— И слушать не хочу об этом, — сердито сказала она.

— Но ведь, Юанна, — уговаривал ее Бартолин.

— Если еще станешь говорить об этом, лучше съезжай из моего дома.

— А о деньгах ты подумала?

— Мне хватит и тех, что ты заплатишь за постой.

— Так ведь, Юанна, неужто ты не можешь понять…

Бартолин беспомощно взмахнул руками и снова уронил их,

а женщина по имени Юанна быстро подняла ведро на голову, повернулась к Бартолину спиной, не удостоив его ответом. Гордо, не глядя по сторонам, она быстрым шагом пошла по улице.

Бартолин, стоя под деревом, долго глядел ей вслед, цедя сквозь зубы непристойные ругательства.

«Небось, не ругался, пока мать Хромого Годика могла услышать,»— подумал Силас, сидя на ветке.

— Ха-ха-ха! — злорадно заржал кто-то поблизости, и оба разом — Бартолин на земле и Силас на ветке — повернули в ту сторону голову. Ни тот ни другой не заметили, как дверь соседнего дома отворилась.

— Видно, она не хочет, чтобы было по-твоему! — продолжал злорадствовать голос.

В дверях стоял трясущийся старик, одной рукой он держался за косяк, другой — опирался на палку.

«Резчик, — подумал Силас. — Тот, кто втихаря помогает Годику».

Бартолин что-то зло пробормотал, а старик в дверях, не скрывая, ликовал, задрав кверху кончик седой бороденки.

— И чего же это она не хочет? — смеялся он.

— Заткнись лучше, Петрус, — прорычал Бартолин, снова устремляя взгляд на мать Хромого Годика, которая удалялась в сторону колодца.

Резчик вышел из тени на солнышко, шагая на негнущихся ногах, чтобы поглядеть, что творится на улице.

— Если ты думаешь, что она тебя предпочтет, старая тренога, то ошибаешься, — злился Бартолин.

Силас смотрел попеременно то на седые взлохмаченные волосы, то на улицу, где появился еще один человек. Как только Юанна прошла мимо его дома, он вышел на улицу, увешанный длинными сетками, и довольно бесцеремонно пошел рядом с женщиной, несущей ведро.

Тут старик снова разразился безудержным смехом.

— Ха-ха-ха! А вот и охотник за нутриями появился! — издевался он. — Что ты скажешь о нем?

— Заткнись, Петрус.

«Охотник за нутриями, — подумал Силас и внимательно посмотрел вслед этому человеку, — тот самый, что дает мех Хромому Годику, мех, из которого Годик сделал мне чехол для ножа. Похоже, у него у самого на голове шапка из этого гладкого меха».

— Мне, что ли, решать, за кого пойдет Юанна? — обиделся резчик. — Не моя вина, коли Арон ей милее, чем ты.

И старик уселся на шаткий соломенный стул у стены дома.

— Шлюха! — пробормотал Бартолин сквозь зубы, когда пара скрылась за поворотом.

— Она мне приносит поесть, когда у нее водится еда, — сказал Петрус, тряхнув седой бороденкой в сторону Бартолина.

— Так ты ноешь, поди, каждый день, все уши ей прожужжал. А скажи-ка, что есть у этого задрипанного охотника, чего нет у меня? Глянь-ка на его дом, это не дом, а землянка. Осевший, покосившийся.

— Ха! — возразил Петрус, — может, она и не думает переселяться к нему. Я слыхал, они собираются обзавестись хорошей мебелью, — добавил он, помолчав.

Бартолин в ярости повернулся к нему.

— Заткнись, тебе говорят, старый козел, думаешь, я не знаю, отчего ты за нее заступаешься. Она твой клочок земли обрабатывает.

— Я плачу ей честно заработанными деньгами, — взвыл обиженный резчик тоненьким голоском.

— А я? — проревел разгневанный Бартолин.

— Ты? — пропищал Петрус. — Ты платишь деньгами, которые выманил у других.

Еще несколько женщин с кувшинами и ведрами пошли к колодцу, они оборачивались на ссорившихся, не сбавляя шага, только ребятишки выстроились рядом и слушали перебранку. Первыми вышли из дома Юанны младшие братья и сестренки Хромого Годика. Силас внимательно оглядел их, они были похожи на остальных деревенских ребятишек, и ноги у них были как ноги.

Бартолин с угрозой приблизился к Петрусу, сидевшему на соломенном стуле, но старик был не из тех, кого можно легко заставить закрыть рот, когда он вошел в раж.

— А что, если у охотника тоже есть деньги? — спросил он с невинным видом.

— Ни черта у него нет. Кроме вшей.

— А вдруг все-таки есть? — возразил старик подозрительно елейным тоном.

Бартолин удивился, этого он никак не мог подумать.

— Нет у него ничего, — проворчал он.

Петрус осклабился.

Юанна все не появлялась.

— Что это она не возвращается? — с досадой спросил Бартолин.

— А чего ей спешить? Может, они на бережку ловушки ставят, — предположил, злорадно улыбаясь, старик. — Или его деньги считают.

Он потер свою впалую грудь.

И вдруг издалека донеслись крики работавших в поле мужиков. Силас первый услышал эти крики, Бартолин с Петрусом тоже услыхали и уставились друг на друга. Ребятишки вытаращили глаза.

— Что это? Что там стряслось?

Силас, сидя на дереве, видел, как мужики спешат домой, собираясь в кучки на дороге, как от них отделились двое, один побежал к деревне, другой на выгон, где паслись коровы. Не успел он добежать до стада, как Хромой Годик подал свистком сигнал. Скотина забегала, и Силас понял, что Годик проворно пустил в ход рогатку.

Через минуту мирно пасущееся стадо превратилось в бешеное скопище, несущееся по дороге к дому.

Мальчишка-подросток, которого послали упредить народ, еще на расстоянии стал кричать:

— Иду-у-т! Они иду-т!

Женщины и дети столпились под деревом, на котором сидел Силас.

— Что он говорит? Что это он сказал? — спросил старый резчик, приставя руку к уху и повернув его в сторону крика.

Ответа не последовало. Бартолин, растолкав женщин, тяжело потрусил в сторону колодца.

Новость о приближающейся опасности облетела все дома, и всяк, кто мог двигаться, выбежал на улицу.

— Они идут! И…дут! — неслось отовсюду.

— Кто идет?

— Идут, идут!

— Наши мужики?

— Грабители!

— А как же наши коровы?

— Идут! Идут!

«Грабители? — подумал Силас. — Тут что-то не так, что они еще выдумали?» Ведь грабитель-то был один, он сам.

— О, господи, — стонали женщины, ломая руки и пытаясь загнать ребятишек в дома. Но все было