом – лживый кусок дерьма.

– И ты думаешь, меня это волнует?

– Мне бы не понравилось, если бы я вдруг узнал, что Джон Ли Хукер был белым бухгалтером- счетоводом.

– А кем он был?

– Он умер, – буркнул Такер.

– Ну что ж, я не знала. Но проблема в том, что ты утверждаешь, будто я идиотка.

– Хм… С чего это ты взяла?

– Как же, я слушала «Джульетту» сотни раз, и она все равно не кажется мне пустой и поверхностной. Значит, я тупая как пробка. Дело упирается в факты. Альбом дрянь – факт. Я не могу усвоить факты – тоже факт. Следовательно, я дура.

– Нет-нет. Я этого не имел в виду. Извини.

– Тогда давай сравним твое ощущение «Джульетты» с моим.

Такер задумчиво уставился на Энни. Ему показалось, что она сдерживает раздражение. Стало быть, не притворяется, стало быть, его музыка для нее что-то значит. И он это «что-то» оплевал.

Такер пожал плечами:

– Не могу. Дежурная фраза: любое мнение имеет право быть услышанным.

– Но ты в это не веришь.

– В данном случае не верю. Скажем, я шеф-повар, ты зашла в мой ресторан и рассыпаешься в похвалах моим блюдам. А я знаю, что нассал в каждую тарелку, прежде чем подать ее на стол. Так что твое мнение имеет право на существование, но…

Энни сморщила нос и рассмеялась:

– …но демонстрирует, что я, мягко выражаясь, не гурман.

– Именно.

– Гениальный Такер Кроу полагает, что серый слушатель не способен опознать вкус и запах мочи в предлагаемой ему музыке.

Именно так Такер Кроу и полагал во время последнего концертного тура. Он презирал себя, но еще больше – всех тех, кто хлебал его варево. Одна из причин, облегчивших разрыв со сценой и с музыкой.

– Для тебя не секрет, что злодей может быть гением? – спросила Энни.

– Конечно. Кое-кто из тех, чьим искусством я восхищаюсь, полные ублюдки.

– Диккенс по-скотски относился к жене.

– Но Диккенс не сочинял мемуаров под названием «Ах, как люблю я милую женушку».

– Но ты тоже не сочинил цикла под названием «Джули Битти – глубокая и тонкая натура, и я никого не буду трахать, пока я с ней». Какая разница, откуда появилось вдохновение. Ты считаешь, что твой порыв – случайность. Но верь или не верь, нравится тебе это или нет, на альбом тебя вдохновила именно Джули, и этот альбом прекрасен.

Кроу вскинул руки над головой и засмеялся.

– Чего ты? – удивилась Энни.

– Не верится, что после всего того, что я о себе рассказал, мы пришли к тому, как я велик и неподражаем.

– С чего это тебе в голову взбрело? Снова путаешь разные понятия, Такер. Ты мелкий, жалкий, самовлюбленный… говнюк.

– Премного благодарен.

– Сам напросился. Но мы говорим не о тебе, а о том, что ты создал великий альбом.

Он улыбнулся:

– Ладно. Комплимент принимается, хоть я ему и не верю. И оскорбления принимаются. Честно скажу, меня раньше ни разу не называли говнюком. Я в восторге.

– Просто ты не слышал. Наверняка называли. В Интернет-то заглядываешь? Конечно заглядываешь, ведь там мы и познакомились.

Энни замолчала. Такер понимал, что она хочет сказать еще что-то, но почему-то не решается.

– Давай уже, выкладывай, – велел Такер.

– Я тоже должна признаться кое в чем. Может, почти таком же гадком, как и твои прегрешения.