Прислонившись к двери, на меня смотрел Подслушивающий Вилли. Это был злой, больной Вилли, носящий тот же замызганный свитер и кеды.

— Какого черта ты здесь делаешь? — выпалил я.

Он криво усмехнулся.

— Меня не удержит ни один замок, старик. Я открою любой в городе. Где Джош?

— В Вашингтоне. Начинаются слушания.

— Да. Читал. Вы вызвали Джентайла?

— Чего ради? Ты ничего не дал на него.

Его лицо перекосилось от ярости.

— Ты, старый сукин сын! Помолчи! Я нашел уйму всего на Джентайла. Он просто распутный ублюдок.

Он подошел к столу и опустил на него свой кулак. По размеру он напоминал боксерскую перчатку.

— Почему Джош не пришел ко мне, когда я звонил? Может, он теперь не желает заниматься Джентайлом? Может, вы, парни, продали нас Джентайлу и его черным коммунистам в Сити-Холле?!

Я старался сдержать дрожь в голосе:

— Минуточку, Вилли, не надо волноваться. Джош работает над Джентайлом день и ночь. Ты знаешь, мы хотим добраться до него так же сильно, как и ты. Комитет был бы очень рад, если бы на него что-нибудь было…

Мой голос оборвался, а его маленькие, глубоко запавшие глаза изучали меня.

— Я все же думаю, что ты врешь, старик, — ответил он, но, казалось, что его ярость испарилась. — Я думаю, ты продал нас. — Он подошел к окну и взглянул на Сити-Холл. — Я нашел такое на этого мерзавца, что у тебя волосы встанут дыбом, если узнаешь, что было в Вашингтоне, когда он занимался сводничеством для больших шишек в госдепе. Хотелось бы тебе поболтать с маленькой, симпатичной китаяночкой, которой приходилось щекотать ему брюшко? Как бы тебе понравилось, если бы она засвидетельствовала, что телепродюсер посылал каждое воскресенье Джентайлу женщин для вечеринок?

Он повернулся и усмехнулся как сумасшедший.

— Как тебе это понравится, старик?

— То, что он спал с девушками по вызову, не может являться предметом расследования комитета Конгресса, Вилли, — заметил я.

— Но это преступление, если он занимался сводничеством для китаез и черных комми! — крикнул он. — Так они и получают секретные данные — с помощью шлюх и пьянства.

Он указал пальцем на Сити-Холл.

— Скажешь Джошу, что я хочу его видеть. Скажешь ему, что я раздобыл материалы, которые пригвоздят этого парня к стене. Скажешь, понял?

— Хорошо, Вилли, — согласился я, — скажу.

Он зашагал к двери так, что пол сотрясался.

— Скажи ему еще кое-что, старик… скажи, если он не использует мой материал, может, слушаний и не будет.

— Не глупи, — произнес я, — все уже назначено.

Он вновь усмехнулся.

— Может, все можно и отменить.

— Где ты оставил автобус, Вилли? — спросил я в надежде, что он побыстрее уберется. — Ты ведь не любишь ходить днем.

— В здание можно попасть не только через главный вход, — ответил он, потом рывком распахнул дверь. — Скажи Джошу.

Он ушел. Я подбежал к окнам, попеременно глядя то в окно, выходящее на Бродвей, то в окно, смотрящее на Парк-Плейс. Но Вилли не появлялся. Неожиданно я вспомнил, как он хвастал, что может путешествовать по всему городу от Бэттери до Кони-Айленда, ни разу не выходя на поверхность.

За день до открытия слушаний Бенни Джелло в сопровождении двух полицейских министерства юстиции был доставлен в вашингтонскую тюрьму, где мы с Джошем встретились с ним. Он явно похудел и сильно нервничал.

— Я был идиотом, что связался с вами, — нервно сказал он. — Уж лучше быть брошенным в реку.

Он оглядел комнату и прошептал.

— На прошлой неделе я получил три предупреждения. А один человек все время твердит, что меня отравят. Он говорит, что я и не узнаю, кто это сделает, просто один глоток и меня отправят в морг.

Джош взял карандаш.

— Назови его имя, Бенни.

— Вы что, спятили? — ужаснулся Джелло. — Пожалуйста, не причиняйте мне неприятностей! Вы не знаете, что такое тюрьма. Меня доставили сюда сегодня утром, и кое-кто уже заявил охранникам, будто надеется, что они будут приглядывать за мной, поскольку им не хочется за меня отвечать. Что это значит? Я помогаю комитету, подвергаю опасности жизнь, а меня даже не могут защитить?

— Минутку, Бенни, — произнес Джош. — Когда мы впервые разговаривали с тобой, ты извивался как змея. Единственно, чего ты хотел, это громко выболтать все, чтобы тебя не могли бросить в реку.

Бенни пожал плечами.

— Река — это, пожалуй, не самое страшное.

— Итак, — прямо предположил Джош, — ты хочешь сказать, что будешь молчать.

— Я буду говорить, — запротестовал Бенни. — Я буду говорить целую неделю, но вы должны гарантировать, что мне не причинят зла.

— Гарантирую, — быстро ответил Джош. — Тебя будут охранять лучше, чем президента.

— И еще, как насчет обвинения? Его снимут, правда?

— Конечно, — ответил Джош. Потом, демонстрируя сердечность, он хлопнул Бенни по спине. — Забудь, Бенни. Мы обо всем позаботимся. После слушаний ты получишь условный приговор, женишься на Молли и отправишься в путешествие, идет?

Бенни смягчился.

— Что я могу сказать? Я в ваших руках. — И он нервно добавил. — Вы уверены, что здесь достаточно охраны? Эти братья Сингеры просто ненормальные. Да и Сондерс имеет контакты с очень крутыми ребятами.

— Забудь о нем, — приказал Джош, — давай пробежимся по твоему рассказу с самого начала.

Мы провели с Бенни четыре часа. Джош заставлял его повторять свою история вновь и вновь, внезапно задавал ему вопросы, словно въедливый окружной прокурор, потом перекручивал ответы, старался запутать его, пока на белом лице Бенни не выступил пот.

— Хватит! — наконец закричал он. — На чьей вы стороне?

— Полегче, Бенни, — устало произнес Джош. — Я только хотел убедиться, что это все.

Уходя, мы остановились в коридоре тюрьмы у автомата кока-колы и выпили стакан. Напиток был сладковатый, но очень холодный.

— Я и не знал, что комитет добился от окружного прокурора рекомендовать условный приговор, — произнес я.

Джош покачал головой.

— Не добился. Один из следователей сообщил, что прокурор горит желанием засадить Бенни до конца жизни. А начальник тюрьмы получил два ордена из Иллинойса и Нью-Джерси. Они обвиняют Джелло в крупном мошенничестве.

— Боже, — вырвалось у меня, — а ты обещал…

— Что ты от меня хочешь, — спросил он, — чтобы я сообщил ему, что после его показаний они ключи от тюрьмы вышвырнут?

— Келли знает?

— Нет! — рявкнул он. — И, ради Христа, отвяжись от меня.